вечерам. Это почти столько же в среднем, сколько было, когда я жила с Мотей. Ну точно просто сменила дочь соседа!
При слове “дочь” в моей голове будто всё мигом на секунду расквасилось и превратилось в перламутровый кисель.
У дочки будет дочка…
Соберись, Соня!
По факту я же и правда просто сменила соседа. И папе сказала, что просто снимаю комнату.
А он… не спросил где.
— П-п-папа, п-п-предатель, — осенило меня и я толкнула со всей силы дверь, да так и замерла перед этой немой сценой.
— Папа! Предатель! — выдохнула раньше, чем проанализировала.
В кабинете отца был буфет-банкет, две медсестры: одна молодая, одна лет под пятьдесят, счастливый Лев с улыбкой до ушей. Коньячок, правда совсем чуть-чуть, а в момент, когда дверь открывалась одна из медсестёр выкрикнула: “Рабочий день закончился!”
Отец сидел за своим столом, Лев по другую сторону, и они боролись на руках, но оба хохотали, видимо, пока я не пришла.
— Сонечка, закрой дверь, — улыбнулся папа. — Тут как бы… не положено!
Молодая медсестра кивнула и запихнула в рот кусок шоколада.
— Ты что, его не… ругаешь?
— А за что?
— Я с ним ЖИВУ!
— Я знаю.
— У меня от него будет ДОЧЬ!
— Дочь? — улыбнулся Лев и вырвал у меня из рук снимок. Медсёстры тут же стали рассматривать и умиляться.
— Он меня в ЗАГС тащит…
— Как честный человек, — пожал плечами отец. — А ты хотела, чтобы бросил?
— Тебя не смущает… что он… старый! — я разыграла последнюю карту, не веря, что мой милый папа ведёт себя так странно.
— Ну если тебе не нужен, — усмехнулась медсестра и положила руку Льву на плечо.
— Ой, давайте без этого, он верный, ясно? — устало вздохнула я, скинула с плеча Льва руку медсестры и потянула его за собой. — Пошли. Предатель! — ткнула пальцем в отца, который с очаровательной улыбкой смотрел на снимок моей дочери в руке Льва.
— Совет да любовь! — хохотнул папа и предложил “дамам” продолжить без “молодых”.
Уму непостижимо…
— Уму непостижимо! — воскликнула я тут же вслух. Мы забирали в гардеробе куртки, и на лице Льва всё ещё было это странное выражение блаженства. — Да что ты лыбишься!?
— Дочь, — гордо ответил он.
И опять у Сони в голове кисель.
— Ага… — я снова уставилась на картинку. Даже почему-то решила, что личико (которое на деле просто непонятный силуэт) очень даже милое. — Так! Не отвлекай меня. Что это было?
— Что?
— Почему папа тебя не побил?
— А должен?
— Я вообще не сразу сообразила, что он как бы не особенно меня контролировал, и…
— А он контролировал. Вот, если тебя это успокоит.
И Лев вручил мне собственный телефон с открытой перепиской. Именем абонента значилось “Будущий тесть” (так мило, аж тошнит), а переписка была жутко лаконичная.
Ушла на пары
ок
как дела?
норм
Обустроила комнату
молодца
была у врача, вроде норм
норм
что такое “дюфастон”
позвоню через 5 мин
она жрёт?
вполне
как самочувствие?
моё — отлично.
ну если отец здоров, то и семья в порядке
Я даже не посягнула на другие переписки, просто вышла из больницы, дошла до машины и протянула телефон Льву.
— Вы что, общались? А почему не со мной?
— Не обижайся… просто он не хотел казаться навязчивым. Мы договорились, что если ты ко мне переедешь…
— Он знал, что ты мне предложишь?..
— Знал. Не обижайся. Неужели ты думала, что просто так бы это допустил. Сонь. Это не заговор против короны. Это любовь и забота. Поехали, ты причёску там хотела.
Я кивнула и посмотрела на время.
Сорок шесть, блин, минут. Ни о чём... я рассчитывала часа на два.
— Значит я — верный? — он как будто не удержался от вопроса, а я понимала… давно его это мучает.
Как на иголках сидел всё время, которое мы провели в благословенной пробке. Никогда так не радовалась тому, что город при первом сильном снегопаде встаёт намертво.
Ох, прямо-таки новогодний подарочек.
— Не придирайся к словам, — вздохнула в ответ, понимая, что теперь точно не отвертеться.
Верный… неверный, а разница-то какая?
— Просто интересно, почему я больше не потаскун?
— Значит потаскун? Как скажешь.
— А можно без иголок? — он надо мной по-доброму так смеялся. А мне аж тошно, потому что день что-то не с того начался. Ну какие свадьбы? Причёски? Предложения? Что за ужас…
— Ну как тут без иголок, я…
— Струсила? — он вильнул бровями, будто бросил очередной вызов. — Можно всё отменить!
— Я… ни за что!
И моё фырчание самой себе показалось смешным и никчёмным, ну как маленький обиженный дракон.
— Не веришь, что всё по любви? — он спросил это совсем глухо, а потом вырулил и припарковался у салона.
Я наблюдала, как снежинки кружат перед яркой вывеской, и думала, как ответить на страшные слова.
— Я…
— Ну давай сразу расставим точки над “и”, без истерик.
— У нас нет над “и” точек… над “е”... над “и” у нас…
— Сонь, — снова, который раз за день, сжал мою руку. — Ты не веришь?
— Я не знаю во что верить. Ну… я не понимаю, как это понимать. Ты правда хочешь откровенного, честного разговора?
— Нет. Я хочу чтобы ты знала, что это всё правда серьёзно и на меня не давит… дочь, — ему будто тоже странно это произносить. И это чертовски мило, но по-прежнему как-то страшно.
— И мне нравится, что она есть. И что ты есть. И что именно ты есть, а не кто угодно другой.
— Гладко стелешь, — буркнула я, — пошли уже краситься! Жених…
В салоне нас приняли так, будто специально открылись сегодня только ради этого момента: нашего пришествия.
Меня окружили, аж целые три девочки и стали что-то бормотать. Я им вроде-как нравилась, и они были уверены, что тут только “немного поправить” и всё будет красиво.
А я настояла на полном пакете услуг, и чтобы даже с педикюром, маникюром и если можно шугаринг.
От покраски волос меня отговорили, хоть я и требовала.
Лев удалился, а вокруг меня начались пляски с бубном. О шугаринге пожалела почти сразу, ибо на ногах вырывать оказалось нечего, а не на ногах… ну боль словом адская.
Эти сорок минут я запомню надолго! Боль, слёзы, торг, мольбы.
Зато вышла из кабинета новым человеком, и даже как будто не шла, а летела над полом. Меня уверили, что справились очень быстро и я вообще молодец! Хоть где-то…
Мне накрутили локонов, я сказала, что не нравится. В итоге всё разворошили и собрали причёску. Я сказала,
