Все, что я могла сделать в течение нескольких секунд, это тупо смотреть на нее, в то время как одна часть меня начала прыгать и визжать, а другая хотела встать и побежать к двери.
— Ты не сделала это.
— Амм...
— Андреа! — прошептала я.
Она попыталась улыбнуться.
— Я как бы написала им, где мы, и они должны быть тут с минуты на минуту.
Кайлер
— Думаю, это самая худшая твоя идея за последнее время. — Я заглушил мотор и откинулся назад, сжимая в руке ключи, пока не почувствовал, как зазубренные края впились в кожу ладони. — Серьезно.
Таннер фыркнул:
— Я могу придумать целый список самых плохих идей, но эй, ты впервые за два дня в трезвом состоянии. И как раз вовремя, к праздникам.
Опершись головой о подголовник сиденья, я застонал.
— У меня до сих пор ощущение, что кто-то долбит мои виски ножом для колки льда.
— Ты был слишком пьян, — прокомментировал Таннер, готовый открыть дверь машины, — и именно поэтому я думаю, что этот ужин — самая лучшая из всех идей.
Я потер ладонью подбородок, нахмурившись от ощущения щетины. Я не брился с тех пор, как поехал в Сноушу.
— Ага, ты думаешь так только потому, что Сид не тебя люто ненавидит.
Таннер закатил глаза.
— Она не ненавидит тебя люто. Не думаю, что это когда-либо произойдет.
— Ох, это уже произошло. Поверь мне.
— Слушай, я не знаю, что на самом деле произошло между вами двумя, но что-то случилось. И это не конец света. — Таннер открыл пассажирскую дверь, и в салон ворвался поток холодного воздуха. — Поэтому прекрати вести себя как телочка и выходи из машины.
Я бросил на него неодобрительный взгляд, но все-таки вышел. Дойдя до него, я задал ему уже в десятый раз один и тот же вопрос:
— Она же знает, что я приеду, так ведь?
— Ага. — Таннер открыл дверь ресторана, призывая меня войти внутрь. Как только мы прошли мимо хостеса, он виновато посмотрел на меня: — Ладно. Я соврал. Не думаю, что Сид знает.
— Что? — Я резко остановился посреди прохода, отчего в меня чуть не врезался официант.
Я взглянул на Таннера: — Ты что, блядь, издеваешься надо мной?
Таннер сжал рукой мое плечо, отодвигая меня от накрытого круглого стола.
— Нет. Успокойся. Уверен, что теперь она уже знает.
Ему легко говорить «успокойся», у меня было чувство, что я иду на расстрел. Я так долго боролся с желанием позвонить Сид с тех пор, как она уехала из Сноушу. Я не хотел ничего больше, чем услышать ее голос и увидеть ее. И да, мое гребаное тупое сердце колотилось в груди, но Сид показалась чертовски спокойной.
— Ты сволочь, — проворчал я, проведя рукой по волосам. Блин, лучше бы я побрился. И хотя я принял душ, уверен, что от меня до сих пор несет как от бутылки виски. Это дерьмо еще несколько дней будет выходить из моих пор.
Сначала я увидел Андреа, а потом и Сид, и мое сердце колотилось так, будто я пробежал десять километров и вспотел как шлюха в церкви на воскресной мессе. Каким-то образом Таннер оказался впереди меня, доказывая тем самым, что я ползу как какая-то жертва.
Эта сволочь заняла место рядом с Андреа, на чьем лице сверкала самая большая фальшивая улыбка. Конечно же, я хотел сесть рядом с Сидни. Я также хотел прикоснуться к ней, прижать к себе и поцеловать. Было и кое-что другое, что я хотел бы сделать, то, чем я занимался всю прошлую ночь в пьяном угаре, работая руками между своих ног.
Я также был уверен, что она может двинуть мне по яйцам.
Чтобы взять себя в руки, я убедил себя, что лучше всего сейчас вести себя нормально. С этой мыслью я прошагал к столу и посмотрел на Сид.
Сердцебиение пришло в норму, и она подняла взгляд, большие голубые глаза смотрели прямо на меня, и это все равно, что смотреть на Иисуса. Ладно. Может, не как на Иисуса, но меня будто сильно ударили в грудь и я услышал голоса ангелов.
Боже. Черт. Она такая красивая. Не то чтобы я забыл об этом, но после того как между нами произошло то дерьмо, было ощущение, что с того дня, когда я в последний раз видел ее, прошли годы.
Эти глаза... они были удивительно голубого цвета и такие ясные. Потрясающие. Под ними я заметил темные круги, темнее, чем ее кожа. Я хотел стереть их, но мне удалось придержать свои руки. Но потом мой взгляд упал на ее губы, и они слегка раскрылись от ее резкого выдоха. По ее щекам распространился слабый румянец, и я хотел прогнать его своими пальцами, своим ртом, своим языком...
Все уставились на меня.
Откашлявшись, я заставил себя сесть и сложил руки на столе. Я взглянул на Сид:
— Привет.
Ее лицо покрылось темно-красным цветом. Никто, кроме нее, так не краснел.
— Привет.
Напротив меня Таннер выгнул бровь. Андреа начала играть с хлебом, будто она двухлетний ребенок. Все молчали, и Сид так сильно застыла на месте, что я думал, она сейчас расколется пополам.
Вот это да, чертовски неловко. Я должен был уехать.
— Итак, все рады приближающему Рождеству? — прощебетала Андреа.
Таннер взглянул на нее и невозмутимо ответил:
— Я так рад.
Она скептически сузила глаза:
— По тебе не скажешь, что ты рад.
— Ну, мне же не двенадцать, — ответил он, склонив голову набок. — Рождество уже не так интересно, когда ты взрослый.
— Чего? — выдохнула она, широко раскрыв глаза. — Рождество не так интересно, когда ты взрослый?
Он пожал плечами.
— Ты анти-американец, — обвинила она его.
Сид поджала губы.
Таннер выглядел непринужденным.
— Блин, мне просто нравится, что не нужно учиться и можно вкусно поесть.
Андреа покачала головой, отчего ее кудри разлетелись во все стороны.
— А как же подарки?
— Ага, не думаю, что именно в этом заключается празднование Рождества, — прокомментировал он.
Андреа фыркнула.
— Именно в этом и заключается Рождество. Любой, кто говорит иначе, пытается выглядеть остроумным и все такое. Я остаюсь верна себе.
Мой взгляд скользнул к Сид: она посмотрела на меня, и ее брови взметнулись вверх. Наши взгляды пересеклись на мгновение, и всего лишь на это гребаное мгновение все было как раньше. Мы сидели и слушали, как Андреа и Таннер спорят. Нам следовало всегда иметь при себе попкорн, когда они начинают свой спектакль.
Но потом Сид опустила взгляд на свой стакан и начала возиться со своей соломинкой — и это то самое холодное напоминание, что все не как прежде. Сид никогда не была такой тихой, и между нами никогда не было такого напряжения.
Не могу сказать, что пожалел потраченное время на нее, потому что это не так. Мне ненавистно то, как все закончилось. Оглядываясь назад на тех многочисленных женщин, я мечтал, чтоб тогда я удержал свой член в штанах, но Сид никогда не будет одной из них.
