оживлена и обеспокоена больше обычного.
— Есения, — бросилась она ко мне, как только увидела в холле. — Данил Сергеевич! Он…
— Очнулся?
— Да! — взволнованно. — Открыл глаза сегодня! Представляешь!
— Слава Богу! И?
— Не знаю. Доктора его смотрят.
Я застыла в коридоре. Душа разрывалась, тянула меня скорее к Дане и к папе. Я не знала, как поступить.
— Иди к сыну, — послышался над ухом уверенный голос Леши. — К отцу тебя сейчас не пустят. А я пока все узнаю.
— Но ты же не родственник.
— У меня есть кое-что получше! Новый врач — хороший знакомый моего знакомого. И я участвую в расследовании о беспределе прошлого состава врачей. Я узнаю больше чем ты и быстро. Иди!
Это необъяснимое чувство, когда тебе есть на кого положиться. Я совершенно отвыкла от такого. Раньше все двери были закрыты. Прошлый врач отца всегда бесил своим снисходительным тоном. Он изъяснялся только сложными медицинскими терминами и ничего не пояснял. Мне всегда казалось, что с ним все нечисто, но ничего сделать, и уж тем более доказать, я не могла.
Иду в палату к Дане. Как раз привозят завтрак. Мой малыш сидит в кровати, сонно потирая глаза. Только проснулся. Но самое главное, что он уже похож на нормального ребенка. Из движений пропадает заторможенность, и взгляд становится все более живым.
— Мамочка, привет, — сразу прижимается ко мне мой зайчик. Всегда со сна он мягкий, теплый, жмется к моей груди, замираю от непередаваемых ощущений счастья.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально! — ворчит. — Я гулять хочу и играть. А тетя медсестра мне не разрешает. Кричала на меня.
— Больше мы не разрешим ей кричать. Я пришла, и если ты будешь послушным, то все тебя будут только хвалить.
— Я домой хочу!
— Скоро поедем. А сейчас давай кушать.
— Я не хочу эту гадкую кашу. Я хочу тортик! — Даня начинает капризничать. Каша и правда ужасная, но своей едой ребенка пока кормить не разрешают.
— Давай так, если ты съешь эту кашу, я дам тебе вкусное печенье.
— Нет. Не буду! — надувает губы мой мальчик. Характером он весь в меня! Поэтому жаловаться здесь бессмысленно. Если сказал, что не будет, спорить бесполезно.
— У меня есть другое предложение! — вдруг раздается за моей спиной.
— Папа! Я не хочу есть кашу! — капризно.
— Я ее тоже не люблю, но готов разделить с тобой эту участь, — вздыхает Леша. — Как настоящий мужчина. Ты же мужчина?
— Да!
— Ты когда вырастешь, в армию пойдешь?
— Наверное.
— Вот! А там кормят кашей, знаешь почему?
— Почему?
— Потому что от нее появляются силы и здоровье!
— Правда? — ведется Даня.
— Да, — уверяет Леша. — Ты гулять хочешь?
— Да!
— Поешь кашу, пойдем гулять!
— Да! Но ты обещал мне помочь, — хитро прищуривается Даня.
— Конечно, помогу. Я тоже съем несколько ложек. Но тебе оставлю больше
— Почему? — кривится.
— Смотри! — Леша подает малышу руку, поднимает рукав, обращая внимание на крепкие руки. — Потрогай!
Даня озадаченно пальчиками пробует на прочность его бицепс.
— Хочешь такие?
— Да!
— Тогда ешь кашу!
— А сколько нужно съесть? — обреченно.
— Пока одну порцию.
— А потом?
— А потом — как доктор скажет.
— А ты сколько съел?
— Много. Но дело не только в каше. Нужно заниматься физкультурой, а для этого нужны силы, и каша эти силы дает. Понял?
— Кажется да. А без каши нельзя?
— Сегодня нет.
— Ну хорошо, — вздыхает малыш. — Давай свою кашу.
Я в шоке. Сын ест совершенно невкусную овсянку. Мне его даже жалко. Но он справляется.
Леша тепло смотрит на ребенка, у меня щемит внутри. Слезы подступают к глазам. Чувствую, как меня за руку берет сильная мужская ладонь. От этой молчаливой поддержки слезы срываются из глаз.
— Мама, ты почему плачешь?
— Нет, мой золотой, все в порядке. Я просто рада, что ты поправляешься.
— А вы с папой помирились?
— Да. Теперь мы будем жить мирно и весело! — уверяет Леша.
— Круть! — радуется малыш, а я вижу по взгляду Алексея, что для него общение с сыном тоже не дается легко. Он трепетно сжимает детскую ладонь, а Даня вдруг бросается ему на шею.
— Папа, я так рад, что вы помирились! Я так ждал тебя! Спасибо!
Все. Я реву. Леша тоже прикрыл глаза, отчаянно пытаясь скрыть бушующие чувства. И только наш малыш светится от неподдельный детской радости. Это непередаваемые эмоции. По силе похожие на те, когда мне впервые положили ребенка на грудь. Тогда тоже переполняло счастье, но чего-то не хватало. Точнее кого-то. Его, моего мужчины рядом. Сейчас этот недостаток исправлен, я впервые за долгое время чувствую себя целой и счастливой!
***
Сегодня мы забираем Даню домой. Это очень волнительно. Прошедшие несколько дней не дались нам легко. Я чувствовал сомнения Синички, пытался ее успокоить, но пока не смог победить их до конца.
Сын вызывал во мне какие-то дикие чувства. Это непросто — принять факт наличия уже настолько подросшего ребенка. Он тянулся ко мне, и это радовало. Но пенило, что сын по-прежнему воспринимает меня тем папой, который раньше не обращал на него внимания. И теперь нам предстояло объяснить ребенку, что я другой человек, но как он это воспримет — неизвестно. Пока мы тянули с этим вопросом.
Физически Данилка уже почти полностью оправился от искусственной комы, в которую его поместили эти отмороженные идиоты. Некоторые последствия еще сохранялись, мы все еще с осторожностью относимся к ребенку, не разрешаем ему бегать, прыгать, соблюдаем определенную диету.
Я забираю Синичку и Даню из больницы. На заднем сидении мальчик находит большую коробку с железной дорогой, и его детский восторг тут же передается мне. Мы спешим домой. Дело важное. Собрать железную дорогу и запустить поезд — это не шутки!
Пока Синичка накрывает стол, Даня в нетерпении распечатывает коробку. У него не получается, картон рвется.
— Стой! — говорю строго. — Сначала мыть руки и кушать. Потом будем играть.
— Но я хочу хотя бы взглянуть. Одним глазком. Можно? — Даня строит такие просящие глаза, что устоять невозможно.
— Хорошо! — сдаюсь я. — Одним глазком. Пока мама не видит. Давай!
Помогаю справиться с упаковкой, высыпаем все детали на пол. Даня хватает паровоз, округляет восхищенные глаза.
— Класс! Я мечтал о таком! Супер! Он как настоящий! — возит его по ковру. В комнату заглядывает Яся.
— Так! И что это такое? — строго смотрит она на нас. — Мы же договаривались!
— А мы ничего такого и не сделали еще, — развожу я руками. Даня тоже строит совершенно невинный взгляд. — Паровоз тоже будет суп, да? Он же супом заправляется?
— Да! Супом! — серьезно кивает Даня.
— Вот. Сейчас все вместе заправимся и
