— Кирилл! Держи меня, Кирилл! Пожалуйста, — умоляю, захлебываясь от страха, как же хочется жить”
— Я с тобой, Мариночка, с тобой!
Я слышу глухой голос Кирилла сквозь густую пелену тумана, тяну к нему руку, но он не берет ее и меня накрывает паника. Я ведь улетаю все дальше от него! Он при всем желание уже не сможет мне помочь.
— Кирилл! Прости Меня, — я чувствовала себя жутко виноватой, за то, что отец и сын теперь навсегда останутся врагами. Это чувство вины, теперь постоянно будет грызть меня изнутри, словно червь. За это, наверное, и лечу сейчас в пропасть.
— Сейчас, моя хорошая, сейчас.
— Мама! Мамочка! Что с тобой?! Мама!
Крик дочери, исполненный ужаса, выдергивает меня из обморочного видения.
Я на руках Кирилла. Он вносит меня в нашу квартиру.
— Мамочкааааа!! Прости меня! Мамочкааа! Я не хотела! Хыыыы! Мамочкааа!
Анютка заходится в рыданиях, я хочу ее успокоить, сказать, что все со мной хорошо. Но у меня пока что, нет сил, громко говорить. Голова кружиться, в ней сильнейшая пульсация и мне слишком жарко.
— Воды, принесите. И полотенце холодной водой смоченное.
Кирилл положил меня на диван, снял обувь и распахнул окно. Давая свежего воздуха.
— Пей мамочка. — Алина поднесла мне стакан, а Кирилл поддержал голову. Затеи Анюта стала обтирать мое лицо ледяным полотенцем.
— Простиии! Маам! Я не хотела, — ее слезы падали мне на лицо. Смотреть на ее искаженное страданиями личико было больно! Очень больно.
Если бы это только видел сейчас Михаил.
Подонок!
От одной мысли о нем, в голове снова застучала кровь, и меня затошнило.
Ну вот! Об этом скоте мне даже и думать теперь вредно.
— Все хорошо, Анют. Не плач. Просто смирись с тем, что все останется так, как есть сейчас. Вместе с вашим отцом, жить мы больше не будем. И разговоры на эту тему, отныне закрыты.
— Я поняла мам! Поняла, — девочка горестно всхлипнула, продолжая обтирать мне лицо.
— Кирюш, закрой окно, а то опять простыну, Алин принеси тонометр.
Давление оказалось слишком высоким и пришлось послать девочку к соседу, он у нас фельдшер скорой. Отличный, душевный дядька, замечательный доктор, вызвал своих коллег, те приехали и положили меня под капельницу.
— У тебя муж то будет дома?
— Мы больше не живем вместе, — сказав это, невольно почувствовала себя виноватой непонятно в чем, перед соседом.
— Тогда ты останься до утра, — дядя Игорь бросил беспристрастной взгляд на Кирилла. — Мало ли.
— Хорошо
— Лежи в тишине, отдыхай. Через полтора часа приду, все уберу.
— Спасибо.
Девочки еще долго сидели возле меня с виноватыми лицами, и мне стоило больших усилий убедить их, что все хорошо, я на них не сержусь, и они могут идти играть. Мне нужно было поговорить с Кириллом.
— Я хочу уехать отсюда как можно дальше с девочками и как можно скорее. Иначе он наплетет им про нас самое ужасное и я потеряю детей.
— Я же тебе говорил! Я же предупреждал! Я же предлагал!
— Я хотела с ним по-хорошему. Я не хотела их разлучать!
— А я знал, что по-хорошему, не выйдет.
— А зачем ты ему все рассказал?
— Да не рассказывал я ничего! Я приехал к нему с лекарствами, а он чуть не с порога начал кричать, что я подонок, и что он не позволит мне, крутить мозги тебе. Что он сделает все, чтобы ты его простила, а мне нужно отойти в сторону, ради ваших детей. Тогда я и сказал, что не собираюсь этого делать потому, что люблю тебя!
Любит? Сказал в открытую отцу! О сердце мое! Только не умирай прямо сейчас!
— Кирилл! Ты обещал!
— Ты тоже обещала. Быть со мной! Говорила, что я тебе дорог! Забыла?
— Не забыла. Просто успела разочароваться в тебе, — призналась я, с горестным вздохом.
— Я не такой как он, марина! Я не собираюсь делать тебя заложницей своих прихотей. И не стану изводить тебя ревностью просто потому, что я в себе как в мужике, в отличие от него уверен, а, следовательно, и в тебе, как в женщине. Мне не нужна молчаливая наседка, заглядывающая мне в рот и таскающая тапочки в зубах по щелчку пальцев. Моя женщина, должна быть самодостаточна! Должна развиваться, и расти вместе со мной, и я готов предоставить тебе для этого все условия. Уже предоставил. А что касается того вечера, то у меня просто был безумно тяжелый день тогда, и я просто сорвался на вас! Да был не прав, что не сдержался! Хочешь, прямо сейчас поеду и извинюсь перед ним?
— Хочу! Но тебя Света ждет!
— Какая еще Света? — опешил Кирилл.
— Администратор зала, в кафе на Суворова!
— На все твоя Воля. Ничего не было и не будет! Только признайся себе, что я тебе не безразличен! Отбрось свои глупые страхи, дай шанс, нам всем обрести счастье! Мы совсем справимся! Я Уверен! И девочки тоже всё примут и поймут со временем, а торопиться мы не будем.
Кирилл говорил с таким чувством, что я понимала, что он не лжет. Сейчас он говорит искренне, от сердца, именно то, что думает и чувствует. И он действительно, только за сегодня, сделал для моего развития больше, чем Михаил за все десять лет нашей совместной жизни.
Правда, вполне возможно, что это хитрый ход, чтобы подкупить меня. Но навряд ли. Лене, Кирилл работать не запрещал, пока не развелись, она была завхозом, в его клубе. Больше на словах, чем на деле, конечно, но, когда нужно, она подкидывала ему весьма недурственные идеи для развития заведения, и он ее сообразительностью очень гордился.
И мной, наверное, он тоже хотел бы гордиться! А уж как я-то этого хочу!
А что до Случая с Сережей, то он показательный конечно, но если вспомнить, как я сама отреагировала на Лену в кафе, то мы, пожалуй, что и квиты. Кирилл не девочка, он плакать не будет. Ему как мужику и положено, морду сопернику бить, за даму сердца.
— Ну, ответь хоть что-нибудь, Мариш! Не рви душу.
Кирилл смотрел на меня так выжидательно, словно ждал приговора, жить ему, или умереть.
Глубоко выдохнув, решилась:
— Давай уедем! Прошу!
Глава 51
Михаил.
Никогда в жизни меня еще так не трясло. Никогда в жизни мне еще не было так плохо. Все ведь давно уже знал и понимал, а все равно больно, очень больно. Я ведь любил ее! Очень любил! И сейчас люблю.
Даже своих детей, я никогда так не любил, не берег, не лелеял и не баловал, как эту девчонку!
Да, конечно, я понимал, что в случившемся виноват только я. Она была мне верна и предана всю жизнь, и ждала того же от меня. И если для меня, все эти блядёшки, были лишь спортивным интересом, поддерживающим потенцию, что было необходимо, чтобы ежедневно удовлетворять ее же, на следующий день, я и имени их не помнил, а о чувствах, даже малейших, и речи не шло, то для нее, кроткой, домашней девочки, выросшей на сказках о чистой, безграничной любви и хранившей себя для единственного, факт измены этого единственного, привел к крушению ее идеального, хрустального мира. Но со временем, я бы смог загладить свою вину, она бы меня простила, я бы сделал все для этого, если бы не мальчишка.
— Потешались, и будет. Уйди. Отступи. У нас семья. Со временем, она меня простит. Только уйди. Забудь ее.
— Со временем? — ехидно усмехается паршивец. — Очнись, бать! Ты ровно на тридцать лет ее старше! Нет у тебя этого времени больше, понимаешь? Нету! Ей двадцать восемь! Двадцать восемь, родной! Ну, сколько ты еще проживешь? Лет десять? Так только промучаешь ее. И потом, я-то понимаю, что все эти бляди были тебе нужны лишь для поддержания потенции, но теперь, боюсь, и они не помогут. А она все равно ко мне будет бегать теперь. Устраивает тебя такое? Чего молчишь?
А меня бы может даже и устроило, учитывая мое нынешнее физическое положение и возраст, но я не нашел в себе сил признаться в этом сыну и тут как раз раздался спасительный звонок в дверь.
