во мне не сумел. Надеюсь, ты будешь меня вспоминать иногда добрым словом. Надеюсь, твои дети смогут также простить и понять, как сумела и я. Надеюсь, что жизнь твоя будет долгой и очень спокойной. И если когда-нибудь ты почувствуешь себя одиноким, просто знай, что я ожидаю тебя наверху. Ведь хорошие девочки попадают в Рай, правда? А я всю свою жизнь стремилась быть хорошей».
Я поставила точку и прикусила губу. Слёз не было, будто какая-то сила вырвала их из груди и разлила по бумаге чернилами. Илья говорил, что на небе нет звёзд. Это души умерших людей наблюдают за нами! И я тоже буду за ним наблюдать…
Я долго думала, как подписать своё письмо.
«Твоя Настя», — было сразу отвергнуто мною. Я уже не его! Я — ничейная.
Просто «Настя», — смотрелось безлико.
И вместо имени, я подписалась рисунком. Изобразила себя, как смогла! Получился забавный зверёк, с длинным хвостом и большими ушами. Мышка. Самойлов поймёт. И, возможно, заплачет? Проронит скупую мужскую слезу. И отправится в лоно семьи, к своей новой любимой супруге.
Свершилось! Мой отдел наконец переехал. Теперь это место пустует. Самойлов не понял мой шаг. Опять обвинил во всех смертных! Сказал, что я подвела его, выставила дураком перед знакомыми. А мне наплевать! Чуть дурнее, подумаешь. Тоже мне, новость…
Стою и смотрю на яркое слово «Аренда», что написано на отдельных листках А4. Будто в «Поле чудес»! Все буквы разгаданы, победителю достается автомобиль. Стою, ощущая спиной прохладу перил. Здесь, сверху, как с обзорной площадки, видно весь продуктовый ТЦ.
Помню, когда я работала здесь продавцом, а поначалу так было, мы с девчонками из близлежащих отделов выходили наружу. Часами стояли, болтая, глядя вниз, на людей. На вереницу кассирш и содержимое продуктовых тележек.
Манекенов я тоже с собой увезла. Моё достижение! Купленный в Турции яркий образчик, Николь, был настолько живым, настоящим, что однажды какая-то женщина к ней обратилась: «Вы не могли бы помочь?».
Воспоминания яркими вспышками проносятся перед глазами. Теперь уже нет тех отделов вокруг. Всё изменилось! Изменилась и я. Какую-то лёгкость в себе ощущаю. Несмотря на боязнь. Результаты анализов будут не скоро. Пока ещё можно потешить себя перспективами. Мечтать! Строить планы на будущий год. А там, неизвестно, как сложится.
Я боюсь, что умру! И Самойлов присвоит детей. Он, как единственный опекун, заберёт их. И они будут жить вместе с ним и с его новой пассией? От мыслей об этом меня бросает в жар. Хотя, я уже представляю себе, какая весёлая жизнь ожидает его! И от этого злоба проходит…
Смотрю вниз и не верю. Стоило вспомнить, и вот он! Стоит, выбирает спиртное. Ну, не подлец? Празднует, видимо, свой долгожданный отъезд. Свободу! От прошлого и от меня. Я тоже отпраздную. Только закончу с делами…
Какая-то тень возникает по правую руку. Он, повернувшись, склоняется к ней. Девушка! Женщина? Нет! Именно девушка. Юная, светловолосая. В сарафане, который слегка облегает приподнятый кверху живот. Он настолько большой, что даже просторная ткань не скрывает его. Светлые волосы льются по голым плечам. Бретелька упала, и она поправляет её мимолётным, кокетливым жестом.
Я стою, как прибитая к полу. Смотрю сверху вниз. Пора бы прервать созерцание этого действа! Этот бессмысленный мазохизм. Но я не могу! Не могу оторвать взгляд от той, кто так льнёт к моему почти бывшему мужу. Так любовно снимает пылинки с его рукава.
Он не видит меня. И не чувствует тяжесть нависшего взгляда. Он слишком занят! Улыбка блуждает на чуть загорелом лице. Он демонстрирует ей раздобытый бутыль и смеётся. Она в ответ гладит живот. Видно, сетует, что выпить нельзя? Он склоняется к ней и… целует.
Я, сглотнув, продолжаю смотреть. Не потому, что мне так интересно. Просто хочу это видеть. Впитать! Осознать наконец, что она не иллюзия. Она — абсолютно реальна. Жива! И беременна. Месяц этак шестой. Меня раздирает потребность сбежать по ступеням, одёрнуть его, прокричать:
— Это и есть та Снежана? Ради которой ты бросил семью?
Даже отсюда, с балкона, мне видно, насколько она неприметна, проста. Юная, может быть! Да и только. Но, разве в юности суть? Верно заметил Олежка: встретишь на улице, мимо пройдёшь. Так что же подвигло его не пройти? Этот взгляд с обожанием? Эта улыбка, что не сходит с лица?
Сжимаю перила так сильно, что пальцы вросли в потеплевший металл. Мне больно и горько! И в мыслях я делаю крюк. Подбегаю к беременной сучке. Хватаю за волосы, дёргаю! Та, опрокинувшись на пол, кричит. Извивается. Стонет от боли. Просит её пощадить. Прикрывает живот…
— Настя, привет! — слышу голос. Знакомый и радостный.
Обернувшись, роняю:
— Привет.
Это — Нина, хозяйка отдела белья. Не постельного, нижнего! Сама пару раз покупала комплекты, красивые, но дорогие. Наши мужья, было время, общались. И мы с ней, на почве соседства, сошлись.
— А где твой отдел? Мне девчонки сказали, что ты теперь съехала? — беспокоится Нина.
Она чуть постарше меня. Но достойно скрывает свой возраст. Носит яркое мини. Сегодня на ней леопард! Девчонки судачат, что Нина крутит шашни с охранником нашего центра. А муж с наслаждением шпилит её продавщиц.
— Да, пришлось, — я вздыхаю.
— А чего? По деньгам? — вопрошает она, — Если так, то пообщалась бы с Никифоровым. Он, признаться, совсем обнаглел! Аренду задрал так, что исподнее видно.
Я смеюсь её аналогиям. Вечно она измеряет эмоции нижним бельём.
— Да нет, тут другое, — мгновение я размышляю, сказать, или нет. Пойдут слухи! Узнают знакомые. Рано? А может… пора, — Мы с Ильёй разбежались. Развод оформляем сейчас.
Нина ахает, на лице застывает гримаса отчаяния. Будто это она сообщила мне страшную весть! Мне же, на фоне другой страшной новости, что маячит на горизонте, эта кажется сущей издёвкой.
— Боже мой, Настя! — вздыхает «товарка», — Подумать только! Ведь вы же такая пара были? Я всегда вас в пример приводила.
Я киваю:
— Да, с виду оно, знаешь, как яблоко. Румяное, спелое. А внутри оказалось червивым! Так и у нас.
Нина не может прийти в себя. Ладошка её, миниатюрная, с ногтями пунцового цвета, жмётся к груди.
— Ой, ой, ой, — качает она головой, — А чего случилось-то?
Я усмехаюсь:
— Илья отыскал мне замену.
— Изменял? — сокрушённо вздыхает она.
Киваю. А Нина берёт себя в руки. Лицо возвращает былую румяность:
— Мой мне всю жизнь изменяет, так и я не в долгу!
— Намекаешь, что это совсем не причина? — смеюсь я расслабленно. И
