аварии. Все шло прекрасно: я поправлялась, голова перестала постоянно болеть, я начала нормально соображать, каждый вдох не сопровождался неимоверной болью в ребрах, а раны на лице начинали заживать. Меня готовили к выписке, и мое настроение моментально взлетело вверх от этой мысли, к тому же скоро канун Нового года. Но буквально за час до моей выписки случилось непоправимое.
—Пришли результаты вашей МРТ, — мой лечащий врач, который за все время моего пребывания в клинике стал мне роднее, чем мать, входит в палату и внимательно рассматривает свои записи. Я отхожу от окна, ставлю обратно в вазу букет белых роз и внимательно слушаю врача. —Во время травмы были задеты маточные трубы. Вы должны понимать, что в такой ситуации хирург должен сделать все возможное, чтобы спасти вашу жизнь.
—Что вы имеете в виду? — я вообще не понимала, к чему подводит мой лечащий врач.
—Пришлось укоротить ваши маточные трубы и теперь их длина отличается от нормальной физиологической. Я хочу сказать, что вы никогда не сможете иметь детей.
Пожилой мужчина в белом халате только что вынес мне приговор. Я больше не смотрю на него, отвожу взгляд и направляю его в пол, рассматривая причудливые узоры. Безусловно, я не думала о том, чтобы стать матерью в 19 лет. Хотела получить образование, карьеру, устроиться на высокооплачиваемую работу, чтобы дать своему ребенку все, что он заслуживает. Но когда один несчастный случай вырывает с корнем твои мечты, становиться неимоверно больно. Эта душевная боль похожа на ту физическую, которую я все это время чувствовала, только она в разы сильнее сжимает горло, испепеляя рассудок. Я четко ощущала, как мое будущее в этот момент рассыпалось на мелкие осколки.
Никогда не смогу иметь детей. Я не увижу первые шаги своего ребенка, никто не назовет меня мамой. Это понимание с каждой секундой сильнее вонзалось в голову, отравляя разум.
—Есть множество способов стать родителем. Экстракорпоральное оплодотворение, суррогатное материнство, в конце концов, в нашей стране так много детских домов, — доктор продолжал что-то говорить, только вот его я больше не слушала.
—Ладно, я поняла, — я прерываю врача и поднимаю на него пустой взгляд. — Теперь я могу получить справку о выписке?
—Как ты себя чувствуешь, милая? — мама подходит к дивану и аккуратно присаживается на край. —Голова все еще болит?
Я молча киваю и продолжаю без особого вникания смотреть какой-то непонятый фильм по телевизору. Мама решила остаться у нас на время и проследить за моим здоровьем. Уже прошла неделя после моей выписки и мне заметно лучше. Только голова все еще побаливает, иногда течет кровь из носа, и я все также плохо вижу. Держу строгую диету, которую мне прописал врач и побольше гуляю с мамой на свежем воздухе в парке около нашего дома. Мне пришлось открыть больничный и пропустить зачетную сессию в университете. Завтра необходимо пойти в деканат и написать заявление о переносе зачетов. С Дэном мы почти не видимся, днем он на работе, а вечером приезжает очень поздно, когда я уже сплю. В последнее время мне требуется больше сна на восстановление сил. Мама очень много возмущалась, что Дэн проводит мало времени с семьей, но я думаю, что он до последнего оттягивает разговор со мной. Я уже сама хочу обсудить с ним произошедшее, но пока я слишком слаба. Поэтому остается только ждать подходящего времени.
С Алексом мы не виделись целую неделю. Каждый раз, когда он звонил мне и хотел приехать, я придумывала тупые отговорки: «я очень устала», «у меня болит голова», «Дэн дома». Я знаю, что это неправильно и мне стоит поговорить с ним, встретиться, ведь он действительно переживает о моем здоровье, но я понимаю, что пока не готова. Все потому что новость о невозможности забеременеть перевернула мое сознание. Я сама еще не смогла переварить эту информацию, не то, чтобы говорить на эту тему с Алексом.
О своем диагнозе я никому не говорила. Знаю, что мне лучше поделиться этим с мамой, Натали, Алексом, но я просто не могу. Точнее не хочу. Не хочу, чтобы меня жалели, не хочу слышать классические слова поддержки — это слишком приторно, и я уже это все знаю. Знаю, что Алекс хотел детей. Я все еще помню его слова, когда он гладил мое тату и говорил, что расскажет историю нашей любви детям. И каждый раз, когда я вспоминаю об этом моменте, мою душу пронзают сотни ножей, внутри что-то надламывается и начинает кровоточить.
Поэтому я целую неделю лежу в кровати, игнорирую всех окружающих и пытаюсь сама справиться с душераздирающей болью. В последний раз я чувствовала нечто подобное, когда Алекс лишил меня девственности и сказал, что использовал меня.
—Милая, хочешь поговорить о вас с Алексом? Думаю, тебе есть что рассказать, — мама перекладывает мою голову к себе на колени и начинает поглаживать голову, аккуратно перебирая волосы. Все также как в детстве, когда мы всей семье сидели перед камином на нашей даче, мама гладила меня по голове, Дэн делился своими новостями в школе, а папа шутил не переставая.
—Не хочу, — я еще сильнее зарываюсь в пушистое одеяло.
—Вспомнила сейчас твои слова, которые ты произнесла, когда мы были на даче. Ты спросила, позволила ли я себе быть счастливой или же предпочла благополучие других. Сейчас я поняла, что ты говорила о нем. Ведь так?
Я шумно вздыхаю и закрываю глаза. Тогда я была на распутье: не знала, что мне делать с чувствами к Алексу, которые переполняли меня и побуждали на бездумные поступки. Тогда эта дилемма казалась мне трагедией, а сейчас, оборачиваясь назад, я понимаю, насколько же незначительной была эта проблема. Тогда все можно было решить, поговорить, исправить. Сейчас — ничего изменить нельзя. Чем старше я становлюсь, тем сильнее взрослая жизнь втаптывает меня лицом в грязь и намертво разбивает мои розовые очки об стену.
—Да, я говорила о нем. Я выбрала себя и свое счастье, и видишь к чему это привело. Дэн и Алекс дружили всю сознательную жизнь, и теперь они даже посмотреть друг на друга не могут без злобного оскала. Дэн разочарован во мне, а Алекс… С ним тоже все непросто.
—Так бывает, милая. Жизнь заставляет нас платить за свое счастье и расправляться с последствиями своих решений. Но представь, если бы ты тогда не выбрала Алекса, а предпочла бы
