и мне гадко от осознания того, что я оказалась только глупой мухой, которая попалась в его паутину. Ничего примечательного — просто мясо.
— Ляль, — подалась ко мне подруга и я только сейчас поняла, что слезы все-таки закапали из глаз.
— У меня внутри все скрипит и трескается, Акси, — жалобно простонала я, — Еще немного и рассыпется на куски. И я не знаю, что делать с этими чувствами. Они душат меня. Они меня ломают. Они делают меня слабой.
— Ну-ну, милая...
— А я поверила ему, дура! Раскатала губу, принимая каждое его слово за чистую монету. Открыла Егору свое сердце, тогда как ему всего лишь нужно было попасть в мои трусы.
— Все пройдет, Ляль. Сейчас мы придем домой, переоденемся в пижамы и станем вновь объедаться мороженым, врубив по телеку какой-нибудь крутой сериал.
— Про зомби? — усмехнулась я.
— Точно!
И мы обе рассмеялись, чувствуя при этом почти неподъемную тяжесть в душе.
— Слушай, — потянула Бронштейн спустя несколько минут молчания, — А если Сечин все-таки к тебе явится под окна? Что тогда?
Ребра от такой перспективы затрещали, а легкие перестали гонять живительный кислород, опасаясь судороги, прокатившейся по всему моему телу с головы до пят. Что это? Страх? Или хрупкая, затаенная надежда?
Боже, я клиническая идиотка?
— Ничего, — прохрипела я, действительно воображая себе, что вот, сейчас мы повернем за угол, а там будет стоять черный монстр Сечина. И они оба будут ждать меня.
Несбыточная и жестокая картинка...
— Ничего, — нараспев повторила за мной Аксинья.
— Да, именно, ничего. Пусть он катится бубликом куда подальше, а меня оставит в покое. У меня вообще-то гордость есть! Я ее просто временно в отпуск отправляла, вот и получился казус, но теперь...
— Но теперь? — переспросила подруга, но я временно распрощалась с даром речи, потому что мы наконец-то повернули в наш двор и то, что я там увидела, повергло меня в шок.
— Какого черта он тут делает? — прошипела я, когда немного отмерла и тут же запрыгнула обратно за угол, за руку утягивая за собой и Бронштейн, которая непонимающе хлопала глазами.
— Кто?
— Конь в пальто и на черной гробовозке, Акси, — зашипела я и тут же полезла в свой рюкзачок, чтобы достать зеркальце и проверить вообще, как я выгляжу.
Так, вроде не видно, что ревела. Отлично!
Подруга же, пока я занималась самолюбованием, выглянула из засады, а потом потрясенно присвистнула.
— О, точно, колымага стоит Сечина. И он в ней сидит.
— И что мне делать? — в зарождающейся истерике заломила я руки.
— Как что? Ты ж сама только что сказала мне, что ничего не будешь делать, если он вдруг появится под твоими окнами.
— То есть... мне что ли просто надо пройти мимо? — сглотнула я вязкую слюну и вздрогнула, так как по коже вдруг пронесся табун мурашек.
— Ага. Нос выше, походка от бедра, во взгляде сама невозмутимость. И самое главное — в глаза ему не смотри, иначе труба.
— А ты бы так смогла? — вдруг перевела я на подругу затравленный взгляд.
— Тысячу раз так делала, — кивнула Акси, но тут же с грустью опустила глаза.
— Ладно, тогда и я смогу. Идем!
И спустя секунду мы обе вывернули из-за угла. Грудь вперед, попа назад. Наигранно хохочем, пока Бронштейн рассказывает мне баянистый анекдот. А внутри...
Армагеддон!
— Ну, ну, Лялька, не трясись ты как Каштанка, тебе не идет. Ой!
— Что? — улыбаюсь от уха до уха так сильно, что начинают болеть скулы.
— Твой таракан выполз из укрытия.
— Вот блин, а ведь хотела же банку дихлофоса прикупить...
— Ничего, мы и без отравы с ним справимся. Огреем по голове своими сумочками, закинем в твой Матиз и вывезем в ближайшую лесополосу. А там уж заставим себе могилу копать...
— А потом и друга его туда же доставим, — уже натурально прыснула я.
— Ага, с ветерком домчим и под музыку!
— Под похоронный марш!
И захохотали в голос, представляя, как эти два мажора будут коряво работать лопатой, пока мы станем глумливо над ними потешаться.
— Ляля...
Смех застрял в горле.
По венам вместо крови побежал крутой кипяток.
Коленки дрогнули.
Но ничего, я справлюсь! Я птица гордая, я птица сильная... но на всю голову... влюбленная!
Медленно, дабы произвести на Сечина неизгладимое впечатление, я поворачиваю голову, а затем деланно удивленно приподнимаю брови и против воли расплываюсь в улыбке. Пусть видит — мне не больно. Мне плевать!
На все!
На то, что он такой красивый. На то, что в его руках пышный букет. На то, что он смотрит на меня (на меня, Карл!) обвинительно.
— Прости, но я не дождался, пока ты надумаешь, и сама мне позвонишь, — делает шаг ближе, протягивая мне веник, и вот тут-то я форменно выпадаю в осадок.
— Что?
— В нашу последнюю встречу я предложил продолжить общение, а ты сказала, что подумаешь, встречаться ли со мной вновь или нет. И вот..., — развел руками и улыбнулся так, будто реально верил в то, что говорил.
— Ты дурак? — не веря собственным ушам спросила я, пока на заднем плане Бронштейн со словами «я, пожалуй, пойду» оставила нас одних и ретировалась в подъезд.
— Есть немного.
— Знаешь что, Егор? Да пошел ты! — психанула я в конец.
Нет, ну вы вообще его слышали? Значит, пока я лила слезы, он просто ждал моего звонка? Да я сейчас просто загрызу его к чертовой бабушке!
— Ляль...
— Егор, я не шучу! Проваливай отсюда!
— Все, намёк понят, и я обещаю так больше не делать. А сейчас я активирую шанс на реабилитацию.
— Активируй самоуничтожение, Сечин! — разворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за руку, разворачивая к себе.
А затем целует, м-м...
Его горячий язык толкается внутрь меня, заставляя отвечать на этот жаркий, темный, страстный танец. И я ненавижу себя за эту слабость, но ничего поделать не могу. Вцепляюсь руками в его голову, а Сечин рычит, прижимая меня к себе максимально близко.
— Соскучился, Ляль, — прихватил меня руками под ягодицы и стиснул их, чуть приподнимая меня.
— А я ни капельки, — куснула его за нижнюю губу.
— Понял. Взгрустнул.
