— Да-да, иду!
Через десять минут оба были уже во дворе, поеживаясь от ночной прохлады.
— Ерундой она занимается, эта миссис, — проворчал Джон. — «Пропал!» Говорят, он в последнее время здорово пить начал. Небось, поехал в Дурхем и уснул в каком-нибудь баре, куда ей и в голову не взбредет заглянуть...
— Может быть, — согласился Джефф. — Это вполне вероятно. Ну да ладно, раз уж пошли, давай посмотрим...
И они отправились на поиски...
«Окровавленное тело Эрнеста Брэдфорд-Брауна, эсквайра, было обнаружено первого апреля сего года в половине второго ночи управляющим Джоном Фултоном и его сыном Джеффом Фултоном. Полицейским расследованием установлено, что потерпевший вел поиск браконьеров-рыболовов и, двигаясь в темное время по пересеченной местности, споткнулся, что повлекло за собой случайный выстрел из ружья. Подозрения на умышленное убийство у полиции отсутствуют. У мистера Брэдфорд-Брауна остались жена и взрослая дочь».
Эта короткая заметка в местной газете не привлекла большого внимания и споров о смерти Эрнеста Брэдфорд-Брауна не вызвала. Плохие новости с фронтовых полей расстраивали людей гораздо больше. Бомбардировочная авиация, например, потеряла накануне 94 самолета из 745, участвовавших в налете на Нюрнберг.
Похороны мистера Брэдфорд-Брауна прошли более чем скромно, поскольку он не пользовался большим уважением среди землевладельцев в округе. Скорее даже наоборот. Если его деньги и могли вызвать зависть, то его самого откровенно презирали за отсутствие качеств, ценимых в светском обществе. Даже связи его жены не помогали. А после развода его дочери многие и вовсе стали морщить нос. Ни одна достойная женщина, считали они, не бросит своего мужа только потому, что вражеский осколок повредил ему лицо. Учитывая все это, трудно было ожидать, что на похоронах будет многолюдно.
Алисия Брэдфорд-Браун, слывшая в обществе известной гордячкой, тяжело переживала отсутствие на похоронах столпов местной деловой элиты. Такое пренебрежительное отношение вызвало, с одной стороны, озлобленность, а с другой — усилило нерешительность и сомнения, которые задолго до гибели мужа не давали ей покоя. Она решила поговорить с дочерью.
Дженис сидела в гостиной, и ее бледное лицо, оттененное черным платьем, казалось пепельно-серым. Она молча смотрела на мать, сидевшую напротив и нервно теребившую в руках маленький батистовый платок.
— Ты сама виновата в том, что он лишил тебя наследства, — говорила Алисия. — Это же случилось не вчера, дорогая, и причина этому — твой развод! Ты не представляешь, как он был потрясен, как тяжело переживал этот... позор. Ты же знала, как ревностно относился к понятию приличия. У него была трудная жизнь, он постоянно боролся зато, чтобы...
Дженис наклонилась вперед, и ее губы искривились в усмешке.
— Перестань, мама! Оставь это лицемерие! «Трудная жизнь... боролся...» Какое значение это имело для тебя? Ты презирала его и даже не старалась скрывать это. У тебя было имя, положение, известность, но, увы, не было денег. Ты вышла за него замуж только потому, что он был богат и умел делать деньги. Тебе надо было рассчитаться с отцовскими долгами и остаться в этом доме. Можешь говорить что угодно, только не делай вид, что скорбишь!
— А кто говорит, что я скорблю? Я просто констатировала факт. Если бы ты позволила мне продолжить, я бы добавила, что твой отец был большим честолюбцем. Он изо всех сил стремился занять положение в обществе, он хотел, чтобы с него брали пример, чтобы его уважали, не знаю, правда, за что. Скорее всего, за его богатство. Да, он за все платил, и я знала об этом. Так что не жди от меня лицемерных рыданий и заламывания рук. Честно говоря, я испытываю большое облегчение. Жаль, конечно, что он так глупо умер, но одна мысль не дает мне покоя. Я постоянно спрашиваю себя: почему он оказался в этом месте, на насыпи, в то время как должен был сидеть у майора Мюррея и обсуждать с ним план поимки браконьеров? Я говорила с ним за несколько минут до того, как он ушел. Он выглядел рассерженным. Я думала, это из-за того, что за последнее время пропало много птиц. — Дженис прикрыла глаза и вдавила локти в подлокотники кресла. А мать меж тем продолжала: — Меня удивляет, дорогая, что ты так переживаешь из-за смерти отца, вы же были в ссоре достаточно долгое время! Только благодаря тому, что я настояла, тебе было позволено приезжать сюда на выходные и праздники. Я тебе даже больше скажу. Ты, видимо, не в курсе того, что отец знал о твоих встречах с этим... сыном Фултонов! — Дженис открыла глаза и ошарашенно уставилась на мать. — Да-да, — кивнула та, — это тебя удивляет, не правда ли? Ты же встречалась с ним! Или, скажешь, нет?
Дженис проглотила комок, застрявший в горле, и с трудом выговорила:
— Да, он... заходил в наш бар.
— И это все?
— Нет, еще он заходил ко мне домой выпить кружечку пива.
Алисия резко встала и, презрительно поджав губы, посмотрела на дочь сверху вниз.
— Боже мой, Дженис! Ну куда еще ниже?.. Да, конечно, его произвели в офицеры, но все равно он остался тем же неотесанным чурбаном, каким был до армии. Впрочем, как ты мне неоднократно заявляла, это твояжизнь, и ты собираешься вести ее по своему усмотрению. Что ж, я могу ответить тебе тем же: я тоже собираюсь вести свою жизнь так, как сочту нужным. Поэтому тебе предлагается выбор. Я продаю поместье, — а оно уже заявлено на продажу, этим занимается мистер Гист, — и уезжаю к своей кузине в Корнуолл. У нее там большой и фактически пустой дом, так что она будет рада, что я составлю ей компанию. Тебе же нужно кое-что решить. Поскольку твой отец не оставил тебе ни гроша, а я не собираюсь выделять твою долю или содержать тебя, ты можешь пожить со мной у тетки до конца войны, а потом переехать со мной в Швейцарию. Выбирай. Ну, а теперь я оставлю тебя, подумай, Дженис!
Дженис посмотрела вслед матери и бессильно уронила руки. Боже милосердный! Она надеялась, что отец хоть что-то ей оставит, ведь доход от разных предприятий, в том числе от шести агентств по недвижимости, приносил ему миллионы. Это не считая стоимости дома и земли. Но она не получила ни фартинга[5]. Отец как-то сказал: «После моей смерти любая денежная помощь тебе остается на усмотрение матери». И что же «усмотрела» ее дорогая мамочка? Чтобы она сопровождала ее к тетке, жила в ее похожем на мавзолей доме в самом мрачном углу Корнуолла? А потом переехала с ней в Швейцарию? Быть постоянно зависимой от этой стареющей, с дурным характером женщины, вообразившей, что она опять стала молодой и начинает новую жизнь? А что будет, когда и она умрет? Свое состояние она, скорее всего, оставит какому-нибудь дальнему родственнику в отместку за то, что Дженис нарушила законы их проклятого общества...
