и у меня даже получается это нормально сказать, между прочим, потому что речь идет о тебе.
Твои глаза расширяются от ужаса и умоляюще смотрят на меня. Я не прекращу, Эмилия. Ты этого хотела. И это твое наказание.
— Расскажи им, кто кого первый трахнул. И кто забрел в чей подвал во второй раз. Случайно.
— Мейсон, пожалуйста. — Тебе хочется сквозь землю провалиться, Эмилия. Но ты должна все обьяснить.
— Мейсон хватит, — серьезно говорит мой отец.
Я качаю головой.
— Не думаю, что хватит. Это только начало.
— Иди сюда, — вмешивается Райли. — Подальше от этого психа.
Я смотрю на тебя, Эмилия. Ты не смеешь сделать ни одно неверное движение. Я снова на грани срыва. Райли хочет схватить тебя за руку, но я уже вижу панику в глазах родителей. Они меня знают. И видят, что сейчас происходит во мне.
Папа повышает голос.
— Райли, не делай этого.
Но он все равно это делает, Эмилия. Он хватает тебя за руку и хочет оттащить от меня, а мне это не нравится, Эмилия. Я оттаскиваю тебя от него, замахиваюсь и слышу мамины крики и звук падающего журнального столика, когда папа прыгает между нами. Но уже слишком поздно. Я врезал Райли. Теперь папа удерживает меня в железной хватке, а мама спешит к Райли и встает на колени рядом с ним, чтобы посмотреть, все ли с ним в порядке. Это идеальное описание нынешней ситуации: мы с отцом на одной стороне. Он едва может меня сдерживать. Райли и моя рыдающая мать с другой стороны, а между нами стоишь ты, Эмилия. Всегда ты. Видишь, что ты сделала с нашей семьей? Я не люблю, когда мама плачет.
— Отпусти меня! — ору я и пытаюсь вырваться. Но папа заломил мне руки за спину и крепко держит. — Я убью его!
А потом снова ты, Эмилия. Стоишь передо мной. На этот раз не боишься до меня дотронуться, потому что мой отец держит меня. Ты протягиваешь руки и кладешь их на мои щеки. Смотришь на меня, и все вокруг застилает пеленой. Я вижу лишь твое лицо.
— Мейсон! — твердо говоришь ты. — Посмотри на меня. — Я это делаю, и лишь одно крутится в моей голове.
— Ты трахалась с ним. Я видел это. Ненавижу тебя.
То, что мои слова причиняют тебе боль, видно только по твоим глазам, ты остаешься стойкой. Я не знаю тебя такой сильной, Эмилия. Такой уверенной и решительной.
— Мейсон, что бы я ни сделала, Райли, твои мама и папа ни при чем. Слышишь?
Я зажмуриваюсь.
— Ты хочешь уехать! — с надрывом говорю я. — В Нью-Йорк!
— Так будет лучше для нас всех. Особенно для твоей семьи.
Я громко выдыхаю и смотрю на тебя. Только на тебя. На твои губы и на твои глаза, и на твои волосы. Не знаю, смогу ли я, Эмилия. Не знаю, смогу ли тебя отпустить. Когда-нибудь.
Не знаю, что это, но чувствую себя привязанным к тебе.
— Все будет хорошо, — успокаивающе говоришь ты и запускаешь руку в мои волосы, проводишь по ним пальцами, и мои веки закрываются. Ты встаешь на цыпочки и прислоняешься лбом к моему. Твое дыхание щекочет мою кожу, твой запах заполняет нос, и вдруг остаемся только ты и я. Ты лучше любого наркотика. Бл*дь, Эмилия.
Спокойствие заполняет меня, потому что ты снова поглотила мой гнев. Только через несколько секунд я понимаю, что папа больше не держит меня, Эмилия, а мои руки лежат на твоей талии, твои — на моей груди.
— Ты должен отпустить меня сейчас, Мейсон, — шепчешь ты. Не знаю, смогу ли так поступить, потому что если сделаю, это навсегда. — Мейсон, пожалуйста! — я слышу слезы в твоем голосе. — Не делай все еще сложнее.
Я собираюсь с силами и одним движением отпускаю тебя. Ты слегка спотыкаешься, а я разворачиваюсь и ухожу.
В коридоре бью кулаком о стену, оставляя в ней глубокую дыру, такую же, как ты оставила во мне.
33. Будь счастлива, Эмилия
Китон
Это то, что я имел в виду, Оливия. Я настойчиво смотрю на тебя и надеюсь, что до тебя дошло, что сейчас произошло. Еще никому не удавалось до такой степени успокоить Мейсона.
Райли уже испарился, когда я отпустил Мейсона, и он обнял Эмилию, потому что больше не мог смотреть на это. Все в порядке, Оливия. Тебе не нужно страдать от угрызений совести. Ему просто нужно время, чтобы успокоиться. Он уже не твой маленький мальчик, он теперь зрелый и взрослый, но Мейсон — нет. Мейсону двадцать четыре, он потерялся в себе и вот-вот задохнется под тяжестью своих чувств, если ему никто не поможет, Оливия.
Разве ты этого не понимаешь?
Я смотрю на тебя. В твоих глазах слезы, когда остались только мы двое и Эмилия. Я протягиваю руку, и что бы ни случилось, ты берешь ее и позволяешь мне притянуть тебя к себе.
Детка, все будет хорошо.
Мейсон
Я сижу в своем подвале в позе по-турецки и слушаю музыку, чтобы расслабиться, Эмилия. Я почти разорвал боксерскую грушу в гостиной в надежде успокоиться. Выпотрошил матрас, потому что не мог смириться с мыслью, что ты трахалась на нем с Райли.
Вместо этого мне больше всего на свете хотелось бы избить и выпотрошить его. Я ненавижу его, Эмилия, за то, что у него есть ты. Он владеет тобой совершенно по-другому, чем я. И он не отпустит тебя. Так же, как и я, Эмилия. Ты как наркотик, вызывающий зависимость. Как яд, который течет по моим венам, и от которого нет противоядия.
Ты трахнула его на моих глазах, Эмилия. Я знаю, почему ты это сделала. Ты хотела разрушить мои стены, потому что знала, что я все еще там. Все это было шоу для меня, и Райли был бедной свиньей, которую нужно было использовать здесь.
Ты не сможешь жить с этим, если я буду тебя игнорировать. Если буду относиться к тебе, как к пустому месту. Но так лучше для нас, детка. Теперь, когда эта уютная стена, которую я воздвиг вокруг себя, была разрушена, назад дороги нет, Эмилия.
Вокруг меня царит абсолютный хаос. Пружины матраса торчат из ткани, внутренности боксерского мешка разбросаны по всей квартире, повсюду осколки. Я порезал себе руку, но это не имеет значения, потому что даже не чувствую боли. Рядом со мной стоит открытая бутылка папиного коньяка. Действие алкоголя, что
