На мне красный плащ, в котором я была на тематической вечеринке, и черные лакированные туфельки на пуговках, отчего я чувствую себя этакой Красной Шапочкой, спешащей в гости к бабушке. Тишина, одиночество, темнота – все это наводит на меня ужас. Но я не замедляю шаг, страстно желая, чтобы цель моих поисков появилась за следующим поворотом. Увы, ее там нет. Я торопливо шагаю по тропинке в темноте, направляясь неизвестно куда, и в моей голове постоянно крутятся две мысли, сначала одна, затем другая.
Что я здесь делаю?
К черту Банди.
Мысленно на чем свет стоит проклинаю Банди, потому что знаю, просто знаю, что он снова меня подставил, но я должна найти Анну, и у меня нет иного выбора. Я проклинаю день, когда Банди появился на свет, проклинаю его родителей, проклинаю его глупые татуировки, его уродливый пенис и его вонючие ноги. Я не могу заставить голос в моей голове умолкнуть. Наоборот, он делается таким настойчивым и громким, что я вынуждена проверить, не говорю ли вслух. Впрочем, вряд ли меня кто-то услышит. Я, так сказать, бегаю кругами в собственной голове, и каждый раз спотыкаюсь об один и тот же ответ.
Анна.
Я здесь для того, чтобы найти Анну.
Я должна найти Анну.
Эта мысль укрепляет мою решимость достичь цели, и я ускоряю шаг. Я настолько погрузилась в раздумья, что забыла, где нахожусь. Это помогает мне отогнать страх перед одиночеством и темнотой. Пусть вокруг ни души, но я слышу, что где-то рядом кипит жизнь. Так звуки природы наполняют воздух, когда вы идете через лес.
Но слышу я не звуки леса: до моего слуха доносится лишь невнятный шепот, вибрирующий ритм совокуплений, сдавленные всхлипы наслаждения. Смех, крики, рычание и стоны. Шлепки сталкивающихся тел. Я вглядываюсь в темноту, и мне кажется, будто я вижу в кустах движение. Сплетенные конечности, перегнувшиеся через ветви тела, торчащие из кустов ягодицы. Это похоже на райский сад до грехопадения Адама и Евы, когда-то секс и природа были чем-то единым, первобытным, плотским и неукротимым. Меня окружает искус.
Хотя мне кажется, что я двигаюсь к дому, я не уверена, куда именно ведет тропа, потому что иногда она поворачивает назад или начинает выписывать зигзаги. Вскоре я теряю ориентацию и перестаю понимать, куда иду – вперед или назад, вниз или вверх. И все же вижу перед собой изящную башню виллы. Она – как маяк, указывающий путь.
Я как будто перенеслась в первые кадры фильма «Гражданин Кейн», в знаменитые кадры с табличкой на сетчатой ограде «Вход воспрещен». Затем камера медленно перемещается вверх, и взгляду зрителя предстают новые ограды, новые ворота и балюстрады. Все более и более изысканные, прочные и монументальные, более безжалостные и враждебные. И, наконец, мы видим развалины Ксанаду – причуды Кейна, идиотского бзика, призванного демонстрировать его богатство: суровый замок в готическом стиле, который высится над окружающим пространством этаким гигантским надгробием.
Я думаю о заборах и воротах как о барьерах и защитных сооружениях собственного «я», которые я возвела в детстве и в отрочестве, чтобы укрыться от бурь окружающего мира. Я настолько погружена в собственную жизнь, что забыла о существовании этих незримых фортификаций, которые вместо того, чтобы дарить покой и безопасность, лишают меня возможности заглянуть в себя и понять, кто я такая. И теперь я понимаю, что не хочу дальше идти по жизни, отгородившись от нее. Не хочу закончить как Чарльз Фостер Кейн, который даже перед лицом смерти отрицает то, что привело его к финалу. Преследуемый призраками человек, запертый в населенном призраками доме, проклятый, приговоренный к тому, чтобы сгнить, превратиться в прах вместе со своим поместьем.
Поместье, по которому я сейчас иду, такое же заброшенное, как и поместье киношного Кейна. Но чем дальше, тем причудливее и эксцентричнее оно становится. Это развалины, призванные выглядеть как античные руины и тем самым сбить с толку будущих археологов. Я шагаю мимо зданий, построенных недалеко от тропы, и, кажется, что они возвышаются надо мной. Но стоит подойти к ним ближе, как сразу видно, что их размеры гораздо скромнее. Это лишь кривые фасады с лестничными пролетами, уходящими в никуда.
Прохожу мимо недостроенного амфитеатра, где есть места для зрителей, но нет сцены, мимо рядов колонн с ликами ангелов и демонов. Из-за крон деревьев и подлеска выглядывают огромные, все в трещинах, каменные статуи. Статуи гигантов, богов, богинь, нимф, мифических существ. Все до единой вовлечены в ту или иную форму соития или эксгибиционизма.
Гигантская черепаха, с исполинским фаллосом на спине. Сфинкс, сжимающий свои груди, из которых брызжут струи воды. Колосс в боевом снаряжении, сжимающий, словно меч, свой огромный напрягшийся фаллос, готовый яростно разить им врагов.
Наверное, это место построил какой-нибудь невероятно богатый финансист, как памятник своим гипертрофированным сексуальным фантазиям. Затем, как и Кейн, он – по причине то ли возраста, то ли неудовлетворенности или развращенности – стал импотентом и отдал свое творение на откуп матушке-природе. И та сделала каменных богов своим достоянием: покрыла нагие фигуры мхом, опутала вьющимися лианами, заглушила корнями или сорняками.
Каменные изваяния как будто наблюдают за мной. Мне слышно, как среди деревьев и кустарника кто-то занимается сексом, и я, ускорив шаг, иду по тропинке дальше. Сворачиваю за угол, огибаю рощицу и оказываюсь в небольшой аллее. Ветви деревьев, что растут по обеим ее сторонам, образуют над головой плотный полог. Аллея приводит меня к большому камню, торчащему из склона холма. В нем высечено изображение великана-людоеда, у него грубое круглое лицо с бородой и бусинками глаз. Рот открыт, наружу торчат кривые каменные зубы. Мне почему-то вспоминается грубо намалеванное изображение вагины с зубами на стене у входа в клуб «Фак-Фэктори». Это тоже вагина, только с зубами, глазами и лобковой растительностью.
Вокруг верхней губы высечена непонятная надпись, закрашенная красным, как татуировка.
AUD CISSIM P DITE
Рот широко открыт, как будто людоед вопит или смеется. Непонятно, что именно. Может быть, он кричит, потому что ему смешно. Он смотрит на меня и смеется надо мной, потому что узнал во мне постороннего человека, которому здесь не место. Какая-то часть моего «я» хочет забраться в этот открытый рот, спрятаться в нем, независимо от того, что там, в этой угольно-черной яме, лишь бы только не встречаться взглядом с каменным чудищем.
Тем более что тропинка упирается прямо в рот каменного чудовища. Здесь она заканчивается. Дальше дороги нет. Можно лишь повернуть обратно, но я не хочу возвращаться. Мне нужно найти Анну.
