Время занятий тянется, как вязкий кисель.
По совету Миланы я весь день начеку: ожидаю неприятностей, но их чудесным образом не случается — на переменах звезда и ее верные фрейлины разглядывают косметический каталог, в столовую не идут вообще, зато Клименко берет в буфете томатный сок, бежит через весь зал и устраивается рядом.
— Ну как, готова? — Медовые глаза лучатся оптимизмом и неприкрытым интересом. — Сегодня в нашем распоряжении малый зал. Елена занята, ключи у меня. Отработаем движения.
Он крутит на пальце связку с номерком кабинета, похабно скалится, но невинно хлопает медовыми глазами.
По спине ползут мурашки: он как кленовый сироп. Сладкий, липкий, и, кажется, я его переела...
Жадно глотаю минералку, давлюсь и хриплю:
— Тебе придется сложно, ибо я не умею даже нормально ходить и падаю на ровном месте.
— Я видел... — кивает он, намекая на позорную запись и мои трусы в цветочек, а я краснею как рак. — Не переживай. Ты в надежных руках.
— Попробую не отдавить тебе ноги. Я пойду, Артем. И ты лучше не опаздывай на физику!
* * *
Пасмурная промозглость за окнами перетекает в ранний вечер, в коридорах царит полумрак, хотя стрелки часов едва подкрались к трем пополудни.
Впереди вразвалочку шагает Артем, но, вспомнив обо мне, останавливается и заботливо отставляет локоть:
— Не повтори эффектную сцену с падением. Не хочу, чтобы малышня пялилась на твой зад.
В глубине души я бешусь и бунтую: на мой зад он не имеет решительно никакого права, но на деле с готовностью цепляюсь за его руку.
Странное предчувствие покалывает кончики пальцев, но я прибегаю к доводам разума и отгоняю паранойю: мы вместе по велению завуча. Просто танец. Просто совместный проект.
Артем подбирает в связке подходящий ключ, чертыхаясь, с трудом проворачивает его в замке и впускает меня в малый зал — кабинете с высоченным потолком и черными глухими шторами на окнах.
— Добро пожаловать в логово ведьм! — провозглашаю я. — Здесь изредка показывают научно-популярные фильмы, а в остальное время царит кромешная тьма. Обожаю это место! В пятом классе наши общие товарищи решили, что оно идеально подходит мне в качестве жилья и заперли до самого вечера.
Нашариваю на стене выключатель, над невысоким постаментом у стены вспыхивают ряды ярких ламп. Артем щурится, словно породистый кот и, присвистнув, осматривается:
— Крипота. У меня мурашки размером со слона.
— Привыкай! — вздыхаю, прохожу к допотопному компьютеру, стыдливо спрятанному за ширмой, и обнаруживаю у монитора диск с названием: «Anoice. Аutumn waltz», приготовленный Еленой. Щелкаю мышкой, и по помещению, попутно всколыхнув шлейф воспоминаний о недавней «междугородней» прогулке с Глебом, разносится нежный, искажаемый эхом мотив.
Артем в два шага оказывается рядом.
— Слышал, ты имеешь представление о танцах. Тогда будем действовать по старой схеме и просто доведем номер до автоматизма. Все получится, главное, чтобы на сцене не сдали нервы.
Он кладет на талию горячую руку, притягивает меня к себе и увлекает в танец, а я превращаюсь в желе. То есть, наверное, именно так себя и чувствует желе: ни сил, ни воли, ни связных мыслей.
Артем вовремя уворачивается от моих тяжеленных ботинок и подсказывает:
— Представляй на полу квадрат. Держи спину прямо. Расслабься.
И вдруг происходит то, чего я так страстно желала в начале сентября и до одури боялась в последние дни: его ладонь сползает ниже поясницы, в глазах зажигаются огоньки, похожие на отблески горящих спичек, а идеальный рот расползается в приторной ухмылке.
Выпутываюсь из не в меру крепких объятий и отстраняюсь, но в следующий миг не вижу в мимике Клименко даже намека на флирт. Он взвивается:
— Нелли, что не так?! Я помогаю, как могу, постарайся не сбиваться с шага!
— Все так, прости... — бубню, тщательно скрывая смущение. Мне показалось. Или... нет?
Неопределенность становится комом в желудке. Приоритеты сменились, домогательства местной звезды больше не являются пределом моих мечтаний, но на репетициях мне придется быть с Артемом наедине и находиться слишком близко.
* * *
Поскорее отделываюсь от назойливой опеки Артема, влетаю в подъезд, первым делом достаю телефон и, переводя дыхание, хриплю:
— Глеб, как все прошло? Надеюсь, ты справился. А я откажусь, пожалуй. Моим партнером будет Клименко. Он ко мне лезет и заставляет нервничать. То есть, я понимаю: в вальсе не обойтись без тесного контакта, но... Так ли нужно участвовать и блистать на дурацком школьном мероприятии? Это желание запоздало лет на десять!
Мне необходимо облегчить душу, найти поддержку и проверить в действии теорию мамы. Глеб должен разозлиться, отговорить меня от участия, согласиться, что наша идея изначально была тупой, приправить все сказанное шуткой и разрядить обстановку, и тогда я собственноручно наберу номер Миланы и с легким сердцем объявлю, что готова отойти в сторону.
Отправляю Глебу голосовое и, прислонившись к холодной обшарпанной стенке между первым и вторым этажами, жду ответа, но он не появляется в сети.
Глава 31. Глеб
Когда мы с Нелли затевали тот спор, я понятия не имел, чего именно ждать. Просто представлял себя на месте Макарова. Что хожу весь такой важный, а все вокруг подобострастно заглядывают в глаза, угождают и слушаются. И что больше никому не приходит в голову меня подстёбывать или делать из моих фоток мемы. А стоит достать сигарету, как перед носом вспыхивает с десяток огоньков зажигалок. И что еду в столовой можно брать без очереди, и кажется, будто тебя уважают и любят, и не нужно озираться и постоянно быть начеку, чтобы дать отпор.
На деле же получилось, что когда после моей немного пафосной, но по большей части совершенно искренней речи о Макарове, я ощутил резкий прилив всеобщего дружелюбия и симпатии, то неожиданно растерялся. У меня не получалось принимать это внимание, как должное, я смущался и отвечал, что дело не в смелости, а в том, что у меня не было другого выхода, и если бы не ролик Гальского и не требование директрисы, я бы и рта не раскрыл. Отчего Гальский весьма умело подстроился под ситуацию, объявив мне, что я его должник, а для всех остальных прикрыв свой гадкий поступок «лучшими побуждениями» и стремлением восстановить справедливость. Однако оказавшись перед директрисой, он обвинил во всём Румянцеву и сказал, что она заставила его угрозами. Родителей Румянцевой вызвали в школу и я почувствовал себя виноватым, хотя точно знал, что сделал всё, чтобы избежать всеобщих неприятностей.
Шобла, получив обещанные деньги, осталась очень довольна и как-то сразу прониклась ко мне доверием. Так что в среду Титов даже позвал к себе в гости после школы. Я знал, что они иногда заваливались всей компанией к нему или к Моргуновой и зависали на квартире до прихода родителей. Дружить я с ними не особенно рвался, но было любопытно посмотреть, что они там делают и чем вообще живут.
— Чтобы быть популярным и уважаемым необходимо общаться с людьми, даже если они тебе и не очень нравятся, — советовала мне Румянцева, и пусть я уже не особенно желал этой мифической популярности, к Титову всё-таки решил сходить.
Но одно дело заявиться за гаражи и с идиотским вызовом изображать храброго портняжку, и совсем другое — непринуждённое приятельское общение. Мне хорошо давалось отгораживаться и защищаться, и совсем не получалось изображать расслабленное дружелюбие. Нет, я не испытываю по отношению к ним ни развившегося за эти годы высокомерия, ни затаённой обиды, но и потребности сблизиться не ощущаю, и пока мы все вместе идём до дома Титова, ругаю себя за то, что принял это предложение.
Их шутки я не понимаю, ржать и материться на всю улицу не умею, а когда на узкой дорожке Ляпин, размахивая руками, случайно задевает женщину, и я за него извиняюсь, они снова косятся на меня, как на ненормального.
