Ознакомительная версия.
Ирина переоделась в длинную юбку и блузу – это был летний костюм, выведенный в отставку и доживавший свой век в почетной должности «домашней одежды для гостей». Последний раз она надевала его в сентябре, когда приезжали Юлькины новые родственники, а с тех пор никто к ней в гости не приходил. Волосы собрала в хвостик – довольно коротенький и смешной, но ей так надоели весь вечер своевольничавшие волосы – между прочим, пушистые и красивые, как у Юльки. Сбоку немедленно спустились два как будто нарочно выпущенных завитка. Задумчиво переводя взгляд с туфель на домашние тапочки, выбрала компромиссный вариант – шерстяные носки, которые напялила с огромным удовольствием. Посмотрела на себя в зеркало и решила, что сорока лет ей никак не дашь. Особенно с хвостиком и при таком освещении.
Бесшумно ступая, она отправилась искать Петрухина – интересно, чем он занимается в ее отсутствие? Чинно сидит, потупив взор? Уставился в телевизор? Озирается по сторонам, пытаясь понять, какой у хозяйки характер? Не угадала: Петрухин играл на гитаре. Он сидел к ней спиной, неловко, бочком примостившись на край стула, он склонился над гитарой, как над ребенком, и бережно перебирал струны. Гитара в его руках разговаривала тихо, как-то доверительно и нежно, совсем по-человечески. Ирина долго стояла в дверном проеме, слушала, пока ей не стало совсем грустно. Ну вот, а собирались кофе пить. Она решительно вошла в комнату и спросила с шутливой укоризной:
– Вы замечательно играете. И мама у вас директор музыкальной школы. Как же вы в участковые-то попали?
– Исключительно по вредности характера, – отложил гитару Петрухин. И улыбнулся так, как Ирине хотелось – совсем не смущенно, а просто так улыбнулся, потому что его позабавил ее вопрос.
– Ну как, как? – настаивала Ирина, поняв, что из неболтливого старшего лейтенанта интересующую ее информацию придется вытягивать клещами. Но ведь любопытно же!
– У меня еще и отец преподает в музыкальном училище, – нагнетал обстановку вполне довольный собой Петрухин.
– Гитару? – изумилась Ирина.
– Нет, скрипку. Они с мамой очень хотели, чтобы и я на скрипке. Но я орал и залезал под стол, когда меня пытались заставить играть на скрипке. Я ее ненавидел! И хотел, как все наши пацаны, ходить на самбо. Или на хоккей. Но родители и слышать не хотели, боялись, что попаду в плохую компанию. Или что руку сломаю. Так года два воевали. А потом мы договорились: они не пристают ко мне со скрипкой, а я соглашаюсь учиться играть на гитаре. Мне казалось, что гитара – это все-таки не так позорно, как скрипка. А на самбо я все равно ходил, тайком.
– И что? – понизив голос, как заговорщик, спросила Ирина, как будто Петрухины-старшие могли ее услышать. Она сама была очень послушной девочкой и без особого энтузиазма занималась только в тех кружках, в которые отводили ее родители, вот и танцы остались только детской мечтой. Поэтому дерзкое самоволие Петрухина показалось ей очень привлекательным.
– Все правильно рассчитал, – засмеялся Петрухин. – Потом был королем двора, потому что играл на гитаре, девчонки за мной толпами ходили.
– А как вас зовут? – неожиданно спросила Ирина. Ей очень захотелось познакомиться с тем мальчишкой, который спасался под столом от уроков музыки и сбегал на самбо. – Я ведь так и не знаю… Что Петрухин – вы сказали, а дальше?
– Просите, – смутился-таки старший лейтенант. – Меня зовут Евгений.
– А меня по имени-отчеству называете… – обиделась Ирина.
– Так я же как лицо официальное, – всполошился Петрухин Евгений. – Я не нарочно…
– Как лицо официальное вы моих гостей разгоняли, – поддела его Ирина. – А теперь вы лицо частное, которое собирается пить кофе, или нет?
– Собирается! – с готовностью подтвердил Евгений. И они отправились на кухню.
– Вы мне не дорассказали, – продолжала гнуть свою линию Ирина, возясь с кофеваркой. – Как вы милиционером-то стали?
– Да нечего рассказывать, – развел руками Петрухин. – После школы отец хотел меня к себе, в училище. Я назло сочинение с ошибками написал – и осенью в армию. Руку там серьезно сломал. Ну, отец и отстал – с такими пальцами музыканта не выйдет. Я пошел в горный.
– Почему?
– А вы не помните, как раньше говорили: «Тупой и упорный – иди в горный»? Это про меня. Учился-то я так себе, с тройки на тройку. Больше никуда не поступил бы. А потом уж в милицию – сам захотел. Звание сразу дали. А в участковые пошел ради квартиры.
– А учитесь зачем? Диплом же есть… – Ирина понимала, что расспрашивает совершенно бессовестно, прямо как Евстолия, которую она изо всех сил осуждала, но не могла удержаться. Ей отчего-то приспичило узнать про Петрухина как можно больше.
– Пригодится, – рассудительно сказал Петрухин. – Мне сейчас тридцать пять, в этом году капитана дадут. А через девять лет на пенсию могу выйти. Может, в адвокаты пойду. Мало ли как оно сложится. Пригодится.
Ирина неожиданно для себя самой так расстроилась из-за того, что Петрухину на пять лет меньше, чем ей (просто свинство какое-то!), что неловко дернула прозрачную колбу с горячим кофе, и, конечно же, пролила – хорошо еще, что на пол, а не на юбку. Петрухин вскочил и ловко промокнул коричневую лужицу бумажными салфетками из стоявшего тут же стаканчика.
– Вот и все, порядок! Не расстраивайтесь, нам же хватит кофе, совсем чуть-чуть пролилось.
Ирина расстроилась вовсе не из-за кофе, но не могла же она в этом признаться! И она решила отыграться.
– Женя, – начала она вкрадчиво, – вы уж извините… А зачем вы ко мне пришли? Вы же вряд ли читаете все объявления о знакомстве, правда?
– Все не читаю, – понимая, что ступает на скользкую почву, признался Петрухин. – Эту мне в ящик бесплатно кладут. Случайно посмотрел, скуки ради – мой участок. Думаю, непорядок. Надо будет вечером зайти, проверить, что и как.
– Проверили – и остались, – продолжала вредничать Ирина. Уж очень ей хотелось вытащить из Петрухина признание, что вот, мол, ради ваших красивых глаз, с первого, можно сказать, взгляда… Так бывает, она теперь точно знает. – А вернулись зачем?
– Да я… А можно мне с лимоном? – мастерски увернулся от ответа Петрухин. – Очень люблю кофе с лимоном.
«Нет, его голыми руками не возьмешь», – думала Ирина, нарезая лимон. И решила зайти с другой стороны. Будто черт ее под руку толкал. Тот самый, что всю новогоднюю ночь Евстолию опекал и вдохновлял.
– Женя… – она с удовольствием впервые назвала его по имени. – На самом деле, я вам очень благодарна, что вы тут со мной всю ночь сидите. Еще неизвестно, как бы без вас все обернулось… Такая сумасшедшая ночь. С вами как-то спокойнее. Спасибо вам, но вас, наверное, дома ждут…
Ознакомительная версия.
