Когда Мэри Хетерингтон отвернулась от кровати, так и не прикоснувшись к остывающему телу, Сара, от сострадания делая мужественный шаг к примирению, шепотом спросила:
– Вы поможете мне его обмыть и обрядить?
Мэри воззрилась на невестку и застыла. Та терпеливо ждала ответа, но тщетно: по прошествии минуты свекровь демонстративно развернулась, что выглядело еще оскорбительнее, чем нежелание отвечать, и размеренным шагом покинула спальню.
У Сары задрожал подбородок. Она попыталась справиться с дрожью, стиснув зубы, но у нее застучало в голове. Она не могла себе представить, что вызывает такую лютую ненависть, тем более в эту трагическую минуту, однако реальность опровергла ее представления: мать Дэвида ненавидела ее всей душой. Ненависть читалась в каждой черточке ее лица. Она была воплощением ярости. Так, наверное, выглядели разгневавшиеся от ревности богини…
– Я вам помогу, Сара, – раздался участливый голос Мэй.
Сара, борясь с комом в горле, ответила:
– Благодарю, но это лишнее. Если не возражаете, я бы предпочла все сделать сама.
– Пожалуйста. – Мэй кивнула и вышла, тихо затворив за собой дверь.
Сара взялась оказывать Дэвиду последнюю услугу на этом свете.
Спустя два часа Сара спустилась в кухню. Она чувствовала опустошение в сочетании со скорбью и странным, непрошеным чувством облегчения. По одну руку от нее стояла Кэтлин, по другую – Пол. Кэтлин рыдала, Пол тоже был близок к слезам. Сара взяла дочь за руку, а когда Пол пробормотал:
– Ох, тетя Сара… – она взяла за руку и его.
Юноша нагнулся к ней. Несмотря на худобу, ему можно было дать больше его шестнадцати лет – все восемнадцать, а то и девятнадцать. Его слова были словами взрослого мужчины:
– Не беспокойтесь, тетя Сара. Я позабочусь о вас и о Кэтлин. – Он перевел взгляд на залитое слезами лицо девочки, которая столько лет была его подругой по играм. – Вы обе ни в чем не будете испытывать нужды, я позабочусь об этом.
Сара посмотрела на него. Какой добрый, славный паренек! Она была готова поверить его словам, во всяком случае, в отношении Кэтлин, потому что к ней он относился с особенной трогательностью и никогда не пытался скрывать свои чувства. Но молодость изменчива, к тому же все это в будущем… Об их будущем она еще могла сейчас думать, но никак не о своем: собственная жизнь представлялась ей теперь безлюдной пустыней, по которой ей предстояло брести до тех пор, пока она не встретит Дэвида. Любопытно, как религиозная привычка берет свое, стоит человеку – оказаться в окружении смертей… Она поймала себя на мысли, что эти последние слова вполне мог бы произнести сам Дэвид. Дэвид нередко говорил мудрые вещи.
О Дэвид, Дэвид!… Как она сможет жить без него, одна? Ведь отныне ее ждало полное одиночество. Конечно, вокруг будут люди… Джон, например. Она содрогнулась, мысленно произнеся это имя. Почему смерть настигла Дэвида, а не его? Или Дэн. Да, Дэн всегда будет рядом. Добрый, предупредительный, хороший Дэн. Дэн был очень похож на Дэвида, но отличался от него беззаботностью, легкостью – по крайней мере в своем отношении к общим проблемам. Да, с ней всегда будет доброта Дэна. Нельзя совсем не учитывать и свекра. Но ближе всего к ней стоят Кэтлин и Пол. Да, Пол, он больше привязан к тетке, чем к родной матери. Непонятно только, зачем сейчас все эти мысли, когда главное заключается в том, что она лишилась Дэвида…
До нее донесся тихий голос Мэй. Она обсуждала что-то – наверняка, предстоящие похороны – с Дэном и Джоном. Потом раздался стук в дверь, и Пол сказал:
– Я погляжу, кто там.
Он исчез в кладовке. Скоро и оттуда послышалось жужжание голосов. Потом Сара увидела перед собой три фигуры. Двоих мужчин она видела впервые в жизни, зато третий, которого они поддерживали под локти, был ей хорошо знаком: это был человек, именовавшийся по недоразумению ее отцом. При одном взгляде на него весь свет померк у нее перед глазами. Увидев этого грязного недомерка, она соскочила со стула, словно подброшенная пружиной; стул ударился о стену. Ее голова и все тело стали раздуваться, заполняя все помещение, и она испугалась, что стены дома рухнут, как при новом взрыве.
Один из чужаков объяснил:
– Думали, что он тоже погребен среди развалин, а его только отбросило взрывной волной. Он бродил в стороне… Он говорит, что вы – его дочь, вот мы и привели его сюда…
– Уберите его!
– Но, миссис…
– Уберите его!
– Ему же некуда пойти…
– Что там такое? – спросил у нее из-за спины Дэн, а потом раздался голос Джона:
– Господи!
Она увидела, как он шагнул к ее отчиму.
– Повезло вам, – тихо молвил он.
Сара вытаращила глаза на них обоих: на гиганта Джона и на коротышку отчима; это из-за них она сейчас была благодарна Провидению за гибель мужа. Ее тело продолжало раздуваться, легкие распирали ребра, боль была нестерпимой. Она снова крикнула:
– Уберите его, говорю вам!
Все смотрели на нее. Никто не шелохнулся. Тогда она с проворством дикой пантеры выбросила вперед руку, схватила со стола чайник и, занеся высоко над головой, стала опускать его на голову этого субъекта, возвратившегося с того света.
Джон встал перед ней, выказав ничуть не меньше проворства. Со стороны они напоминали в это мгновение крест, так близко сошлись их тела. Потом чайник упал на пол. Она оттолкнула Джона, что вряд ли удалось бы сделать кому-то еще, так громаден он был. Второй раз в жизни она собиралась прибить отчима чайником, но ей вторично помешали.
К ней постепенно возвращалось зрение. Двое мужчин ушли, уведя с собой негодяя. Дэн тоже вышел. До нее донесся его сердитый голос:
– Найдите себе другое место. Как вы не поймете, что здесь вас не хотят?
В кухне оставались только Мэй, Джон и Кэтлин Кэтлин в страхе забилась в дальний угол. Ужас дочери подействовал на раздутый шар, в который успела превратиться Сара, как укол шилом. Она быстро вернулась к своему нормальному объему и оглядела их всех: Кэтлин, Мэй, Джона. Впервые в жизни она ненавидела Джона, ненавидела так же сильно, как его мать – ее. Кинувшись к креслу Дэвида, она вцепилась в него, забилась лицом в угол и наконец разразилась рыданиями, которым, казалось, не будет конца.
Они бодро шагали вдоль стены работного дома, размахивая теннисными туфлями и ракетками. Путь их лежал по Талбот-род и дальше по Стэнхоуп-род. Оба трещали без умолку.
В свои девятнадцать лет Пол был выше Кэтлин всего на полголовы. Он был темноволос, кареглаз и довольно хорош собой. Однако телом остался очень худ – этим он не пошел в отца. Зато Кэтлин никак нельзя было назвать тощей. Она выглядела копией своей матери, только в совсем юном возрасте. Возможно, она уступала юной Саре в миловидности, зато казалась счастливой и совершенно свободной.
