— Да что же это? — Но тут же сдался. — Хорошо. Тогда сядь, тебя трясёт всю. Давай я тебе чай сделаю?
— Не нужен мне чай. Я хочу, чтобы ты ушёл. Зачем ты вообще приехал?!
Алексей вздохнул и почти силой усадил её на диван. Марина с трудом сдерживала слёзы, отталкивала его руки, выгоняла, а он лишь сел рядом, но трогать её не стал, даже ради того, чтобы попытаться успокоить. Не хочет и не хочет.
Когда Марина немного пришла в себя, сама спросила:
— Как ты узнал? Она тебе рассказала?
— Она тоже расстроена.
— Ах, она расстроена! Она расстроена, а ты ко мне прибежал, да? — Марина с такой злостью это сказала, что Алексей удивлённо посмотрел.
— Что такого она тебе сказала?
Марина слёзы вытерла и поднялась.
— Чтобы она не сказала, она права. Я не хочу, чтобы ты приходил сюда… Нужно всё это заканчивать, жить так нельзя. Мы столько раз с тобой говорили, Лёш, и всегда приходили к одному и тому же выводу.
— Это ты приходила, не я. Не путай!
Она только руками развела.
— А что ты предлагаешь?
Он устало потёр лицо.
— Я примерно представляю, что именно она тебе сказала… Но, Марин, ты же взрослый человек, а она… Она молодая, она действует импульсивно, и говорит порой жестокие вещи.
— Дело не в этом! Дело в том, что она твоя жена, у вас ребёнок, и ты там должен быть.
— А я там.
— Неправда, ты рвёшься, ты постоянно находишь повод, чтобы приехать. И в этом она права, и ей обидно.
Алексей обернулся, чтобы на Марину посмотреть.
— Может, ты прекратишь рассказывать мне о моей жизни? Ты опять решила, как правильно, да? Всё сама! Всегда сама!
— Я не рассказываю!
— Нет, рассказываешь! И надеешься, что я поступлю именно так, потому что тебе так проще. Ведь так правильно!
Марина отмахнулась от него.
— Зря ты воспринимаешь всё в штыки. Мы два года практически не общались — и ничего. — Голос дрогнул, но Марина быстро с собой справилась. — Жили ведь. А потом что случилось? Я попросила тебя о помощи, а ты что-то себе напридумывал.
Асадов непонимающе смотрел на неё.
— Что я напридумывал, Марина? Ты о чём?
— Обо всём. О нашей жизни. Мы просто заигрались немного, о прошлом вспомнили, но… прошлое навсегда останется прошлым. И забывать об этом не нужно.
Он криво усмехнулся.
— Ты меня выгоняешь, что ли? Как тогда?
Она промолчала, отвернулась от него, прямая, окаменевшая, и Алексей вдруг испугался, на какое-то мгновение показалось, что прошлое на самом деле вернулось. Она вот так же стояла, когда говорила, что умирает рядом с ним. Что ей тяжело, невозможно, дышать рядом с ним нечем. А ведь думал, что подобный ужас повториться не может, потому что если такое и дано пережить, то только однажды, до второго раза люди попросту не доживают, а вот теперь сидел в полной тишине и снова ждал приговора.
Что же Соня ей наговорила? Жена вечером закатила ему такую истерику, что он практически ничего не понял из её криков и всхлипываний. Твердила только, что "вот если бы её не было, то всё было бы по-другому, а он негодяй, потому что не любит, не понимает, не ценит…". Алексей стоял, как к полу пригвождённый, слушал её, а сам думал, что же она Маринке наговорила. И как это теперь исправлять. А выходит так, что и не исправить уже.
— Ответь мне. Выгоняешь?
У Марины вырвался судорожный вздох и сказала:
— Нет, я хочу, чтобы ты сам ушёл.
Она прошла мимо него, Алексей проводил её тяжёлым взглядом, но с места так и не двинулся. Остался сидеть на диване, а когда за Мариной закрылась дверь спальни, закрыл глаза. Она хочет, чтобы он сам ушёл… Встал, закрыл за собой дверь и ушёл. Он однажды так уже поступил. И сколько раз себя потом корил за это. Что так поспешно захлопнул за собой дверь, с болью, злостью, но ушёл. А она плакала, и он себе этого так и не смог простить. Она плакала, а он ушёл, пусть и по её просьбе, но легче от этого не было, ни на секундочку.
Он поднялся, но направился совсем не к выходу. Открыл дверь спальни, но Марину не увидел. Посомневался пару секунд, а потом прошёл в ванную. Она сидела на маленькой скамеечке, привалившись спиной к стене, и молча вытирала слёзы. Алексей подошёл и присел перед Мариной на корточки. Поднял руку и прикоснулся к её щеке.
— Прекращай реветь, — тихо попросил он.
Она сама принялась вытирать слёзы, отталкивала его руку, а когда открыла глаза, посмотрела на него и вдруг сказала:
— Она сказала, что ты меня жалеешь. Скажи, жалеешь?
Асадов вдруг улыбнулся.
— Конечно, жалею. Как я могу тебя не жалеть? Ты же моя… моя девочка. Помнишь?
— Помню, — шепнула она. — Я всё помню.
— И я.
Он первым её поцеловал. Она всё ещё вытирала слёзы, которые никак не желали останавливаться, а Алексей потянул её к себе, Марина уворачивалась, сама ужасаясь тому, как сейчас, наверное, выглядит: красная, с распухшим носом и губами, мутным взглядом. Но он всё равно поцеловал и на несколько минут всё, что пугало превратилось лишь в водоворот прошлого и настоящего, а уж как там, в будущем сложится… Хотя, пару минут спустя, когда поцелуй закончится — это ведь и будет будущее? И оно уже не кажется таким беспросветным, как до поцелуя.
Алексей отодвинулся и посмотрел на неё. Рука по-прежнему лежала на Маринином колене, погладила, а потом Асадов голову опустил, прижался лбом к её коленям. Марина смотрела на него, на тёмные волосы, на воротник белой рубашки и вдруг поняла, что слёз больше нет. Подняла руку и провела пальцем по его шее, под воротником. Алексей дёрнулся, голову поднял и посмотрел на неё. То ли непонимающе, то ли с надеждой… Марине не хотелось разбираться в его чувствах, в своих и то запуталась. Больше не сомневаясь, сняла через голову кофту, и Алексей, как во сне, забрал её из Марининых рук. Несмело улыбнулся.
— Со мной так не выйдет, — шепнул он, когда её кофточка оказалась на полу. Марина слабо улыбнулась, взялась за пуговицы на его рубашке, а потом просто вцепилась в ткань и притянула его к себе, чтобы ещё раз поцеловать.
Не было никакой прелюдии, никаких лихорадочных ласк, все, что нужно было, лишь обнять покрепче, ответить на поцелуй и поверить, что всё закончилось вот так. Или наоборот началось? Возможно, это была ошибка, безрассудство, но думать об этом сейчас? Когда всё так горячо, так знакомо, каждый вздох родным кажется. Она без остановки гладила его то по спине, то по плечам, то по волосам, а он всё шептал ей что-то и постоянно поднимал голову, чтобы в глаза ей посмотреть. И самое необходимое — это ночь, спрятавшая их ото всех, а завтра будет то, что будет. Новый день начнётся и предъявит свои права, только сделать уже ничего не сможет, ведь день не властен над ночью, а настоящее над прошлым.
