Ему одному не нужны были эти деньги. Он хотел, чтобы все это было у Дианы, она столько натерпелась, и, в глубине души он надеялся этим самым замолить свои грехи, «оплатить» проступки прошлого… Потому что не знал как все исправить. Уже никак. Но ей чужие деньги были не нужны и подавно.
Алекс Торнхилл сильно изменился. Вот только оказалось слишком поздно.
Диана, его цыганская девочка, которую он любил. Которую ненавидел, о которой мечтал, засыпая, которую презирал, обвинял, боялся, восхищался, сторонился, избегал, к которой неудержимо тянулся. Та, что жила в нем всегда, заполнив каждую клеточку организма, каждую пору. Исчезла.
Растворилась в толпе, растаяла загадочным образом, как сладкий сон, оставив после себя горечь несбыточности. Ее нигде не могли найти.
Едва новость о новом наследнике прогремела на страну, как его дом осадили полицейские. Версии обыгрывались одна хлеще другой, не смотря на законно заверенные нотариусом документы. Инна бессильно металась по всем инстанциям, обвиняя его в вымогательстве, шантаже и даже похищении.
Ей не досталось ничего. Диана сделала так же, как и отец Алекса — не оставила ей ни пенни. В яростной злобе сумасшедшая мамаша поливала его грязью в СМИ, но ему было все равно.
Алекс знал, что Диана, озаботившись новыми документами, где-то начала проживать новую жизнь. С чистого листа. И ему в этой жизни не было места.
Как он ни тряс Джонатана, как только не пытался найти — все бесполезно. Умная и хитрая девушка смогла подготовить себе документы так, что даже Джонатан не был в курсе. Она действительно хотела исчезнуть.
Время шло, дни сменялись неделями. Потом унылыми месяцами. В своем тягостном одиночестве Алекс Торнхилл превращался в практически прежнюю версию себя: отчужденный, замкнутый и угрюмый.
Лучшие детективы страны искали для него малейшие зацепки, но она как в воду канула. Последний след обрывался в аэропорту Хитроу полгода назад. Камеры засекли девушку в капюшоне, очень похожую на нее. И все. Больше она нигде не мелькала. Ни-че-го. Никакие деньги не могли помочь найти ее.
Школа внезапно закончилась. Он понял, что все это время пролетело практически мимо него. Алекс не участвовал в школьной жизни, окончательно покончил с конным поло, объезжая Призрака просто так, без какой-либо спортивной цели.
«Я верил, что у тебя появится твой долгожданный Спирит, Ди. Я оставил это имя тебе», — невесело думал он. — «Жаль, что не успел сказать об этом. Я так много не успел тебе сказать…».
Хотел устроиться в «Сундук мертвеца» снова, но Джонатан не разрешил, сказав, что главный миллиардер страны не может ходить по улицам просто так, без охраны. Юный наследник был слишком уязвим, а злопыхателей была уйма. Так Алекс Торнхилл снова потерял свою свободу. Отрешенно разглядывал мир из окна бронированного авто, находясь на заднем сиденье. Всегда в окружении толпы: охрана, прислуга, юристы, помощники, секретари и личные менеджеры, работники компании. Но всегда одинокий. Никто даже не догадывался, что творится у него на душе. Может, только Джонатан и Тейлор, которого он вернул обратно на свою должность. Все отчеты о поисках Дианы приносили ему они. Но ни один из них не смел комментировать происходящее, молча и деликатно выполняя свою работу.
Только одна хорошая новость вошла его жизнь — мать уже долгое время отлично держалась после клиники, с энтузиазмом взявшись за себя. Он построил для нее новый дом, продав тот, старый, из которого ее «выжила» Инна. Сначала думал, что она, наоборот, захочет вернуться в «свое», может, ей это важно. Но Лора сама попросила его о новом месте. Воодушевленно бегала с дизайн-проектом, пыталась втянуть увядающего на глазах сына. Он был ей благодарен, рутина с новым жильем действительно иногда заставляла забыть о своей боли.
Мать тоже изменилась. Годы, проведенные в собственном аду пагубной привычки, ненависти к себе, жалости, надежде очень ее поменяли. Все эти годы она утопала в бутылке, не была собой. Та старая надменная и желчная Лора стерлась, исчезла. Оставив вместо нее растерянную, очень побитую жизнью женщину. Осунувшуюся, худо выглядевшую, с тусклыми волосами и плохой кожей. И не знающую что ей вообще теперь делать.
Конечно, он боялся что она сорвется. Первое время, когда она жила с ним, проверял все полки, шкафы, незаметно перебирал ее вещи, сумки. Было стыдно перед матерью за свое неверие, но он боялся упустить ее. Да даже когда она переехала в собственный дом, приезжал и проверял. Алкоголя в доме больше не было. Но она была еще только на пороге своего нового пути, и Алекс переживал, что она с него собьется. Ему поскорее хотелось, чтобы она увлеклась каким-нибудь занятием, хоть благотворительностью, хоть фитнесом, гончарным искусством, да чем угодно. Лишь бы от скуки не взглянула вновь на свой яд.
— Не переживай за меня, сынок, — однажды сказала она ему, когда они уставшие, после ее переезда сидели на диване в новой уютной гостиной.
Даже распаковкой вещей они занялись сами, чтобы отвлечься, хотя могли нанять для этого уйму людей. Лора, впрочем, отказалась от постоянной прислуги. Горничная приходила к ней раз в неделю, на этом все. Готовкой мать пыталась заниматься самостоятельно, по толстым книгам.
— Ты все делаешь правильно, — погладила его по руке и поцеловала в макушку.
Он неловко отстранился, и Лора печально подумала, что ему не приходилось испытывать родительской любви всю жизнь. С противной горечью в горле поняла, что не может вспомнить когда она вообще его в последний раз целовала или обнимала. Как мать, как друг, как близкий человек, предлагающий свою поддержку. Она этого не делала, даже когда была жива Грэйс. Ее смерть тут не при чем. Лора просто отвратительная мать.
— Думаешь, я не умею любить? — тихо спросил он ее, задумчиво глядя на новую картину на ее стене. Умиротворенное море. Хотел бы он быть этим морем.
На лбу Лоры пролегла глубокая горестная складка. Его страдания откликнулись в ее душе, став ее личными. Странное непривычное чувство, которое она обрела за эти полгода жизни с собственным сыном.
— Не говори так, — мягко ответила она. — Конечно, умеешь. Ты умеешь это делать искренне и пылко, дорогой мой. Как никто другой из нас.
Алекс не был согласен. Знал, что мать просто поддерживает. Искренне и пылко? Бред. Он уже давно признался себе, что его эмоции и чувства закрыты, сдержаны и хорошо им управляемы. Да он внешне каменную статую напоминал. Он все это знал, и тирада Янга тогда хлестнула точно увесистая пощечина по лицу. Он всю жизнь стеснялся своей симпатии к Диане, стеснялся того, какая она, стеснялся ее статуса, ее продажной мамаши. Сквозь землю был готов провалиться, когда видел в детстве, как она глупо улыбается в ответ на издевки детской кучки соседей, растерянно смотрит на него, ища в нем поддержку. Не находя ее.
— Я многое разрушал сознательно. Буквально все, — признался Алекс. — И я ничего при этом не испытывал. Я был равнодушен до чужой боли. Я ее создавал.
— Алекс…
— Помнишь, на похоронах Грейс Диана вышла в ее платье. Она же хотела таким образом отдать ей дань уважения, показать, что приняла ее вещь, и ее саму. Не смотря на прошлые обиды. А я разорвал ей подол, разозлившись. Просто так разорвал, хоть и знал, что оно, наверняка, досталось ей от Грэйс. Я знал, всегда знал, что она не воровка. Но всегда с безразличием смотрел, как ее обвиняют и обвиняют. А в тот день и сам обвинил с этим чертовым платьем. Просто так. Мама, я делал это просто так.
Он чуть ли не с обреченной мольбой взглянул на нее, устало поднося пальцы ко лбу и проводя пальцами по лицу.
— Алекс, не нужно думать о плохом…
— В тот день старик Диего сказал мне, что я не умею любить. А недавно Диана сказала тоже самое.
— Я знаю, что прошлое разрывает твое сердце, сынок. Нам всем понадобилось время, чтобы обрести себя. Чтобы попробовать начать заново. Сейчас я вижу, как сильно ты изменился. Вижу, что твое сердце не лжет. Я знаю, что любовь — это все, что ты говоришь. Каждое слово, шепот, сожаление. Это все твоя любовь, любовь к этой девочке. Я знаю, что я была еще хуже, а ведь я была взрослой. Я не могла ненавидеть этого ребенка.
