у самой тоже есть оружие.
Падаю на старика, от неожиданности он заваливается назад и ударяется головой о стекло.
- Сссука… - в маленьких глазках, наконец, мелькает осознание того, что на него кидается беспомощная девчонка.
В нос ударяет тошнотворный запах. Смесь затхлой старости, лекарств и гнилых зубов.
Я бью пистолетом куда придется, попадаю в шею. Он глухо орет, хватает мою руку, пытается заломить назад, и у него почти получается. Мои пальцы выпускают тяжелый ствол, который с глухим звуком падает ему под ноги.
Сопротивляюсь, поражаясь, откуда у больного дряхлого старикана столько силы. Вдруг вспомнив, что эта мразь отдал приказ убить моих родителей, убить меня и сейчас собирался стрелять в Алекса, чувствую, как ярость наполняет мои мышцы силой.
Хлещу его, что есть силы, по лицу, как кошка, запускаю ногти в дряблую кожу щек.
Он визжит, скалится так, что не поймешь, маньячный смех это или страдание. Мы боремся молча, он бьет меня в живот, а я добираюсь до его тонкой шеи и обхватываю ее пальцами обеих рук.
Он хрипит, распахнув пасть, обдает мое лицо зловонным дыханием.
- Сссука-а-а…
Я усиливаю давление и чувствую, как под ребра давит холодный металл.
Все. Мне конец.
Снаружи слышатся крики, затем одиночные выстрелы. Валентин отвлекается, чем я и пользуюсь. Подавшись вправо, пытаюсь увести тело в сторону. Падаю локтем на дверь, увлекая его за собой.
Одной рукой держась за ворот рубашки, второй судорожно шарю по панели, на ощупь нахожу рычажок, обхватываю указательным пальцем, дергаю, а когда дверь распахивается, валюсь спиной назад.
Он не пытается удержать мое тело, оскалившись, направляет на меня оружие и нажимает на курок.
Глава 50.
Ощущение, которое я испытываю в следующее мгновение не описать словами. Это как умереть сто раз подряд. Густая, концентрированная боль взрывает тело.
Плечо ударяет так, что мне кажется, будто руку оторвали от тела с мясом. Переломали все кости и разорвали сосуды.
Широко раскрытыми глазами я смотрю в глаза своего мучителя и ловлю момент, когда в его лбу образуется красная дырочка.
Шумов заваливается назад, а я мешком валюсь на землю, наполовину закатываясь под машину.
Глядя прямо перед собой, вижу над лицом подошву ботинка Валентина.
На полянке сильно стреляют, все кричат, кто-то стонет. Я лежу с вывернутым плечом и умоляю небеса дать возможность мне отключиться.
- Ирма!!! – слышу вдалеке душераздирающий вопль дяди.
Слабо улыбаюсь.
Жив. Слава Богу, он жив.
- Ирма… - топот приближающихся ног и склоненное надо мной белое лицо Алекса, - Ирма, девочка…
- Плечо… - шевелю губами.
- Бл@ть! Твою мать, Ирма!.. Какого хрена?!
- Больно…
- Знаю, любимая, знаю… Придется потерпеть…
Быстро оглядывается, кого-то подзывает, вскоре около нас появляется один из наших охранников, имени которого я не знаю.
Вдвоем они осторожно поднимают меня с земли, но все равно не могу сдержаться. Хрипло кричу, потому что по ощущениям мне руку выдирают заново.
- Быстро, Макс! Бегом! – командует Алекс.
Тот убегает, а Грозовой несет меня к одному из внедорожников.
- Терпи, моя хорошая, терпи, любимая… - приговаривает он.
Кто-то открывает нам дверь, и Грозовой укладывает меня на заднее сидение, осторожно поправляет ноги, но прежде, чем он закрывает дверь, я успеваю увидеть, что он весь в крови. Руки, белая рубашка и даже ремень.
В моей крови.
Чуть повернув голову, смотрю на себя. Я точно такая же, платье наполовину стало бурым.
Страшно. Я боюсь умереть.
В голове хлопает дверь, рядом садится Алекс и, приподняв мою голову, кладет ее себе на колени.
- Газуй!
Машина трогается с места. Преодолевая неровности, движется крайне медленно, но я все равно не могу сдержать глухих стонов.
Алекс, тяжело дыша, смотрит на мое плечо. Откуда-то достает чужую куртку и зажимает ей рану.
- Ай! – вскрикиваю я.
- Тшшш…
Я послушно замолкаю. Рвано дыша, прикрываю глаза.
- Не отключайся, Ирма… держись, - шепчет напряженно.
Отрицательно качаю головой. Мол, нет, не отключусь.
- Дядя…
- В порядке… немного зацепило ногу… царапина…
- А… - хочу спросить про крестного, но Алекс не позволяет.
- Молчи… не разговаривай, тебе тяжело.
Облизываю сухие губы и смотрю в его глаза. Он напуган и он в бешенстве. Зол на меня за мою самодеятельность, но сейчас ругать не станет. Оторвется, когда поправлюсь.
- Все в порядке, Ирма… кроме тебя, - все же не удерживается от упрека.
- Он в тебя целился.
Алекс прикрывает глаза, кадык на шее резко дергается.
Больше он ничего не говорит. Одной рукой удерживая мою голову, второй – зажимает рану.
В больнице нас уже ждут. Первого, кого я вижу, когда открывается дверь, это сама Сарматова, владелица клиники.
- Давай ее сюда, - деловито велит она.
Алекс помогает меня вытащить и уложить на носилки. А дальше, не выпуская моей здоровой руки, быстрым шагом идет параллельно с каталкой.
Я держусь за него как за последний оплот надежности и надежды на лучшее. У дверей операционной он склоняется надо мной, обхватив лицо пальцами, целует в губы.
- Ирма, я никуда не уйду, буду сидеть здесь и ждать тебя.
- Я знаю, - всхлипываю тихо, - я тебя люблю…
- Люблю всем сердцем, - шепчет в губы, - и помни, ты мне ребенка обещала.
Ребенка… Боже…
Зажмурившись, чувствую, как из глаз бегут слезы.
- Давай – давай, Алекс… - прерывает нас голос Сарматовой, - кыш отсюда!
Он прижимается к моим губам еще раз и отпускает руку.
А затем все происходит очень быстро. Со словами «поспи чуть-чуть», анестезиолог вводит в вену наркоз, и я сразу отключаюсь.
Это происходит со мной впервые. До этого, несмотря на мою болезненность и слабый иммунитет, я под наркозом не была ни разу. Он похож на сон, только более крепкий, яркий и насыщенный сновидениями.
Я вижу маму и папу. Они никогда не снились мне раньше, а сейчас выглядят такими реальными, что я решаю, что умерла и встретилась с ними на том Свете. При этом ни страха, ни сожалений не чувствую. На душе светло.
- Тебе рано, еще, доченька, - тепло улыбается мама.
- У тебя жизнь только начинается, - добавляет папа.
Ответить у меня не получается, я словно наблюдаю за ними со стороны. Хочу к ним приблизиться, но ударяюсь в прозрачную стену, безмолвно плачу и наблюдаю, как, взявшись за руки они от меня уходят.
Мама
