— Интересно, что в вашем представлении любовь? — усмехнулся он.
— А почему вам это интересно?
— Потому что вас трудно заподозрить в любви. Трудно представить, что это чувство вообще вам знакомо. К Роману Алексеевичу уж точно.
— А вам не кажется, что вы лезете не в свое дело? — заметила Лола.
— А это важная составляющая моей деятельности — лезть в чужие дела. Только не все это понимают.
— И не всех это интересует, — добавила она. — Меня это не интересует совершенно.
— Попробуйте самогон, — напомнил Борис. — Я заказал еще грушевый и сливовый. Так что вы составите себе полное впечатление о нехитрых радостях Монтенегро. — И, заметив в ее взгляде недоумение, объяснил: —. Так венецианцы когда-то назвали Черногорию. Да так ее, собственно, и до сих пор называют. Это же только у России с ней славянское братство, а для всего мира, на общепонятном языке, она Монтенегро — «черные горы».
Виноградная водка — лозова — действительно оказалась похожа на виски: была в ней та же самогонная отдушка. И, главное, она действовала сходным с виски образом. Лола сразу почувствовала себя как-то… отдельно от себя. Ей нравилось — точнее, ей было необходимо — это легкое самораздвоение; оно было сродни тому, что она чувствовала, когда видела похожий на себя манекен в углу своей комнаты. И от взгляда на манекен, и от глотка виски появлялось отчуждение от себя, без которого невозможно было жить так, как она жила.
— Доверительно пьете, — заметил Борис, когда Лола поставила на стол пустую рюмку.
— То есть? — не поняла она.
— То есть не стесняетесь собеседника. Ваша манера выпивать очень интимна, вы ею многое о себе сообщаете.
— И что же я вам о себе сообщила? — усмехнулась она. Усмешка, впрочем, маскировала интерес, который вызвало у нее это его наблюдение.
— Ну, например, то, что вы женщина решительная, бесстрашная, с сильным характером. Который странным образом сочетается с абсолютной беззащитностью. Мне вот только непонятно, с какими чертами вашего сильного характера эта беззащитность связана. И я с интересом пытаюсь нащупать ваши слабые места, — невозмутимо объяснил он.
— Зачем? — спросила Лола.
Ей стало настолько не по себе от его проницательности, что даже приятный лозовый туман в ее голове мгновенно развеялся. И с чего он взял, что она беззащитная? Вот уж нет!
— Затем, что никогда не мешает знать слабые места человека, с которым собираешься общаться.
— Вы уверены, что я собираюсь с вами общаться?
— Но вот мы же с вами разговариваем уже… — Он взглянул на часы над старинной аптекой, напротив которой располагалось кафе. — Уже десять минут. Возможно, проговорим еще минут пять. А за пятнадцать минут, бывает, жизни меняются до неузнаваемости. Так что совсем не лишнее вычислить слабые места даже кратковременного собеседника.
— Не буду вам мешать, — сказала Лола, вставая. — Вычисляйте мои слабые места в одиночестве.
— До встречи на Святом Стефане, — ничуть не обидевшись и не выказав ни малейшего удивления, кивнул Борис.
Лола перешла площадь не оглядываясь. На балконах маленьких, как игрушки из старинной коробки, домов сушилось пестрое белье. Мальчишки играли в футбол под мощными стенами собора. Она спиной чувствовала взгляд этого умного человека, и его взгляд был ей неприятен.
Если Будва была хоть и маленьким, но все же городом, то остров Святого Стефана, куда Роман в сопровождении Лолы, обслуги и охраны прибыл спустя час, городом вообще не выглядел. Улицы этого крошечного острова напоминали коридоры, домики были, как комнаты, и только черепичные крыши над каждым доказывали их друг от друга отдельность.
— Когда-то был рыбацкий остров, — сказал Роман. — Теперь отель. Да уже, кстати, и не остров, а полуостров. Видишь, перешеек построили.
Правда, короткий перешеек, по которому они доехали до острова, заканчивался у таких массивных ворот, что, если их закрыть, Святой Стефан вполне можно было по-прежнему считать островом, таким же неприступным, как в Средние века, когда рыбаки обороняли его от пиратов.
Историю Святого Стефана Лола прочитала в проспекте, который взяла у портье.
— Стильным местом считается, — заметила она. — Софи Лорен здесь бывала, Элизабет Тейлор тоже. Написано, входит в десятку лучших мест отдыха в Европе.
Это было уже в номере — мрачноватом из-за низких потолков, но действительно стильном, как комната в замке на Луаре, где они однажды ночевали. Лола листала проспект, сидя на краю широкой, массивной кровати.
— Ничего особенного, место как место. А просвещаться будешь позже. — Роман подошел к узкому, как бойница, окну, открыл его и выглянул на затененную виноградными листьями улицу. — На эту жемчужину Адриатики у меня два дня. И я намерен провести их с пользой.
— С какой? — поинтересовалась Лола. — Осмотреть достопримечательности?
— Плевать я хотел на достопримечательности! — с неожиданной злостью бросил он. — Мне сейчас не до всякой фигни! Дела надо делать, и срочно, пока… — Тут Роман замолк, как будто кто-то остановил его, и закончил обычным своим тоном: — Вечером парадный ужин. Оденься понаряднее, здесь, кажется, так положено.
— Здесь — это где? — усмехнулась она. — На рыбацком острове?
— Здесь — это на Балканах, — в тон ей ответил Кобольд. — Положено, чтоб баба сверкала золотом-брильянтами. В знак уважения к деловому партнеру.
— А что, твой деловой партнер балканец? — удивилась она.
— Балканец. Он вообще-то не Борис, а Борислав. Родился в Москве, но сам черногорец и очень этим гордится. Родители его от Тито сбежали после войны, когда все это еще, Югославия была. И мне он не партнер, а… Ну, тебя это не касается. Оденься как положено.
— Что это с тобой? Слишком ты нервничаешь, — прищурилась Лола. — Может, к деловому партнеру и в постель свою бабу укладывать положено?
— Надо будет — ляжешь, — бросил Кобольд. — Ужин в девять. Отдыхай пока.
— Мерси, — сказала она уже ему в спину. Роман вышел из комнаты.
Настроение у нее испортилось окончательно. Конечно, вряд ли он стал бы укладывать ее в постель даже к самому нужному деловому партнеру, во всяком случае, раньше ничего подобного за ним не водилось. Но выслушивать его нервное хамство все равно было неприятно, и одеваться к ужину поэтому было неприятно вдвойне.
К тому же Лола как раз-таки сомневалась, что ее перетянутый резиночкой хвостик, короткие шорты и не достающая до пупа пестрая маечка будут расценены Борисом как неуважение к нему; он не показался ей глупым, даже наоборот. Но, в конце концов, ей было все равно, во что одеваться, и выбор туалета не доставлял ни малейшего затруднения.
