— Это твой внук, эмир. Внук, который едва не сгорел заживо вместе со мной.
Слова слетели с ее уст легко. Она и сама этому удивилась. Прислушалась к своим ощущениям.
Ранее она хотела страданий своего несостоявшегося убийцы. А сейчас ей было почти все равно. Она повторяла те слова, что столько времени прокручивала в уме, рисуя их воображаемую встречу. Плачевное состояние главы семьи Аль-Махаби вызвало в ней что-то сродни брезгливой жалости.
— Ки…ра… — эмир застонал от боли, с трудом опираясь на подушки. — Я не мог знать…
— Это бы ничего не изменило, правда? — горько усмехнулась молодая женщина. — Ты хотел сжечь шармуту, которая не позволила отдать Висама за мусульманку. И узнай о моей беременности, назвал бы будущего внука неверным ублюдком.
Кирилл был еще мал, да и не понимал арабского. Открыто улыбнулся эмиру, отчего у того перехватило горло петлей набежавших слез.
— Похож на Висама, правда? — холодно протянула Кира. — Я видела детские фотографии. Очень похож.
Давуд протянул руки к мальчику, не обращая внимания на то, как сбился ритм сердца и усилилась боль. Кирилл замер, не понимая, чего от него хочет этот дедушка в белой одежде, только продолжал улыбаться, глядя прямо в его глаза.
— Не смей, — почти ласково предупредила невестка. — Лучше смотри. Смотри на него. Это первый и последний раз, когда ты видишь своего внука. Больше ты никогда не будешь его видеть.
Боль сковала тело. Аритмия усилилась, застучала в виски, предвещая скорую агонию.
— Я пришла сказать, что у тебя нет семьи. Нет сына. И теперь не будет внука. Смотри хорошо, эмир. И благодари меня за то, что я оставлю его в твоих воспоминаниях.
Давуд захрипел. Светлый лик Киры начал стремительно гаснуть перед его глазами. Невестка встала, подняла Кирилла на руки лицом к себе, чтобы он не наблюдал страдания чужого человека.
— Кир еще мал. Но знай, когда он подрастет, я расскажу ему страшную сказку Востока. О том, как ты едва не убил его мать и его самого.
Пламя взметнулось из бездны под ногами Давуда. Он почти ощутил, как горячие языки огня лижут его ноги. Боль в разрывающемся сердце уже не имела никакого значения.
— П…прости! — превозмогая боль, прохрипел он. — Ради Аллаха… прости!
Кира поспешила к двери. Но на пороге обернулась.
— Я тебя прощаю. Но от своих слов не отказываюсь…
Она шла по коридору, прижимая к себе сына. Малыш мало что понял. Смеялся, играя ее бриллиантовыми сережками, ероша волосы.
Кира вышла в сад, медленно пошла к машине, где уже ждал Висам. Муж поцеловал ее в лоб, прижал к себе.
— Можем ехать, — дрогнувшим голосом сказала Кира. — Гештальт закрыт.
А эмир не расслышал последних слов невестки. Боль нанесла последний, решающий удар, отправив его в кому. Зря Зейнаб и доктор с подопечными пытались привести его в чувство.
Давуд Аль-Махаби пролежит в коме две недели, после чего на рассвете пятнадцатого дня его сердце остановится навсегда…
Эпилог
Эпилог
Рассвет коснулся высокой колонны Бурдж Халифа, тронул расплавленным золотом воды Персидского залива, знаменуя собой начало нового дня.
Сегодня глава семьи Аль-Махаби вновь заставил повара прийти позже. Баловать жену и сына завтраком по выходным стало его самым любимым занятием. Пока что оба крепко спали. Кирилл, как и прежде, сбежал из детской и теперь спал в их супружеской постели, обняв Киру одной рукой.
Подбросив кверху панкейки на сковороде, усмехнувшись при том, что они симметрично приземлились обратно, Висам нажал на кнопки кофеварки.
Аромат элитного кофе разбудит Киру до того, как он явится в спальню с сервированным столиком для завтрака. Следом проснется и Кирилл — он всегда чувствует, когда мама встает. Висам тепло улыбнулся.
Не пройдет и пяти минут, как шелк постели будет измазан в джеме и ореховой пасте, панкейки предусмотрительно спрятаны под подушку, а сам Кирилл с хитрым выражением лица будет наблюдать за реакцией родителей.
Бесценные моменты, ради которых стоит жить.
Пока раскладывал на блюде румяные круги панкейков, не заметил тихих шагов за спиной. Вздрогнул, как только нежные руки жены обвили его торс, прошлись пальцами по коже, задрав ткань футболки кверху.
Раньше он вскакивал от сигнала «опасность» — сказались два года в горячих точках, лицом к лицу со смертью. Но постепенно мирная жизнь взяла свое. Кира забрала его тревоги, опасения и тяжелые мысли одной своей улыбкой, присутствием, горячими объятиями. Улыбка сына наполнила Висама светом, перечеркнув все, что было раньше. Кроме любви к ним.
Ладони Киры скользнули ниже, под резинку свободных домашних брюк, прошлись касаниями пальцев по чувствительной зоне внизу живота. Висам судорожно втянул воздух, чувствуя, как плоть наливается кровью за считанные секунды. Эта потрясающая женщина никогда не перестанет сводить его с ума.
Повернулся к соблазнительной после сна Кире. Молниеносно, не дав опомниться. Она испуганно охнула и счастливо рассмеялась.
Висам подхватил жену за талию и поднял над полом, усаживая голыми ягодицами на мраморную столешницу. Кира называла это место «разделочный стол». Тотчас же накрыл губами ее рот, запуская пальцы в золотые волосы, растрёпанные после сна.
Оба жалели в такие моменты, что время играет против них. Не более пяти минут, пока не проснется Кирилл и не позовет маму и папу. Впрочем, никогда они не упускали такой возможности.
Вот и сейчас, мир замирает, а руки одержимо срывают одежду, гладят кожу, повторяя маршрут ласк поцелуями. Кира раздвигает длинные ноги, обхватывая поясницу Висама. Реальность вокруг падает вместе с ними в небеса. Приумножается в тысячу раз.
Резкие движения возносят к небесам. Они так одержимы друг другом, что не надо даже прелюдий. Вспыхивают огни сознания, словно мощный поток несет их к обоюдному удовольствию.
На пике экстаза Кира протяжно стонет, закусив ладонь, задевает тарелку с фруктами. Висам сжимает ее еще крепче, ускоряя темп. Миг, и потрясающий оргазм поднимает их еще выше…
Нет времени отдышаться и насладиться приятной усталостью. Из спальни доносится требовательный зов проснувшегося Кирюши.
— Fuck, — смеется Кира, запахивая халат и поправляя волосы. — Успели.
— А мне всегда будет тебя мало! — рычит Висам. — Я все решил. Оставляем Кирилла моей матери и летим на уик-энд на Маврикий.
— Ага, сейчас. А совет директоров? Не забыл, что мы запускаем новый торговый центр?
— Разве это не подождет, хабиби?
— Прости, Висам, но ты сам дал мне махр, который простаивает без дела. Я не привыкла терять деньги, запускаем его в эксплуатацию!
Когда в кухню вбегает Кирилл, мало что напоминает о недавнем неистовом соитии двух влюбленных. Папа и мама счастливо улыбаются, по очереди поднимают его на руки и осыпают поцелуями.
Прижав к себе Киру и сына, наследный принц Аль-Махаби закрывает глаза. В его сердце умиротворение перекликается с золотыми лучами счастья. Ради этого он с легким сердцем отказался от всего, что могло как-то омрачить существующий порядок.
Когда-то он вернется в эмират и восстановит честь своей семьи. Отец отправился к Аллаху, теперь Висам единственный эмир. Но пока он не готов возвращаться туда, где едва не оборвалась его жизнь. Со временем.
С потерей отца он справился легко. Видимо, так и не смог до конца простить его. Прошел год, и эти чувства постепенно сгладились. Лишь мысли о том, каково будет Кире возвращаться во дворец, останавливали его от того, чтобы вступить в права наследия тотчас же.
У них достаточно времени. А пока что можно ловить наслаждение в обычных вещах.
Путешествиях. Развлечениях. Проведении времени с семьей. Бизнесом, который день ото дня только процветал.
Прижимая к груди жену и сына, Висам смахнул слезу и счастливо смежил веки.
Ради этого счастья стоило жить и умирать бессчётное количество раз. И никто и ничто больше не вырвет его из его сильных рук. Будет воля пророка — у них впереди останется целая вечность…
