Отдышавшись, она достала с полки бутылку водки и скрутила крышку. Щедро смочила руки над раковиной и стала торопливо протирать каждый палец. Гинта знала, что удалить следы порохового газа до конца с помощью водки ей не удастся, но надеялась, что в отношении нее никаких подозрений и, тем более, экспертизы не последует.
Закончив, она переоделась в ночную рубашку, и в этот момент в оконное стекло постучали. Гинта погасила лампу и сдвинула штору. В окне маячило лицо Тани.
— Тетя Гинта! — Выпучив глаза, девчонка подпрыгивала на месте и покусывала себя за костяшку указательного пальца.
Гинта подергала одну из створок, чтобы открыть. Стекло задребезжало.
— Чего тебе?
— Тетя Гинта, вы слышали?
— Я спала… — Гинта поморщилась, ощутив слабый запах спирта. Но Таня, кажется, ничего не заметила. Обхватив себя за плечи, она испуганно поглядывала на дорогу.
— Звук такой был — чисто выстрел! И несколько раз! А я одна дома, мама на ночную смену ушла. Я проснулась и так страшно стало, вы не представляете!
Гинта недоверчиво покачала головой.
— Я фильм смотрела, поздно легла. Поэтому не успела толком заснуть. А тут — бах! бах! И потом еще, еще! Мамочки родные, что это? — зачастила Таня.
— Я сейчас… — кивнув, Гинта схватила платье и надела его прямо на ночнушку.
Перед выходом она огляделась и, наткнувшись взглядом на полусапожки, закинула их в шкаф, к брюкам. Разрезанные колготки и маску она предусмотрительно сунула обратно в упаковку и сложила в коробку с бумажным мусором, которую планировала сжечь в железном баке у себя во дворе, как делали все соседи.
Гинта влезла в старые туфли и вышла на улицу. Таня уже бежала к ней вдоль забора, и когда Гинта закрыла калитку, едва не сбила ее с ног, навалившись всем телом.
— Ой, как же мне страшно! — пыхтела она. Глаза ее горели от возбуждения, и было сложно понять, чего в них больше — ужаса или любопытства.
Хлопнула дверь дома напротив. Послышались шаги, за порослью садовой зелени мелькнуло белесое пятно. Сосед, в кальсонах и майке, с помятым лицом и растрепанными волосами, окликнул их хриплым баском:
— Чё всполошились, бабы?
— Будто стреляли, дядь Толя?! — ответила Таня.
— Ого… — он вышел за калитку и приложил руку к голове на манер козырька, будто в ночи это как-то могло помочь. — Смотри-ка, а народ-то собирается… — пробормотал он и рысью припустил по улице.
Таня бросила на Гинту быстрый взгляд и потянула ее за руку:
— Пойдемте со мной, тетя Гинта! Я одна боюсь!
— Так может, привиделось?… — скептически пожала плечами Гинта.
— Ну вон же, люди! — притопнула ногой Таня. — Что же, всем привиделось?
— Если люди, то да… конечно…
Они пошли по улице. Кое-где загорался свет, и в окнах появлялись встревоженные заспанные лица. Дом Бражникова стоял на пригорке, и звук выстрелов в ночи разнесся над ближайшими улицами подобно рупору.
Чем ближе они подходили, тем чаще билось у Гинты сердце. Она даже оперлась на Танину руку, так ослабели ноги. Представить, что еще полчаса назад она пробиралась по темным зарослям, сжимая в руке пистолет, было попросту невозможно. И все же, она сделала это.
Вдалеке послышался вой сирены.
— Ой, скорая… — сжала ее ладонь Таня.
Позади раздался автомобильный сигнал. Гинта вздрогнула, не понимая, в какую сторону кидаться, но Таня потянула ее влево, к обочине. Обтерев вспотевший лоб, Гинта проводила глазами полицейскую машину.
— Пошли быстрее! — заторопила ее Таня. — А то все самое интересное пропустим!
Гинта покосилась на нее, но шагу прибавила.
В темно-сером небе проступали башенки бражниковской крыши, а чуть ниже, в ореоле автомобильных фар, мелькали тени.
— Так это же… — ахнула Таня. — Господи! Это же у Алискиного дома что-то случилось!
Выдернув ладонь, Таня припустила вперед, неуклюже отклячив зад и шаркая по пыльной дороге шлепками. Обхватив себя за локти, Гинта быстро шла за ней.
Стоило им приблизиться к небольшой толпе, собравшейся в нескольких метрах от машины, прибывшие полицейские стали гнать всех по домам. Но никто, разумеется, и не думал уходить, пока не наглядится вдоволь на лежащее на земле тело и не соберет все разговоры и домыслы.
— Так это ж Витька Бражников! — вытянув шею, заохала одна из женщин. Стянув на груди цветастую шаль, она покачала головой и перекрестилась. — Никак грохнули? Ой-ёй… ну и… — Мужчина, по-видимому, ее муж, толкнул ее в бок, и женщина умолкла, прикрыв рот кончиком шали.
— Сначала, видать, по колесам пальнули. Чтоб остановился, значит. А потом и самого… того…
— Шо, думаете, всё? — спросил кто-то из темноты.
Гинта подобралась поближе и теперь смотрела на тело через плечо другой женщины.
С земли донесся стон, и все хором ахнули, будто ими руководил дирижер.
Приехала скорая. Врач вылез из машины и тоже стал всех гнать, прося очистить территорию.
— Живой… — с едва заметным неодобрением пронеслось по толпе. — Видать, бандитские разборки! Вон как его скрючило…
— Хребет перешибли, — опять перекрестилась женщина с шалью. — А жена-то его, жена-то где?
Врач и санитары сгрудились над раненым Бражниковым, а полицейские разматывать по периметру оградительную ленту. Один из них выключил зажигание, проверил с помощью фонарика салон, а затем открыл багажник.
Гинта задержала дыхание, не сводя глаз с машины.
— Эй, тут… — полицейский отступил на шаг. Свет фонаря задергался, выхватив край грязной полиэтиленовой пленки.
Гинта несколько раз моргнула. Ее губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Сглотнув, она покрутила головой в поисках Тани.
— Пойдем. Не надо тут стоять. Матка вернется, ругаться будет.
— Ой, тетя Гинта, что делается-то… — побледнела Таня. — Как же Алиска узнает, что в ее отца стреляли?
Гинта вздохнула и развела руками.
— Я не знаю. Может, она сама объявится?
Перед тем, как уйти, Гинта окинула внимательным взглядом собравшихся людей и сжала челюсти. Того, кто находился вместе с Бражниковым, и кого она упустила, среди них не было.
55
Гинта дошла с Таней до самого дома, чтобы потом, выждав, когда в ее окна сначала загорятся, а потом погаснут, отправиться обратно. Вздрагивая от малейшего шороха, она шла в свете фонарей и думала о том, что не испытывает и тени сомнений в правильности того, что сделала. Да, она врач — пусть и в прошлом, но разве врач не может переживать столь глубокой ненависти? Теперь, когда перед ее глазами все еще стояла картина в виде измазанного землей и тленом куска полиэтиленовой пленки, когда сдерживать слезы уже не представлялось возможным, Гинта со всей определенностью приняла тот факт, что никогда больше не переступит порог больницы ни в качестве хирурга, ни простой медсестры или санитарки. И дело было вовсе не в ее ранении, повлекшим за собой неврологические проблемы, а в том, что она нарушила заповедь «Не навреди» и стала обычным человеком.
А обычному человеку свойственны противоречивые поступки и чувства.
«Гинтуся, жизнь прекрасна! Будь собой и никогда не предавай собственных принципов. А если случится так, что ты почувствуешь сопротивление, значит, что-то изменилось в тебе. Именно в тебе. Слушай себя, девочка. Только себя. И никогда ни о чем не жалей…»
Гинта шмыгнула носом и вытерла глаза шершавыми ладонями.
Почти все разошлись, скорая уехала. Ворота дома были раскрыты. Двое полицейских занимались автомобилем, остальные находились во дворе.
— Вы куда, гражданочка? — обратились к ней, когда она подошла ближе.
— Я работаю здесь. Убираю, готовлю… — Гинта привалилась плечом к стойке ворот и опасливо огляделась.
— А… В доме еще кто-нибудь может быть, не знаете?
— Его жена, — дернула шеей Гинта в сторону машины. — Альбина… Она внутри.
— Вот черт! А мы стучались, но никто не вышел, — переглянулись мужчины.
