Грей привел ее в огромный коридор. Стены были выкрашены в белый цвет, пол выложен плиткой из песчаника. В центре стоял круглый диван, сиденья которого были обращены наружу, обитый светло-серым бархатом, на который падал свет.
— Это непохоже на дом, — сказала Мэдди, стараясь не дать подавить себя размерам всего.
Грей рассмеялся.
— Можно и так сказать. Пойдем на кухню. Ты голодна?
Она покачала головой.
— Нет. Не совсем.
— Я принесу нам пару бутылок воды. А потом покажу тебе это место.
Казалось, что каждая комната была более впечатляющей, чем предыдущая. Мебель была большой — по словам Грея, сделанной на заказ, — а побеленные стены были увешаны картинами и плакатами. Но они не заглушали эхо их шагов, когда они проходили через дверные проемы комнат. Было и что-то еще. Мэдди нахмурилась, пытаясь определить, чего не хватает.
— Где все твои вещи? — наконец спросила она его.
— Какие вещи?
Она закусила губу, вспоминая свою спальню, заваленную фотографиями и памятными вещами, одеждой и косметикой. И, конечно, ее музыка. Она была повсюду.
Но дом Грея был похож на элегантный номер в отеле. Красиво обставленный, полный стиля и в то же время какой-то бездушный.
— Твои вещи. Твоя одежда. Твоя обувь. Журналы, книги или вещи, которые ты оставляешь на столе, потому что устал и не можешь убраться.
Он моргнул.
— Думаю, горничная все убирает. Я здесь не так часто. Несколько недель за раз. И когда я здесь, я просто хочу расслабиться, понимаешь? Смотреть на океан, играть на гитаре. У меня не так много вещей.
— О.
Он улыбнулся ей.
— Это большой дом для одного человека. Я купил его несколько лет назад, думая, что со временем остепенюсь и найду кого-нибудь, кто будет жить здесь со мной.
— Он очень красивый, — сказала она ему, не обращая внимания на тесноту в груди. — Для правильного человека это будет замечательный дом.
Они дошли до гостиной. Она последовала за ним к огромным раздвижным стеклянным дверям, выходившим на пляж. Даже ночью она могла видеть, какой потрясающий вид открывается из окна. Неудивительно, что он влюбился в это место.
И все же… это был не дом.
Не для нее.
— Тебе здесь не нравится, — просто сказал он.
— Я этого не говорила. Просто это не… — она запнулась и глубоко вздохнула. — Это кажется таким безличным.
Его глаза смягчились.
— Все в порядке, — сказал он ей. — Я чувствую то же самое. Это похоже на жизнь на съемочной площадке фильма или что-то в этом роде. Это не настоящая жизнь.
Он точно уловил это. Находясь здесь, она чувствовала себя как в отпуске. Идеально провести несколько дней, но после этого она будет тосковать по дому.
Он повернулся к ней и обхватил ее лицо своей теплой ладонью. Она закрыла глаза.
— Я купил это место, потому что мне было что доказывать, — тихо сказал он, наклоняясь, чтобы прикоснуться губами к ее губам. — Моему отцу, больше, чем кому-либо. А он даже не знает о его существовании. Я хотел, чтобы каждый, кто увидит это, знал, что я добился успеха. Что я стал кем-то. Но в конце концов, это всего лишь кирпичи и цемент.
Ее глаза поймали его взгляд.
— Я знаю, что тебе приходится проводить здесь много времени. И Лос-Анджелес — удивительное место. Но Хартсонс Крик — это дом. По крайней мере, для меня.
Он снова поцеловал ее. На этот раз крепче и увереннее. Несмотря на усталость и пульсирующую боль в руке, она почувствовала, как ее тело отвечает ему. Она прижалась к его груди, обвила его шею своей здоровой рукой и поцеловала его сильнее.
Грей застонал ей в губы, и ее пронзила волна наслаждения.
— Детка, дом там, где ты, — сказал он ей, прижимаясь ртом к ее рту. — Хартсонс Крик, Лондон, Париж. Мне плевать. Я просто хочу, чтобы ты была в моих объятиях.
— Ты говоришь это сейчас, но как же твоя работа?
— Я всегда в разъездах, ты же знаешь. Может быть, иногда ты будешь путешествовать со мной, а иногда нет. В конце концов, нам придется все переосмыслить, когда у нас появятся дети.
Ее губы скривились.
— У нас будут дети?
— Да. Я думаю, четыре мальчика.
Она засмеялась.
— Потому что это так хорошо сработало у тебя.
Он провел пальцем по четкой линии ее щеки.
— Мальчики, девочки, мне все равно. Я просто хочу, чтобы их было несколько. А ты будешь играть на пианино и следить за порядком. Мне очень нравится эта идея.
Теперь она ухмылялась. Картина, которую он нарисовал, затронула ее сердце.
— А по воскресеньям мы будем ходить в церковь и радовать преподобного Мейтланда. Потом мы поведем детей к Мерфи и скажем им, чтобы они избегали яиц.
— Ты все предусмотрел.
— У меня было время все обдумать, — сказал он ей. — Может быть, Хартсонс Крик у меня в крови. Так же, как и в твоей. Видит Бог, я пытался убежать от него, и думал, что мне это удалось. Но потом я вернулся домой и нашел свое сердце. Нашел способ снова дышать, — он прижался лбом к ее лбу. — Благодаря тебе.
— Где бы мы жили? — спросила она его, еще не готовая отказаться от этой картины.
— Мы бы нашли участок земли. Построили бы большой дом и пристроили к нему студию. Ты смогла бы преподавать игру на пианино. Может быть и песни писать. Когда я не буду гастролировать, я буду записывать там свои альбомы. Может быть, даже продюсировать несколько других артистов. А в конце каждого дня мы бы сидели на паре кресел с пивом и смотрели на светлячков.
Боже, она хотела этого. Больше, чем она когда-либо осознавала.
— А как же папарацци?
— Они пойдут дальше, потому что мы будем чертовски скучны, — он усмехнулся. — Не так уж много денег можно заработать на рок-звезде, живущей долго и счастливо, — Грей наклонил голову в сторону, его глаза сканировали ее лицо. — Конечно, это означает, что тебе, вероятно, придется повесить свои боксерские перчатки.
Она подняла брови.
— Я могу это сделать. Это было только на одну ночь.
— Это хорошо, потому что у тебя сильный правый хук.
— Тебе стоит помнить об этом.
— Детка, я запомню, — он целовал ее челюсть, горло, маленькую впадинку у основания шеи. Она затаила дыхание, когда ее соски выступили под тонкой футболкой. — И я имею в виду каждое слово. Я хочу счастливую жизнь, белый заборчик. Семья Брэди Банч, которая поет вместе, — его взгляд был пристальным, когда он поднял голову от ее груди. — Я хочу тебя, Мэдисон Кларк. Ты будешь моей?
Ее тело болело от потребности. В нем. Его видения будущего. Семьи, которую он хотел, чтобы они создали. Она видела правду в его глазах, уголок его губ изогнулся в сексуальной улыбке, перед которой она никогда не могла устоять.
— Да, Грей Хартсон. Я буду твоей.
***
История о том, как Мэдди ударила Брэда Риксона, обсуждалась в социальных сетях в течение почти двадцати четырех часов. У нее даже появился свой хэштег — #сосункаударили. Но потом национального политика поймали на камеру с голливудской актрисой, и никто больше не говорил о Мэдди и Грее.
Грей не мог не чувствовать благодарности за то, что кто-то другой занял их место в Твиттерсфере, когда они приземлились в аэропорту Балтимора. Это означало, что их переход от самолета к машине, ожидавшей их снаружи, был почти беспрепятственным. Их заметила только пара девочек-подростков.
— Похоже, мы уже вчерашние новости, — сказал он, пока машина ехала по шоссе в сторону Хартсонс Крик.
— Слава Богу, — Мэдди прислонила голову к его плечу. Ее рука была туго перебинтована благодаря врачу, который приехал в дом Грея две ночи назад. Он велел ей несколько дней не трогать руку и прикладывать холодные компрессы, если она будет болеть. Грей смеялся каждый раз, когда смотрел на их одинаковые травмы. — Может, теперь они оставят нас в покое на некоторое время.
— Будем надеяться.
Он поцеловал ее в лоб. Невозможно описать, как тепло он чувствовал себя сейчас, когда ехал к дому отца с любимой женщиной рядом. Пустота исчезла, ее заменила она. Мэдди Кларк. Женщина, с которой он собирался провести остаток своей жизни.
