– Как, как? — настаивала Ирина, поняв, что из неболтливого старшего лейтенанта интересующую ее информацию придется вытягивать клещами. Но ведь любопытно же!
– У меня еще и отец преподает в музыкальном училище, — нагнетал обстановку вполне довольный собой Петрухин.
– Гитару? — изумилась Ирина.
– Нет, скрипку. Они с мамой очень хотели, чтобы и я на скрипке играл. Но я орал и залезал под стол, когда меня пытались заставить играть на скрипке. Я ее ненавидел! И хотел, как все наши пацаны, ходить на самбо. Или на хоккей. Но родители и слышать не хотели — боялись, что попаду в плохую компанию. Или что руку сломаю. Так года два воевали. А потом мы договорились: они не пристают ко мне со скрипкой, а я соглашаюсь учиться играть на гитаре. Мне казалось, что гитара — это все-таки не так позорно, как скрипка. А на самбо я все равно ходил, тайком.
– И что? — понизив голос, как заговорщик, спросила Ирина, как будто Петрухины-старшие могли ее услышать. Она сама была очень послушной девочкой и без особого энтузиазма занималась только в тех кружках, в которые отводили ее родители, вот и танцы остались только детской мечтой. Поэтому дерзкое самоволие Петрухина показалось ей очень привлекательным.
– Все правильно рассчитал, — засмеялся Петрухин. — Потом был королем двора, потому что играл на гитаре, девчонки за мной толпами ходили.
– А как вас зовут? — неожиданно спросила Ирина. Ей очень захотелось познакомиться с тем мальчишкой, который спасался под столом от уроков музыки и сбегал на самбо. — Я ведь так и не знаю… Что Петрухин — вы сказали, а дальше?
– Простите, — смутился-таки старший лейтенант. — Меня зовут Евгений.
– А меня по имени-отчеству называете… — обиделась Ирина.
– Так я же как лицо официальное, — всполошился Петрухин Евгений. — Я не нарочно…
– Как лицо официальное, вы моих гостей разгоняли, — поддела его Ирина. — А теперь вы лицо частное, которое собирается пить кофе, или нет?
– Собирается! — с готовностью подтвердил Евгений. И они отправились на кухню.
– Вы мне недорассказали, — продолжала гнуть свою линию Ирина, возясь с кофеваркой. — Как вы милиционером-то стали?
– Да нечего рассказывать, — развел руками Петрухин. — После школы отец хотел взять меня к себе в училище. Я назло сочинение с ошибками написал — и осенью в армию. Руку там серьезно сломал. Ну, отец и отстал — с такими пальцами музыканта не выйдет. Я пошел в горный.
– Почему?
– А вы не помните, как раньше говорили: «Тупой и упорный, иди в горный»? Это про меня. Учился-то я так себе, с тройки на тройку. Больше никуда не поступил бы. А потом уж в милицию — сам захотел. Звание сразу дали. А в участковые пошел ради квартиры.
– А учитесь зачем? Диплом же есть… — Ирина понимала, что расспрашивает совершенно бессовестно, прямо как Евстолия, которую она изо всех сил осуждала, но не могла удержаться. Ей отчего-то приспичило узнать про Петрухина как можно больше.
– Пригодится, — рассудительно сказал Петрухин. — Мне сейчас тридцать пять, в этом году капитана дадут. А через девять лет на пенсию могу выйти. Может, в адвокаты пойду. Мало ли как оно сложится. Пригодится.
Ирина неожиданно для себя самой так расстроилась из-за того, что Петрухину на пять лет меньше, чем ей, — просто свинство какое-то! — что неловко дернула прозрачную колбу с горячим кофе и конечно же пролила — хорошо еще, что на пол, а не на юбку. Петрухин вскочил и ловко промокнул коричневую лужицу бумажными салфетками из стоявшего тут же стаканчика.
– Вот и все — порядок! Не расстраивайтесь, нам же хватит кофе, совсем чуть-чуть пролилось.
Ирина расстроилась вовсе не из-за кофе, но не могла же она в этом признаться! И она решила отыграться.
– Женя, — начала она вкрадчиво, — вы уж извините… А зачем вы ко мне пришли? Вы же вряд ли читаете все объявления о знакомстве, правда?
– Все не читаю, — понимая, что ступает на скользкую почву, признался Петрухин. — Эту мне в ящик бесплатно кладут. Случайно посмотрел, скуки ради, свой участок. Думаю, непорядок. Надо будет вечером зайти, проверить что и как.
– Проверили — и остались, — продолжала вредничать Ирина. Уж очень ей хотелось вытащить из Петрухина признание, что вот, мол, ради ваших красивых глаз, с первого, можно сказать, взгляда… Так бывает, она теперь точно знает. — А вернулись зачем?
– Да я… А можно мне с лимоном? — мастерски увернулся от ответа Петрухин. — Очень люблю кофе с лимоном.
Нет, его голыми руками не возьмешь, думала Ирина, нарезая лимон. И решила зайти с другой стороны. Будто черт ее под руку толкал. Тот самый, что всю новогоднюю ночь Евстолию опекал и вдохновлял.
– Женя… — она с удовольствием впервые назвала его по имени. — На самом деле я вам очень благодарна, что вы тут со мной всю ночь сидите. Еще неизвестно, как бы без вас все обернулось… Такая сумасшедшая ночь. С вами как-то спокойнее. Спасибо вам, но вас, наверное, дома ждут…
– Дочку я еще днем поздравил, а с женой мы в разводе. Давно уже. Как квартиру получили. Живу один. Я ведь тоже бесприданник, как вы изволили выразиться. Зарплата минус алименты, живу в общаге. Это к тому, что вы спрашивали про объявления.
– Вы слышали? — покраснела Ирина.
– Так получилось, — вот Петрухин, напротив, ничуть не устыдился. — Грешен — пару раз к двери подходил узнать — все ли у вас в порядке. Чтобы ваша подруга вас не обидела. Очень уж она у вас… энергичная.
– Она хорошая, — заступилась за Марго Ирина. Ей было стыдно за учиненный ею допрос, и она сменила тему: — Вы так любите это слово — порядок…
– Я не слово, я порядок люблю. Мне, знаете, сосед по общежитию как-то подарил ради смеха игру такую детскую — паззл, ну, вроде мозаики картонной. Картинку там надо собрать из кусочков. Не поверите, я так увлекся, все выходные собирал, рассыпал и собирал. В первый раз часа полтора потратил, а потом за три минуты научился. Сам еще три штуки купил, самых больших, какие нашел в «Детском мире», — полторы тысячи кусочков в каждой. Складываю все в одну кучу — и разбираю по порядку, как положено. Двадцать одна минута на все три! И это еще не предел.
Ирина расхохоталась. Глядя на нее, засмеялся и Петрухин. Ей было с ним хорошо и свободно, и даже усталость от бессонной ночи, полной всяческой нервотрепки, куда-то подевалась бесследно. Сейчас они допьют кофе, решила Ирина, и она наберется наглости и попросит Петрухина еще поиграть ей на гитаре, только что-нибудь не такое грустное. Но этим вполне идиллическим для раннего утра первого дня наступившего года планам не суждено было сбыться, о чем однозначно сообщил звонок в дверь. Судя по голосу, на этот раз он сулил всяческие неприятности — насколько Ирина уже научилась за сегодняшнюю ночь разбираться в интонациях своего звонка.
