сколько хочу, но, честно говоря? Я очень хочу детей, Кэт. Я хочу завести семью. Мне тридцать два, средний возраст выхода на пенсию для хоккеиста — тридцать шесть, так что не похоже, чтобы у меня оставалось слишком много времени.
Похоже, он доволен этим, зная, куда хочет направить свое будущее, и в то же время справляясь с переполняющими его чувствами к брату.
— Я просто хочу выиграть этот кубок, а потом, возможно, уйду на пенсию и займусь тренерской деятельностью.
Его голова низко висит, он смотрит на меня и говорит то, от чего у меня на мгновение замирает сердце.
— Я просто чертовски волнуюсь, что новые лекарства не будут работать, что я стану инвалидом, как моя мама.
Он подавляет что-то похожее на прерывистый всхлип, но слезы не текут. Он зажмуривает глаза. Я отталкиваю его руку от себя и обнимаю его.
Я шепчу ему: — Все будет хорошо; мы можем многое сделать, чтобы помочь тебе. Если эти лекарства не помогут, мы попробуем что-нибудь новое. Всегда есть что-то, Алессандро, и я не остановлюсь, пока мы это не найдем.
Я умоляю его понять мои слова, поверить мне.
Он качает головой.
— Я знаю, просто очень трудно сохранять надежду, когда твое тело случайно решает тебя подвести.
Он поднимает на меня глаза, прищуренные по бокам.
— Я сегодня поскользнулся. Когда я вернулся на коньках на то же место, я заметил, что во льду образовалась впадина, и я даже не могу передать словами, как я был счастлив, когда узнал, что это не мои ноги отказали. Я знаю, что сказал, что уверен, что пойму, когда пора сдаваться, но что, если я этого не сделаю? Что, если кто-то пострадает первым?
— Ты должен стараться доверять себе — ты знаешь свое тело лучше, чем кто-либо другой. Если бы это были твои ноги, ты бы знал наверняка.
Он кивает, не говоря больше ничего, пока мы сидим так еще некоторое время, и я глажу его по спине, успокаивая. В конце концов его плечи расслабляются, и он садится ровнее.
— Потанцуешь со мной?
Он резко встает, увлекая меня за собой. Вокруг нас висят теплые огни кафе, и единственные звуки — это несколько проезжающих по дороге машин.
— Но здесь нет музыки, — говорю я ему, немного растерявшись от смены темы.
Он достает телефон, листает приложения, пока не находит песню, и нажимает "произвести". Положив телефон на скамейку, он берет меня на руки, и мы начинаем раскачиваться. В телефоне звучит песня "Conversations in the Dark" Джона Ледженда. Але кружит меня, а когда он прижимает меня к своей груди, начинает идти снег.
Он держит руку на моем затылке, прижимая мое лицо к своей груди. Я вдыхаю его теплый мужской запах, пока мы раскачиваемся под музыку, снег мягко падает вокруг нас, а тепло его тела согревает меня. Это похоже на ожившую сказку, и это не может быть более идеальным.
Песня резко переключается на клубный трек, и я не могу удержаться, чтобы не перевернуться и не ткнуться в него попой. Мы смеемся, пока он не обхватывает мои бедра сзади, и я чувствую, как его быстро твердеющая длина упирается в меня.
Мое дыхание становится более учащенным — мое прежнее возбуждение возвращается в полную силу. Я откидываю голову назад, на его плечо. Он осыпает поцелуями мою шею, и я чувствую, как его язык скользит по линии моего уха и покусывает мочку.
Он поворачивает меня лицом к себе, все еще обхватывая мои бедра, и отводит нас назад, пока его ноги не упираются в скамейку, и садится, усаживая меня к себе на колени.
Его рука запуталась в моих волосах, а другая рука крепко прижимает меня к его телу, пока я сжимаю в руках его свитер. Я придвигаюсь к нему, совершенно забыв о том, что идет снег и мы находимся на улице, где нас могут поймать в любой момент.
— Сними эти штаны и снова залезь на меня, как сейчас.
Мои глаза расширяются от шока, но я так возбуждена, что делаю все в точности так, как он говорит, засовываю большие пальцы в пояс джоггеров и спускаю их вниз по бедрам, пока они не оказываются у моих ног. Я стягиваю их вместе с обувью и снова забираюсь к нему на колени. Мне приходится вытягивать ноги, потому что его бедра такие массивные, но он обхватывает меня за бедра, помогая удержаться на ногах.
Он ласкает мое ухо и глубоким, хрипловатым голосом, который так меня расстраивает, говорит: — Хорошая девочка. А теперь потрогай себя для меня.
— Ты хочешь, чтобы я потрогала себя?
Я в недоумении, потому что меня странно возбуждает возможность быть пойманной, и я не понимаю, почему он не делает этого сам.
Он тихонько хихикает.
— Я хочу посмотреть, как ты прикасаешься к себе, Кэт. Покажи мне шоу, прежде чем я возьмусь за тебя.
Все мое тело нагревается при мысли о том, что он может взять все в свои руки.
Рефлекторно моя рука направляется к центру. Я провожу средним пальцем по своим складочкам и начинаю натирать маленькими кружочками свой ноющий клитор, а другой рукой опираюсь на его плечо, обеспечивая столь необходимый мне рычаг. Давление в моем животе растет, и я чувствую, как Але становится все тверже подо мной, пока я качаю бедрами в его сторону.
Мои соски настолько твердые и чувствительные, что когда Але наклоняется вперед и засасывает один из них в рот через мой топ, я выгибаюсь под ним. Он прижимает мою попку к себе, с жадностью наблюдая, как мой палец продолжает доводить меня до предела. Его глаза вспыхивают.
— Вставь два пальца, — требует он.
Я снова делаю то, что он говорит, голова откидывается назад, а мышцы напрягаются все сильнее и сильнее. Я ввожу пальцы, движения становятся все более беспорядочными, чем ближе я к разрядке.
Я уже на грани, когда он отдергивает руку, хватает меня за талию и перекидывает через плечо. Моя голая задница выставлена на обозрение любому прохожему, и то же самое разочарование, что и раньше, обрушивается на меня как кирпичная стена. Он хватает одеяла, лежащие на скамейке, бессистемно бросает их на землю, не выпуская меня из рук, и укладывает меня на них, стараясь, чтобы мы были под навесом.
Он опускается надо мной. — Раздвинь ноги, детка.
Когда я делаю это, он поддерживает свой вес на предплечье, продвигаясь вниз по моему телу. Опустив голову над моим центром, он
