Ознакомительная версия.
— Зря я морочу тебе голову. Ты такой, какой есть. Я не должна пытаться тебя поменять. Это просто бесполезно и глупо. К тому же я совсем не хочу, чтобы ты страдал из-за меня.
— В таком случае зачем ты перекрасила волосы? — спросил я. Не удержался. Ирина вздохнула и снова прикоснулась к моей голове.
— Это был… жест отчаяния.
— Что ты имеешь в виду? — я снова не мог ее понять. Разве можно понять такого человека? Сейчас снова что-то понесет про карму и судьбу или про знаки и цвета в контексте мировой гармонии.
— Я хотела, чтоб ты увидел меня, — пробормотала она. — Чтобы увидел.
— Я вижу тебя.
— Нет, не видишь, — она замотала головой, упертая девчонка. Как с ней трудно.
— Ну, так покажи, что ты хочешь, чтобы я увидел. Я же здесь, с тобой. И я готов даже простить тебе черные волосы. Иногда мне кажется, что я готов простить что угодно. Только вот простишь ли ты, что я напился? Простишь? А, Иринка? — после нескольких глотков клюквенного морса я немного ожил и почувствовал, что могу хотя бы двигаться.
— С чего бы мне тебя прощать? — она снова покачала головой. — Ты — взрослый человек.
— Ты же понимаешь, о чем я говорю, — возмутился я. — Наши договоренности. Мое здоровье, я же должен был себя беречь.
— Ничего ты не должен, — сказала она, и тут, что мне совершенно не понравилось, она вдруг забралась с ногами на диван и легла рядом со мной, положив голову мне на плечо. Что это, в шоке пытался понять я. Она что, хочет заняться со мной сексом сейчас? Когда я в таком состоянии, что и думать об этом не могу?
— Ирочка, ты чего? — спросил я, но она только еще сильнее поджала ноги, свернувшись в клубочек, и закрыла глаза. Так близко ко мне она еще никогда не подходила, я чувствовал даже запах ее длинных волос, немного химический, с фруктовым оттенком. Запах парикмахерской, где она была накануне. Я прижал ее к себе и подумал, что, в принципе, не против. Это будет нелегко, но. Что я — не мужик?
— Мне лучше уехать, — пробормотала она, не открывая глаз.
— Что? В каком смысле? — сначала я подумал, что она имеет в виду что-то другое, какую-нибудь поездку в магазин или к друзьям, или что-то в этом духе, но она только улыбнулась и снова погладила меня по голове.
— Я решила, что лучше мне возвратиться в Таганрог. Все, что мы затеяли, — полная глупость. Живи, как хочешь. Как ты привык, — она попыталась встать, но я удержал ее. Я приподнялся и посмотрел ей в глаза, я начал говорить какую-то ерунду, оправдываться и угрожать. Я просто не мог ее отпустить, кто его знает почему. Даже если ради этого мне пришлось оказаться в кабинете у доктора Пирогова.
Доктор встал, подошел к столику, на котором лежали какие-то ампулы и шприцы, набрал что-то в один и попросил меня закатать рукав рубашки. Я почувствовал страх, похожий на тот, что испытал во время своего пьяного, нездорового сна. Убежать скорее в поле, в лес, спрятаться за каким-нибудь бугорком. Отползти. Как я буду жить дальше? Зачем мне все это надо? Зачем я иду на поводу у этой женщины, с которой у меня нет буквально ничего общего, с которой меня ничего не связывает? Можно было бы прекрасно и дальше жить своей жизнью, жить одному. Я никогда не боялся одиночества. Наоборот, считаю это глупостью и предательством по отношению к самому себе — жить как попало и с кем попало только потому, что боишься остаться один и не получить пресловутый стакан воды перед смертью. Наш мир предоставляет весь необходимый сервис для одиноких людей, в том числе и чистую питьевую воду. Нет, я не поэтому хотел, чтобы Ирина осталась. Ее присутствие доставляло мне множество хлопот. Я не виделся с Оксаной несколько месяцев. Вернее, не спал с ней несколько месяцев. Я не могу привести друзей домой, потому что это побеспокоит Ирину. Я оплачиваю ее расходы, покупаю подарки. Я готовлю ей вегетарианскую еду. Мне было бы проще без нее, и все же я хотел бы, чтоб она осталась.
— Это больно? — спросил я, покорно расстегивая пуговицу на рукаве.
— Нет. Разве что немножко, в момент укола. После этого у вас может участиться сердцебиение, вы почувствуете жар и головокружение. Вы приехали один?
— А что? — я посмотрел на него с ужасом. — Я могу сам не дойти обратно?
— Нет-нет, вы придете в себя буквально через несколько минут. Возможно, в течение сегодняшнего вечера у вас будут наблюдаться приливы жара и озноб, но это нормально. В любом случае лучше, чтобы рядом был кто-то из близких.
— Чтобы вызвать «Скорую»?
— Чтобы быть рядом.
— Я приехал со своей девушкой, — сообщил я, с неохотой протягивая Пирогову руку. И когда жар действительно охватил мое тело, а голова наполнилась странным гулом, шумом в ушах, заглушающим грохот от поездов метрополитена, я вдруг осознал, что это правда. Ирина и есть моя девушка, как ни странно это звучит. Она — моя девушка на самом деле.
Часть 3
Одиночество как награда
В церкви было прохладно, куда прохладнее, чем на улице. Как будто в огромном помещении с высоченными потолками, расписанными ликами святых, на полную мощность работал кондиционер, но это было не так. Прохлада рождалась здесь сама собой из ниоткуда, из толстенных каменных стен и маленьких окошек, из большого пространства, и даже обилие посетителей не отнимало прохлады у Димы Кары. Он сидел на лавочке в углу, за торговыми витринами, где все время службы шла оживленная торговля иконами, сувенирами и свечами. Дима уже написал записочку «За здравие раба божьего Дмитрия» и отдал ее деловой и сосредоточенной женщине за прилавком, в балахоне и платке.
— Простая? Заказная? — спросила она тем же тоном, каким продавщица в магазине интересуется, с ментолом нужны сигареты или без.
— Я не знаю, — смутился Дима. Все здесь было для него незнакомо, он будто попал в закрытый клуб, где все говорят на незнакомом языке, опознают друг друга по каким-то специальным знакам и моментально вычисляют чужеродный элемент, коим Дима и являлся. Своего рода Хогвардс со своей историей и традициями, с фейс-контролем тоже. Даже с этой запиской — Дима соорудил ее только с третьего раза, не мог разобраться, как правильно рисовать крестик и нужно ли указывать, что ты раб, или можно просто указать имя. Сначала написал просто — за здравие Дмитрия.
— Вы что? Неправильно же! — как из-под земли откуда-то взялась на его голову какая-то старушенция.
— А как? Как надо-то?
— Пишите, за здравие раба божьего, — сказала она, но Дима от волнения вдруг написал только «раба Дмитрия» и затем, обнаружив ошибку, снизу приписал слово «божьего», но было понятно, что придется переписывать.
Ознакомительная версия.
