– Что? – переспрашиваю, кусая губы, чтобы не засмеяться.
Сашка носом ведет по моим волосам. Щекотно и трепетно.
– Говорю, это ты снимаешь квартиру у него сейчас, да?
– Да.
– Живете, значит, вместе, – опять тяжело вздыхает.
Слышу плохо скрываемые нотки осуждения. Прикрываю глаза.
– Дедуль, ты ведь мне на квартиру слал, – считаю нужным сказать, – А теперь вроде как и не надо. Саша с меня же с меня денег не берет…
– Не надо ей, – ворчит дед на том конце, – Раньше на квартиру слал, а теперь на молодую семью слать буду. Что, думаешь, я не помню, как оно. Мы вон с бабушкой твоей вообще три года у ее родителей жили, пока я служебную нормальную не получил. Тигран еще маленький совсем, пеленки-распашонки, все купи, э-э-э… Так, давай, внученька, вот что сделаем. Я к вам в январе приеду, у вас же как раз сессия? Посидим, пообщаемся нормально. Без вот этой всей суеты. А то и приглядеться я не успел к жениху твоему. Непорядок, как так!
– Хорошо, дедуль, конечно, – смотрю в это время на Сашку нервно потирающего лоб.
Думал всё? Смотрин больше не будет? Рано радовался.
А дед в это время с придыханием и жгучей надеждой добавляет.
– Да, а детки-то, когда? Раз уж вы у нас такие быстрые, значит и деток надо скорей!
У слышащего это Сашки моментально округляются глаза, и он быстро-быстро отрицательно мотает головой. Фыркаю. Трус!
– Что-то мне подсказывает, что не в этом году, – тяну, смотря на своего «жениха» и пытаясь сдержать смех.
– Это вот зря, – ворчит дед.
Такси тормозит перед въездом на парковку аэропорта. Сашка показывает, что разговор пора заканчивать. Я прощаюсь.
– Всё, дедуль, пока. Мы в Пулково уже, пора.
– Давайте, осторожней там! Вечером набери!
– Конечно, люблю! Пока!
– Пока, дорогая.
***
Весь наш трехчасовой полет я отсыпаюсь, подняв подлокотник между нашими креслами и уютно устроившись на Сашкиной груди. В одиннадцать утра мы уже начинаем снижаться в Минеральных водах. Весь день впереди.
Только сейчас до меня окончательно доходит, что сегодня ведь тридцать первое декабря и ночью я встречу Новый год. В совершенно новом для себя месте и с совершенно незнакомыми мне людьми. Впервые за двадцать лет.
Это кажется настолько невероятным, что моментами я ловлю себя на мысли, что все вокруг не по-настоящему. Так наверно чувствовала себя Алиса, прыгнув в нору за убегающим кроликом.
Командир корабля передает, что за бортом плюс три и солнце. Аплодисменты после приземления перетекают в радостные выкрики "С Новым годом", несущиеся со всех сторон. Сашка снимает наши сумки с верхней полки и, подмигнув мне, запускает в меня мою куртку. Улыбаясь, ловлю. Не могу не улыбаться, смотря на него. Гормоны наотмашь бьют. Внутри все жарко вибрирует от ударных доз фенилэтиламина. И я даже это отлавливаю и осознаю. Но разве этот бешеный коктейль в крови остановишь? Да я и не хочу…
***
На улице шпарит яркое солнце – вжикаю молнией, расстёгивая куртку, пока за Сашкой спускаюсь по трапу. Небо такое невероятно синее, что первые пару секунд я жмурюсь как показавшийся из норы крот. Вдалеке видны горы, низкие, заросшие лесом и бесснежные, но предчувствие и особая чистота вдыхаемого воздуха завораживают.
Сердце сладко разгоняется в ожидании новых неизведанных мест и возможных приключений – непередаваемое ощущение, так знакомое всем путешественникам. Крепко вцепляюсь в Сашкину руку, шаг в шаг следуя за ним. Он уже звонит кому-то, поздравляет с наступающим, спрашивает такси, благодарит.
– Так мы на такси? А далеко ехать? – интересуюсь, обвив руками Сашкину талию, пока он повисает на поручне автобуса, увозящего нас со взлетной полосы.
– Да, на такси. Часа три, так что всласть выспишься, – улыбается, легонько щелкая меня по носу.
– Я уже выспалась, – капризничаю.
– Значит, будем целоваться, – предлагает твердо.
– Хм-м-м…А нас не высадят? – задумчиво хмурюсь, постукивая ноготком по губам.
Сашка ржет. Обнимает меня, тиская.
– Ты серьезно собралась целоваться в такси три часа? – угорает, – Лизавета, ты меня начинаешь пугать.
– Это только, если по дороге будет плохой интернет, – грожу ему пальцем.
– Периодически будет. И я даже почти морально готов, – смиряется Сашка, корча страдальческое лицо.
Хватаю его за колючие щеки, притягиваю к себе и быстро целую в ехидную улыбку. Быстро, потому что, кажется, весь автобус косится на нас. Кто-то с осуждением, кто-то с праздным любопытством, а кто-то с ностальгией и легкой завистью.
21.1
Предполагаемые три часа в дороге растянулись на целых шесть. Неширокая трасса, еще и съеденная по бокам тающими сугробами, была до отказа забита грузовиками и куда-то спешащими в последний день уходящего года легковыми автомобилями.
Нервная манера вождения одних водителей передавалась остальным как вирус. Все бибикали, обгоняли, подрезали, и, резко тормозя сзади тебя, и не думали соблюдать дистанцию. А то и дело скапливающиеся из- за мелких аварий километровые пробки делали дорогу практически невыносимой. Интернет в телефоне появлялся на высотах и наглухо пропадал, стоило машине спуститься в очередную низину. А спускалась она туда каждые пять минут. Потому, разослав всем заранее поздравления, я перестаю мучить свой телефон и снова устраиваюсь на Сашкином плече подремать.
Он, закинув руку на спинку заднего сидения, рассеянно гладит мое предплечье, уткнувшись носом в свой гаджет. Может быть, у него связь получше.
– Твоя мама строгая? – тихо интересуюсь.
– Что? Нет! – улыбается, – Ну то есть в какой-то степени строгая, но тебя это не коснется. Вообще не парься по этому поводу. Она давно не лезет в мою жизнь.
– Почему? – с моим опытом мне кажется это немного странным, попахивает пренебрежением.
– Не знаю, так сложилось. Она растила меня одна. Естественно, чем я был самостоятельней, тем ей было со мной проще. Так что она вмешивалась, только если я уж совсем какую-нибудь дичь творил. Но по иронии судьбы я ее особо не творил, зная, что за меня думать никто не будет.
– М-м-м, – тяну я, – А ко мне она как отнесется?
– Хорошо. А как она еще должна к тебе отнестись? Это в, конце концов, мое личное дело, – Сашка непонимающе хмурит брови.
И мне приходится удовольствоваться этим.
А часа через три начинаются горы, и я забываю обо всем, потому что это такая красота! Дух захватывает от громадных испещренных трещинами скал, уходящих в самое небо. Пушистые ели зеленым припорошенным ковром опоясывают черные – коричневые громадины с острыми белыми вершинами. В некоторых местах порода, покрытая защитной сеткой, нависает прямо над трассой, пугая.
Потихоньку поднимаемся вверх. Начинается серпантин. Сердце заходится чаще, когда показываются первые ущелья с горными быстрыми речками в низинах. Мощь природы в горах чувствуется особенно – и то, какой ты маленький, тоже.
Здесь такой же бардак на дороге, как и внизу, но теперь от каждой новой пробки и режущего сигнала клаксона внутри все замирает в секундной панике. Столкнешься с кем-нибудь и в пропасть улетишь…Непроизвольно крепко сжимаю Сашкину ладонь. Переплетает наши пальцы. Снисходительно улыбается. Мне не надо ничего говорить – все написано на лице.
– Катаешься на чем-нибудь? – отвлекает.
– Да, на лыжах.
– Хорошо. Когда встала?
Начинаю рассказывать, успокаиваюсь. Это просто нервны сдают от того, сколько всего за такой короткий период со мной произошло.
***
Въезжаем в сам поселок в шестом часу. От прилива адреналина ладошки влажнеют. С любопытством озираюсь. Такой разношерстный! Советские пятиэтажки с вразнобой застекленными балконами смешиваются с пафосными шале, креативными хостелами и вполне заурядными кирпичными небольшими гостиницами. Все жмутся друг к другу стык в стык – земли мало, всё в гору. Сразу же за домами стоят высокие снежные сосны стеной, а за ними, словно нарисованные, врезаются в небо величественные горы. Так близко, что, кажется руку протянешь и дотронешься.
