Димыч так ничего и не раскопал о прежней жизни американской наследницы и об отце Даниэля, правда, прошло не так много времени, но скорее всего, дело было безнадежным.
— Если бы она здесь вступала в наследство, я бы уже все знал, а так ничего, — разводил руками друг, и Никита сам понимал, что если Сальма Фон-Россель позаботилась о конфиденциальности информации, то они ничего не узнают, а она позаботилась, и очень серьезно.
Никита продолжал возить Даниэля в бассейн, а потом придумывал всевозможные предлоги, чтобы побольше времени провести с мальчишкой — то обед, то мороженое, то новый мультфильм, который так понравился Елагину, что он искренне обрадовался, когда узнал, что там есть еще две части. И самое поразительное, Сальма никак не препятствовала этим поездкам, главное, чтобы Никита вовремя доставлял ребенка домой.
— Никитка, не прикипай к нему, увезет она пацана, что ты делать будешь? — предостерегал Димыч, а потом набирал полные легкие воздуха и выдавал: — Тебе своих заводить пора. Отпусти Саломию, ты ни ей, ни себе покоя не даешь.
Никита признавал правоту друга и в последнее время стал всерьез задумываться о ребенке. Нет, жениться у него и в мыслях не было, он даже представить не мог рядом с собой женщину — не на одну ночь, а на всю жизнь. Есть ведь программы суррогатного материнства, многие известные мужчины не стеснялись пользоваться услугами суррогатных матерей, но стоило не далее как вчера заикнуться об этом Семаргину, он тут же об этом пожалел. Друг сначала покрутил пальцем у лба, потом обложил матом, а потом принялся выговаривать:
— Ты что, Никитос, как ты без женщины ребенка растить собираешься? Няня, бабушка — это все не то. Ну как ты собственного ребенка матери лишишь, ты бы видел, как они возле мамок быстро засыпают. Я полночи носился, и песни пел, и стихи читал, а Светка только на руки взяла, сразу брык и спать!
И без того красный после парилки Димыч в обмотанном на бедрах полотенце смотрелся дико комично, шуруя от стенки к стенке и приобретая совсем уж багровый оттенок. Они по традиции провожали старый год тридцатого декабря в сауне, раньше чаще с девушками, а после того, как Димыч женился, вдвоем.
— Слушай, может тебе жениться на нашей Фон-Россельше, а? — тем временем продолжал вышагивать Димыч, пока Никита, откинувшись на спинку дивана, наблюдал за этими маятниковыми движениями. — Она может и неплохая девчонка, обозлилась на мужиков, потому что муж мудак попался, а тут ты. А вдруг она на тебя неровно дышит, потому и присосалась как пиявка?
Семаргин так воодушевился идеей, что начал увлеченно перечислять преимущества этого союза, но напоровшись на внимательный и выжидающий взгляд приятеля, стух и неуверенно проговорил:
— Ладно, Никитка, ну ее, эту америкоску, может и правда закажи себе мало̀го Елагина с доставкой на дом?
Может и правда, вот только Никита при слове «сын» отчего-то неизменно представлял счастливо улыбающуюся мордаху со щербатой улыбкой. Как вот сейчас, охрана пропустила Елагина, но Хаммер попросили оставить у ворот, и он направился к дому с большим свертком, а навстречу уже мчался раскрасневшийся обладатель той самой улыбки в одном трикотажном спортивном костюме.
— Никита! Ты приехал!
— Данил, вернись, простудишься! — выскочила на крыльцо такая же раздетая Сальма, и Никита мысленно вновь поразился, насколько юной она казалась. А потом отбросил в снег сверток и подхватил на руки подбежавшего мальчика.
— Данька! Ты правда простудишься! — расстегнул куртку, запахнул полы вокруг обхватившего его за шею мальчишки и замер, вслушиваясь, как бьется в районе гортани собственное сердце при виде такой неподдельной и искренней радости.
Данил дышал ему в шею, а Никита прижимался щекой к теплой макушке и с удовольствием вдыхал запах, казавшийся ему удивительно знакомым, как будто это его собственный запах. Димыч говорил, что свои дети пахнут по-особому, и если у Никиты когда-нибудь будут дети, то они будут пахнуть именно так, самим Елагиным.
Глава 33
— Я думал, ты не приедешь, — прошептал Данил и так крепко сцепил руки на шее Никиты, что у того чуть слезы не выступили. Ну как его отцепишь?
— Держись, — ворчливо сказал Никита и двинулся к дому. Одной рукой он придерживал Даньку, а другой поднял подарок, так и дошел до дома с болтающимся на шее мальчишкой. Увидев торчащую на крыльце милиардершу, крикнул сердито: — А ты чего стоишь? Тоже заболеть решила? Быстро в дом!
Удивительно, но она послушалась и скрылась с глаз. В доме Данька вцепился в руку Никиты и потащил его в гостиную.
— Никита, давай елку наряжать!
— А разве она у вас не наряжена? — удивился тот.
— Мы всегда тридцать первого наряжаем, — объяснил Данил, выволакивая ящик с игрушками, — а подарки разворачиваем утром.
— Ну тогда завтра подарок посмотришь, как проснешься, — сунул Никита сверток под елку и увидел, как моментально сделалась грустной радостная мордашка.
— Я не здесь проснусь, а в отеле. Мы с мамой едем встречать Новый год в ресторане отеля, мы так все время встречаем, — отвечал поникший Данька, и у Никиты от жалости защемило сердце.
— Не кисни, — щелкнул он мальчика по носу, — давай лучше верхушку наденем. Ты надевай, а я буду краном, буду тебя поднимать.
Снова губы парнишки растянулись в улыбке, и дальше они хохотали как полоумные, Никита поднимал Даньку высоко над головой, а тот цеплял на елку игрушки, но Никита его специально щекотал, и тот извивался, как червячок на удочке. Краем глаза Елагин видел Сальму, которая как тень появлялась в проеме двери и так же бесшумно исчезала.
— Мама, смотри, смотри, как высоко меня Никита поднимает! — кричал Данька, снова взлетая вверх, они и не заметили, как за окнами стало смеркаться.
— Мне машину надо откопать, Данил! — спохватился Никита, мальчик тут же вцепился в руку.
— Я с тобой!
— Там сверху намело приличный сугроб, — сказал за спиной хриплый голос, — вряд ли вы сейчас откопаете ваш Хаммер, господин Елагин. За мной пришлют машину, мы вас подвезем в город.
— Мам! — Данька отлип от Никиты, подбежал к матери и обхватил ее руками. — Мамочка! Я не хочу в ресторан, мне там будет скучно. Можно я с Никитой останусь Новый год встречать? И ты тоже оставайся с нами!
— Сынок, — заговорила Фон-Россель, и ее тон мгновенно стал ласковым и нежным, с Никитой она говорила так, будто они находились в здании суда, и она зачитывала ему приговор, сухо и отрывисто, — Никита наверняка встречает Новый год с близкими людьми, ты и так его задержал. Мы не можем остаться, ты же знаешь, нас ждут.
— Он меня ничуть не задержал, — ответил Никита в тон ей, полуофициально, — а действительно, зачем такому маленькому мальчику ресторан?
— Он с рождения везде со мной, — Фон-Россель очень старалась, чтобы прозвучало нейтрально, но Никите показалось, что она оправдывается перед ним, и он охренел, — я привыкла.
— Тебя ждут в городе, да? — Данил подошел к Елагину и дернул его за руку.
— Нет, — мотнул головой Никита, сжимая маленькую ладошку, — я не встречаю Новый год уже восемь лет. Не с кем. Просто ложусь спать.
Ему показалось, или Сальма вздрогнула?
— Ма-а-аам! — затянул плаксиво Данил и умоляюще взглянул на мать, не выпуская руки Никиты. — Пожалуйста!
Они оба выжидательно уставились на нее, и тут, к огромному изумлению Никиты, черные глаза сверкнули под длинными ресницами, и Сальма кивнула:
— Хорошо. Оставайтесь, господин Елагин, — она повернулась, чтобы выйти, и у него непроизвольно вырвалось:
— Слушай, ты тоже оставайся, лучше побудь с ребенком, ну зачем тебе тот ресторан?
Фон-Россель развернулась обратно и вытаращила на Елагина свои чернющие глаза, он очень постарался не выглядеть сконфуженно.
— Вы приглашаете меня остаться в собственном доме? А не обнаглели ли вы, господин…
— И перестань называть меня господином, можно Никитой или, если тебе так принципиально, просто Елагиным, — быстро проговорил Никита, решившись идти до конца. Если она и выставит его, так хоть он выскажется от души, — а то у меня такое чувство каждый раз, будто я в гареме. Или в борделе, — добавил беззвучно, одними губами и снова испытал состояние, близкое к шоку, когда понял, что она смеется под своей маской.
