Ладно, может быть, это мое наказание. Может быть, такое случается с теми, кто бестолково живет? Но если так, то таких как я тут бы ошивалось немало. Я же тут нахожусь в гордом одиночестве.
Мои родители приезжают в черном городском автомобиле. На маме то же платье, что она надевала на благотворительную акцию по сбору средств для местного музея Гражданской Войны и Исторического сообщества, а на отце угольно-серый костюм, очень подходящий к его посеребренным сединой черным волосам. У него напряженное лицо, а как чувствует себя мама я сказать не могу, половину ее лица закрывают огромные солнцезащитные очки. Родители медленно, рука об руку, поднимаются по ступенькам. Как будто поддерживают друг друга, чтобы с прямыми спинами войти в фойе.
Худенькая женщина в синем платье приветствует их у двери, держа в руке черную папку. Вход украшен белыми лилиями и зеленью. Внутри, у постамента перед залом, где должно происходить прощание, собралась длинная очередь. На постаменте лежит большая книга. Я прохожу поглядеть, для чего она.
Это памятная книга. Все расписываются в ней, а рядом с именами оставляют короткие записи, к примеру: «скучаю по тебе, дружище» и «никогда не забуду, как ты забил тот гол в овертайме».
Я узнаю лица некоторых людей в очереди. Кэссиди и Беккер стоят с мрачными лицами. Бруно и близняшки тоже здесь. Даже несколько преданных последователей Кайли собрались группкой в самом конце.
Заходят все новые и новые люди: мои учителя, тренера по лакроссу, даже мой дантист со своей семьей. Чем больше народу прибывает, тем больше воздуха мне не хватает. Жар охватывает грудь, и я не могу вздохнуть. У призраков могут быть панические атаки? Я хватаюсь за сердце. Мне так больно, словно оно пытается вырваться сквозь грудную клетку наружу. Хотя никто не может видеть, как мне плохо, я бросаюсь вон из комнаты и бегу в другой конец пустого коридора. За спиной начинает играть орган, и я чувствую себя так, словно вокруг меня рушится мир. Я не могу разумно мыслить. Справа приоткрыта дверь в гардеробную, и я несусь прямо через нее, надеясь спрятаться от звуков органной музыки.
Я больше чувствую, чем слышу, как дверь открывается — появляется неприятное ощущение, что за мной наблюдают. Медленно повернувшись, я оказываюсь лицом к лицу с последним человеком на планете, которого ожидаю увидеть.
Зои Рид.
Она стоит рядом в разорванных джинсах, песочного цвета свитере и серебристом шарфе, свободно обернутом вокруг шеи и красиво лежащем на груди. Ее каштановые волосы убраны в небрежный пучок, и несколько прядей обрамляют лицо.
Мы не оставались в одной комнате наедине года четыре, с самого начала средней школы. Когда-то мы были лучшими друзьями, она была единственным человеком, знающим все мои секреты. А потом ее отец умер, и она отдалилась от меня, спряталась в своей маленькой раковине, которую мне так и не удалось разбить. В конце концов я перестал пытаться сблизиться с ней, и мы пошли разными дорогами. Удивительно, что она вообще пришла на похороны. В последнее время, когда мы встречались с ней глазами, она смотрела на меня как на прокисшее молоко. Почти так же, как смотрит сейчас.
Словно может меня видеть.
— Ну и во сколько тебе это встало, Логан?
Я так потрясен, что на мгновение теряю дар речи. Быстро глянув по сторонам, я убеждаюсь, что она это крикнула именно мне, а не кому-то еще.
— Что, прости? — наконец выдавливаю я.
Она прищурившись сверлит меня злым взглядом.
— Ты разыграл меня, да? Это какое-то дурацкое реалити-шоу?
Я не могу в это поверить. Она говорит со мной. Меня обуревает непреодолимое желание схватить ее в охапку и закричать «аллилуйя». Останавливает меня от этого лишь сердитое выражение ее лица.
— Твоя семья знает, что ты жив? Слушай, если это у тебя такой тупой пиар-ход для тех репортеров снаружи… — Она замолкает и раздраженно фыркает. — Скажи же что-нибудь, Логан! Пожалуйста! Найди волшебные слова, благодаря которым вся эта бредятина не станет самой большой жестью, которую когда-либо и кто-либо сотворил в своей жизни.
— Зои? — Я не в силах сдержать расплывающуюся на лице радостную улыбку. Она действительно видит меня. Так чего же злится тогда? Она должна быть счастлива, что я жив. — О чем ты говоришь?
— Ты в курсе, что ты кретин каких поискать? Что ты творишь? Таким дебильным образом пытаешься заработать себе дополнительные баллы по литературе? Том Сойер101? Все эти люди думают, что ты умер! Мы все так думали… — она снова замолкает, и я чувствую напряжение, исходящее от нее жаркими волнами. Такой я и помню Зои. Как-то раз, когда мы были детьми, она так разозлилась из-за того, что газонокосилка изрубила оставленных ею на дворе игрушечных солдатиков, что разобрала ее на части отверткой. Если я не смогу успокоить ее — и быстро, — она станет живой ходячей бомбой, готовой взорваться в любой момент.
Наклонив голову, я отвечаю ей успокаивающей улыбкой. Я уже забыл, какая она красивая в гневе. Ее щеки горят, глаза расширяются, губы сжимаются в тонкую линию. Я все еще так поражен, что она видит меня, что шепчу, просто чтобы убедиться:
— Ты видишь меня?
И этим лишь подливаю масла в огонь.
— Ладно. Хватит. Я не куплюсь на… что бы там это ни было. Сейчас же пойду и расскажу все твоей матери.
Она это так говорит, что я не могу сдержать смеха.
— Хочешь наябедничать моей маме? Нам что, снова по пять лет?
Зои показывает мне средний палец, толчком открывает дверь и стремительно выходит из комнаты. Я пытаюсь схватить ее, но ладонь проходит сквозь ее руку.
— Подожди! — кричу я, но она несется в зал для прощания. Я следую за ней и замечаю, как она замедляет шаг, впервые увидев гроб и меня в нем. Она медленно, пошатываясь, подходит к нему.
В задней части зала вскакивает на ноги Бруно, словно собираясь пойти за ней, но к ней уже бегут мама и ее друг Карлос. Бруно обеспокоенно смотрит на Зои. Я и забыл… он же был в нее влюблен. Даже просил у меня номер ее телефона.
Я выхожу в коридор, чтобы Зои меня не видела. Стою за дверью, пока Карлос и мама Зои ведут ее на улицу, наблюдаю, как они сажают ее в машину. Когда я наконец выхожу на крыльцо, Зои бросает взгляд через плечо Карлоса и снова видит меня. В этот раз она кажется не злой, а лишь шокированной и растерянной.
Они трогаются в путь, и я сую руки в карманы. Я дам ей пару часов успокоиться, прежде чем навещу. Должна же быть причина того, что она меня видит. Может быть, она может мне помочь.
Повернувшись, чтобы вернуться в зал, я думал только об одном: почему это должна была быть Зои?
* * *
Я смотрю, как собираются в сумеречном небе грозовые облака. Воздух густеет в преддверии дождя, и небеса пронзает первая вспышка молнии. Рабочие поспешно опускают мой блестящий черный гроб в яму рядом с моими ногами. Родители давно уехали домой, и все, что осталось — цветы и двое мужчин в комбинезонах. Один запрыгивает в мини-экскаватор и забрасывает могилу землей.
