Ульяна Соболева - Черные Вороны. Паутина

— Таланты угомони! Разорался, как баба. У тебя выбора нет. Информация мне нужна, и я ее получу. Не от тебя, так от других. Только второй вариант — не в твоих интересах! — и бросил ему фото ребенка, который спал в детской кроватке.

— Я все скажу… Скажу, будь ты проклят… Только ребенка не трогай…

​Веревки стягивают запястья, натирая до синяков, Алерикс резко дёргает девушку к себе за бёдра, устраиваясь между её распахнутых ног, и тонкая кожа рук лопается. Аромат крови забивается в ноздри, доводя до конечной точки кипения, ощущение, будто возбуждение готово вот-вот вырваться из тела. Он рывком входит в тесную плоть и стискивает зубы, чтобы не закричать. Зато кричит она, всхлипывает с закрытыми глазами, обхватывая его ногами и выгибаясь на кровати. Её соски такие манящие, искусанные им, синяки на груди, на животе, на ключицах — это его особый рисунок похоти. Самый естественный и потому единственный настоящий. Толчок, еще один, и она стонет в голос, беспомощно дёргая руками.

​Лезвие вспарывает кожу рваными движениями, оставляя алые разводы на белоснежном полотне её тела, и Лия ускоряет свои движения, подаваясь бёдрами навстречу ему. Император закидывает длинные ноги себе на плечи и осатанело таранит упругое тело, с силой сжимая сочную грудь. Наслаждение разрывает на части, подводя к самому эпицентру, чтобы после взорвать сознание мощным оргазмом, на куски, на ошмётки бешеной похоти со странной примесью нежности. Нежности, мать её, которую Алерикс почувствовал впервые…Идиотской нежности, когда решил попробовать, каким бывает наслаждение на её губах, и едва не взревел от ярости, пока эта тварь кричала в его губы чужое имя.

— Нееейл… — зажмурившись и изогнувшись под ним. С каплями пота по телу и его запахом на нём.

— Неееейл… — громко, надрывно, пока Алерикс изливался в неё.

​За что тут же получила пощёчину. Её голова откинулась назад, и она в недоумении открыла глаза, чтобы тут же истошно закричать и начать вырываться, уже молча, не произнося ни слова. Тщетно, и она понимает это, но с каким-то отчаянным упрямством продолжает извиваться на постели, подобно мухе, попавшей в паутину.

​

​Император оставил её дальше метаться в этой ловушке, спокойно принимая душ, а после одеваясь и выходя из комнаты, не произнося ни слова, успокаиваясь сам. И пытаясь понять, какого дьявола его так задело, что она кричала чужое имя? Он ведь сам создал эту грёбаную иллюзию в её голове, потому что ему надоело трахать бревно, которым она прикидывалась раньше. Это было слишком скучно, но Алерикс взломал её чёртово сознание, и видел её воспоминания, как свои. Видел, как её трясло в оргазме с Нейлом, как она срывала голос под тем недоноском. И Алерикс отчаянно захотел кусочек этого для себя. Не просто иметь её распятую на столе, не драть сзади, полосуя спину стилетом или плёткой. Он захотел её живую, а не тем трупом, которым она становилась для него обычно. Забивалась у изголовья кровати, выставив руку вперед, будто могла помешать ему получить желаемое. Поначалу это даже забавляло: маленькая хрупкая смертная упорно сопротивлявшаяся, царапавшаяся, посылавшая проклятия, но никогда, никогда не умолявшая о пощаде. Именно это и интриговало. Зная о том, что ждёт её, великолепно понимая, зачем он пришёл к ней в первый раз, она даже тогда не просила. Угрожала местью Нейла, отбрыкивалась, но не просила. И даже в прозрачных слезах, струившихся по щекам не было мольбы: ненависть, злость на собственное бессилие и безысходность.

​И тогда император захотел сломать её. Захотел заставить умолять, биться в истерике каждый раз, когда она увидит его, услышит его имя. Он захотел не просто чувствовать её страх, он хотел видеть его, хотел слышать, как он звучит её голосом.

​Но даже когда она устала бороться, устала плакать, она и тогда не унизилась, лежала сухим поленом, позволяя себя трахать, кусая губы и отвернув в сторону голову. И какую бы боль ни причинял мужчина, эта дрянь впивалась ногтями в ладони, не позволяя себе сорваться. И тогда Алерикс продолжал со злости раздирать её спину, ощущая, как её колотит в агонии, но не слыша, ни разу, мать её, не услышав мольбы.

​Тогда он вдруг отчётливо понял, что именно заворожило настолько Нейла, что тот рискнул едва ли не всем ради неё. И он решил получить всю её. По-настоящему. Впервые без слёз и ужаса в глазах. Захотел почувствовать, как она может отдавать. Добровольно. Что ж, Алерикс Мортифер никогда не отказывал себе ни в чём. Он попробовал, и это действительно оказалось лучшее из того, что он знал раньше. Император, искушённый в сексе, извращённый садист, вдруг понял, что никогда за всю жизнь не получал настолько яркого оргазма. Если бы не конечный аккорд этой партии. А, впрочем, он не сильно расстроился — Алерикс запланировал с Лией впереди так много актов, и каждый из них обязательно станет премьерой.

​Зашёл к себе в кабинет и поморщился, увидев на столе документ с характерной печатью императорского медицинского центра. Пробежался глазами и отложил его в сторону, прислушиваясь к себе: ни разочарования, ни злости. Всё, как и предполагал. Очередной отчёт, который уже по счёту, а результат всё же один. Откупорил крышку графина и наполнил бокал ледяной жидкостью, опрокинул её в себя, охлаждаясь и приводя в порядок мысли. Когда тебе за тысячу лет, в чудеса давно не верится. И надежда слишком дорогой ценой обходится тем, кто принимает её в расчёт. Алерикс же скорее ожидал именно этого результата. Отрицательного. А это значит, придется вызвать избалованную сучку с куриными мозгами к себе и лично поинтересоваться её мнением относительно результатов теста. Нет, это какой идиоткой нужно быть, чтобы решить оболванить самого императора? Наградить его чужим ребенком и искренне считать, что он проглотит эту наживку, что поверит липовым тестам, сделанным с участием её мамаши? ​Пусть даже она глава континентального центра. ​Неожиданная веселость сменила откровенное возмущение. Такого неосмотрительного отношения к себе Алерикс однозначно простить не мог, какой бы страстной эта рыжая тварь ни была в постели. Даже если не брать в расчёт, что прощение никогда не было в списке его добродетелей. Пожалуй, надо будет отправить ей комплект с изумрудами в благодарность за ребенка и приказать явиться во дворец только в нём. А после император собственноручно вырежет этого ублюдка из её чрева на правах «отца». И даже не станет убивать её. Пускай влачит жалкое существование бесполезной пустышки всю оставшуюся жизнь.

​Убрал отчёт в ящик к десяткам подобным ему. И на каждом из них один и тот же приговор, подписанный рукой разных врачей. Бесплодие. Недостаток, которым не должен обладать правитель. Болезнь, которую так и не смог вылечить ни один из множества лекарей, несмотря на все те возможности, что открыл перед ними их господин.