– Да, – я вопросительно посмотрела на него. Жанна говорила, что иногда богатые любовники приглашали ее провести уик-энд в Европе – Париже, Лондоне или Вене.
– Как насчет того, чтобы съездить за город?
– За город? – немного разочарованно переспросила я.
– Ну да. У меня дом.
– Дом? – я мгновенно воспряла духом.
Наверняка это один из тех шикарных белоснежных особнячков, цветные фотографии которых публикуют на обложках интерьерных журналов. К тому же целых два дня со мною рядом будет Эдуард, и наконец я узнаю наверняка, права ли Жанна… Не может ведь он поселить меня в спальне для гостей.
О, это будет чудесный уик-энд. Только мы вдвоем, и больше никого.
– Тебя что-то смущает? Если ты еще не готова…
– Готова! – пожалуй, чересчур поспешно заявила я. – Думаю, это великолепная идея!
Вот так всегда и бывает.
За миллионером охотилась я, а на французскую Ривьеру почему-то пригласили Жанну. Об этом она рассказала мне за светским завтраком – мы поедали тончайшие блинчики с медом в кофейне «Библиотека» на Смоленке.
Я была мрачна и немногословна. Моя же подруга, поймавшая синюю птицу за хвост, напротив, искрилась жизнелюбием.
– О, у меня столько проблем, столько проблем! Получается жуткий перевес багажа! Бесплатно можно провозить только двадцать килограммов. А у меня одной обуви двадцать килограммов, – трещала Жанна.
Ее глаза сияли, руки исполняли некий причудливый танец, она была такой хорошенькой в своей нервозности, что все посетители кафе (да и, пожалуй, официанты, повидавшие всякого) были очарованы этим спектаклем-экспромтом.
На меня же… на меня, как обычно, никто не смотрел.
Один из многочисленных любовников Жанны пригласил ее провести недельку на южном побережье Франции. Наше лето будет разным. Мое, московское, если верить синоптикам, – серым, плаксивым и ветреным. Ее, южное, – терпким, жарким и влажным, пахнущим магнолиями и имеющим привкус молодого шального вина.
– Так неожиданно все получилось, – причмокнув, Жанна покачала головой, – представляешь, я же с ним только неделю назад познакомилась.
И вдруг он приглашает меня в такой круиз.
– Если бы это произошло с кем-то еще, я бы удивилась. Но ты… Ты просто создана для таких улыбок судьбы, – философски заметила я, отправляя в рот целый, вчетверо сложенный блин.
– Ты считаешь? – было видно, что ей приятно. – Ой, он еще что-то болтал про Италию! Попробую затащить его в Рим и отовариться. Ой, Сашка, в Риме такие магазины!
– Представляю… А куда же подевался твой нефтяной воротила? Тот, с которым ты познакомилась в ночном клубе? – я не успевала отслеживать Жаннины амурные похождения. Только я запоминала имя очередного ее мужика, как выяснялось, что у нее уже давно появился следующий. Бесполезное занятие – все равно что пытаться заучивать наизусть номера поездов в метро.
– Даже и не спрашивай. Он оказался полным идиотом. Эгоистичная свинья, до которой так и не дошло, какой подарок преподнесла ему судьба. Под подарком я подразумеваю себя, – самодовольно улыбнулась она.
Я вздохнула. Эх, Жанна-Жанна. Вечный лакомый кусочек, глоток свежего воздуха, навязчивый эротический сон. Порхающая стрекоза, на шее которой уже начали появляться морщины.
Ей тридцать три, мифологический возраст. Женщина в самом соку, нагло ухватывающая жирные куски из-под носа молодых полураспустившихся девиц.
Она еще смеет жаловаться, что большинство мужчин считают знойных красоток вроде нее пустышками. Что же будет с ней через десять лет, какими будут приманки ее эротического капкана? Будет ли она по-прежнему с загадочной улыбкой подбрасывать монетки и стричь лобковые волосы в форме сердца?
Любовь – это все. И это все, что мы знаем о ней (Эмили Дикинсон).
Никогда не забуду слова нашей редакторши Маргариты Петровны: «Когда мне было двадцать, мне хотелось, чтобы мужчины видели во мне личность. Я из кожи вон лезла, чтобы казаться интересной и интеллектуальной. Мне хотелось, чтобы со мной поговорили, а они только и знали, что щипать меня за задницу. Но когда мне исполнилось сорок, мужчины наконец разглядели во мне интересного человека. Они были не прочь пообщаться, и что же? Выяснилось, что на самом деле мне нужно другое – чтобы меня ущипнули за зад и сказали, что я хорошенькая!»
– Ну а ты-то как? – вдруг спросила Жанна. – Что у тебя с твоим целомудренным миллионером?
– Да, я же еще тебе не рассказала. На выходные я еду в загородный особняк Эдуарда. Он меня пригласил. – расправила плечи. Хоть один козырь, да мой.
– О, прими мои поздравления. – Жанна откусила маленький кусочек от своего блина, предварительно обмакнув его в медовую лужицу.
В отличие от меня, жадно набросившейся на калорийное лакомство, она ела, как великосветская леди, медленно и степенно.
– Значит, наш девственник наконец сдался? И в субботу состоится совращение ягненка?
– Не надо так о нем говорить.
– Удивительная тенденция. У меня было столько классных ироничных подруг. Но все они преображались, стоило им влюбиться, – она аккуратно промокнула губы салфеткой, – они превращались в надменных клуш. Несколько недель назад ты бы с радостью посмеялась вместе со мной. А сейчас глупо хлопаешь крыльями.
– Ты сказала – влюбиться? – поразилась я.
– Я сказала – хлопаешь крыльями, – отрезала Жанна.
– Нет, ты сказала – влюбиться! – я нервно отодвинула тарелку. – Жанна, ты что, думаешь, я влюблена?!
Как глупо. От мнения Жанны не зависело ровным счетом ничего, но я ждала ее ответа, как приговора.
Ответом мне был уничтожающий взгляд.
– А сама-то ты что думаешь?
– Не знаю… – вздохнула я, – нет, правда, не знаю.
– Ну, пока ты пытаешься разобраться в своих чувствах, я тебя оставлю на пару минут. Надо пройти через одну неприятную… мм… мм… процедуру. – Она поднесла два наманикюренных пальца к пухлым терракотовым губам.
– Жанна, что это значит? – опешила я. – Два пальца в рот после еды? Это так инфантильно!
– Но я ела блины!.. Хочешь сказать, ты никогда так не делаешь? – прищурилась она.
– Никогда. Это жутко вредно.
– Не менее вредно, чем послеобеденная сигарета, – усмехнулась Жанна, – или бессонная ночь. Или тональный крем. Или… Или влюбленность, – она щелкнула меня пальцем по носу, – жди, скоро буду!
Жанна ушла, привычно повиливая вертким задиком. И все присутствующие в кафе мужчины мечтательно смотрели ей вслед. Я усмехнулась. Как обманчива бывает внешность. Бедные, они не знали, что этой знойной черноокой красавице предстоит испытать радость добровольного блевания в общественном туалете. Некоторое время – минут десять, не больше – она будет корчиться, стоя на коленях перед унитазом, словно язычница перед каменным божеством. А потом снова выйдет в зал, немного побледневшая, и от нее будет ненавязчиво пахнуть мятной жвачкой.
