Ознакомительная версия.
Инесса решила заглянуть в магазин основательно. У нее была своя система посещения магазинов — налегке и основательно. Налегке — это в магазинчик рядом с домом, чтобы купить хлеб, молоко, что-то по мелочам. Основательно — это в супермаркет чуть подальше от дома, но зато по полной программе.
Обычно они ходили туда по выходным вместе с Андреем, а сегодня хоть и будни, но настроение у Инессы с утра было какое-то особенное… Почему-то захотелось хорошего чая с тортиком или с дорогим печеньем. По опыту она знала, что не ограничится покупкой чая и сладостей. Значит, сумки будут тяжелыми. Значит, Андрей необходим. Они созвонились, решили, что он подъедет прямо к магазину.
Шли не торопясь… По дороге говорили о чем-то обычном: о работе, о погоде, о домашних делах…
И вдруг Инесса остановилась. Резко, неожиданно. Андрей с тревогой глянул на жену:
— Нюся! Ты что? Устала?
— Ой, что-то… сердце… как-то…
— Что? Заболело? Колет? — Он поставил сумки, взял ее руку. — Дай я пульс пощупаю.
— Нет, не заболело… Застучало вдруг как-то сильно-сильно. Знаешь, так бывает, когда волнуешься.
— А ты волнуешься? — Он держал ее руку в своей. — Пульс вроде нормальный.
— С чего мне волноваться? — сама себе удивилась Инесса. — А сердце… аж выпрыгивает.
— Может, на лавочке посидишь? Давай, а? Я сейчас сумки отнесу и вернусь за тобой.
— Нет, Нюся! Пойдем вместе, только помедленнее.
…У подъезда стояла девушка. Вернее, ходила. Явно ожидая кого-то, она с волнением посматривала то в одну, то в другую сторону. Ненадолго останавливаясь, вновь начинала движение…
В какой-то момент она вздрогнула и замерла. Стояла и смотрела в ту сторону, откуда медленно шли к дому Инесса с Андреем. Потом сделала неуверенный шаг навстречу. Один… Другой… Пошла быстрее… Побежала. И буквально в двух метрах от них остановилась.
Большего счастья, чем этот миг, Жанна себе не представляла. Еще не было сказано ни слова, еще никто ни до кого не дотронулся, еще никто толком ничего не понял, а Жанна уже пребывала в состоянии счастья! Господи! Ее родители перед ней — живые, здоровые, вместе! Господи, спасибо тебе!
Андрей с Инессой остановились одновременно. К ним навстречу бежала девушка, безумно похожая на их дочь. Поверить в чудо им, конечно, очень хотелось, но как можно в него поверить? Но когда девушка остановилась перед ними и закрыла рот ладошкой, как это делала их Жанка в детстве, чтобы не зарыдать в голос… И когда сине-васильковые глаза наполнились слезами… И когда она упала на колени прямо на улице, на асфальт, и раскрыла руки для объятий, они бросились к ней, попытались ее поднять… Но Жанна не поднималась. Тогда они вдвоем в едином родительском порыве опустились на колени перед дочерью… да так и обнимались все втроем, и плакали, и гладили друг друга по плечам, по голове, заглядывали в глаза:
— Доченька! Вернулась!
— Какое счастье! Боже, какое счастье…
— Мама! Папа! Господи! Наконец-то! Мамочка, папочка…
Прохожие с любопытством наблюдали необычную картину — обнимающаяся троица на коленях посреди улицы. А кругом брошенные пакеты с продуктами.
Потом все трое поднялись и, вытирая слезы, медленно побрели к подъезду.
Надежды Максима на исцеление с помощью Жанны рухнут. Он будет периодически встречаться с ней. Она никогда не откажет ему в близости, ибо другого способа благодарности за свое освобождение не сможет придумать. Ни денег, ни ценных подарков он от нее не возьмет, а чем еще она сможет быть ему полезной?
Но зависимость Максима будет только прогрессировать. Отчаявшись, он все же решит обратиться к специалисту, и ему пообещают помочь. Во всяком случае, психологическая работа, едва начавшись, принесет свои первые успехи, что вселит уверенность в победу.
Жанна никогда не узнает о судьбе девчонок-подружек по несчастью. Она попытается предпринять что-то, чтобы спасти их, но все попытки будут выглядеть несерьезно. Да, она заявит в милицию. Да, укажет точное местонахождение заведения. Но окажется, что кроме имен, она больше ничего о своих девушках не знает. Они там фамилиями друг друга не интересовались. Что уж говорить об адресах и телефонах…
И потом… Нам бы внутри своей страны проблемы решить. Куда уж за границу соваться?
— Да, да, — скажут ей. — Оставьте заявление. Да, конечно, рассмотрим. Зайдите через месяц! Ах, даже фамилии не указаны?! Так кого же мы будем искать, деточка?! Нинэль, Лора, Анжела? Ха-ха-ха! Слушайте, не морочьте нам голову!
— Но это же граждане нашей страны! Как вы можете так равнодушно?! Их же насильно!.. Они в беде! — прокричит она и захлебнется от бессилия. Потому что в ответ ей сухо и холодно прозвучит вопрос, на который она не сможет ответить:
— А вы, Жанна Андреевна, к себе обратите это обвинение… в равнодушии. Почему, спасаясь, вы только о себе думали? Почему, готовясь к побегу, не удосужились спросить хотя бы фамилии ваших подруг по несчастью? Почему не сделали самого элементарного, что нужно было бы сделать даже просто так, на всякий случай? Так что давайте обойдемся без крика, без слез… Заявление оставляйте, но скорее всего дело безнадежное.
Жанна вспомнит, что была у девчонок задумка: переписали они однажды адреса и телефоны друг друга в надежде именно на подобный случай. Но лично у Жанны при первом же шмоне все отобрали. Может, у кого и остались эти записи, а у нее — нет.
На мужчин первый год-полтора Жанна вообще не будет обращать внимания (Максим не в счет). В ее взоре появится что-то такое, что не позволит никому приблизиться к ней с предложением о знакомстве, не говоря уже о сближении… То ли холод, то ли отчуждение, то ли глубинная обида на судьбу пополам с презрением…
Она будет продолжать притягивать взоры… Будет по-прежнему вызывать желание… Но еще долгое время мужчины будут лишь издали ловить ее васильковый взгляд, любоваться гордой осанкой и наилегчайшей походкой, которую иначе, чем «походка богини», и не назовешь…
Потом она оттает, потеплеет, излечится от своей боли и даже перестанет вспоминать период своего заточения. Спустя еще какое-то время встретит достойного мужчину, прекратит встречи с Максимом и заживет совсем другой жизнью… Совсем-совсем другой…
Сергей страдал. Надрывно, надсадно. Он так болезненно переживал разрыв с Дарьей, что буквально готов был волосы на себе рвать от боли. Оказалось, что душевную боль ничем не заглушить. Ни алкоголем, ни работой, ни разговорами с друзьями. Да и кому расскажешь такое? С кем поделишься? С друзьями-приятелями? Вряд ли! С женой? Смешно, ей-богу!
Он стал заметно больше курить, перестал улыбаться, хмурился без видимой причины, вечерами пытался занять себя футболом, газетами, игрой с сыновьями в шахматы…
Ознакомительная версия.
