– Я хочу говорить с тобой, всю дорогу до дома, только, пожалуйста, включи громкую связь и положи телефон! – с улыбкой прошу я.
– Зачем?
– Затем, что ездить, наклонив голову набок, опасно!
В зеркало заднего вида ее джипа я вижу, как она улыбается, кладет телефон и выпрямляется.
– Так лучше?
– Лучше! А теперь слушай. Я поставлю тебе одну песню «Братьев Эйвитт». И прибавь до максимума громкость на телефоне! – прошу ее я и ставлю песню, которую без конца слушал с того самого вечера, когда влюбился в нее. Потом начинается следующая песня, затем еще одна. Время от времени я и сам подпеваю, а Лейк всю дорогу до Ипсиланти молча слушает.
* * *Лейкен сворачивает к своему дому, я к своему. Быстро заглушив двигатель, выскакиваю из машины и подбегаю к ее джипу. Она даже дверь не успевает открыть. Сделав это за нее, я хватаю ее за руку и буквально вытаскиваю на улицу. Мне хочется прижать ее к джипу и зацеловать до смерти, но я знаю, что, скорее всего, за нами следят три пары любопытных глаз. Я бы отдал все на свете, лишь бы побыть с ней наедине, а не стоять тут, у всех на виду. Но я просто целую ее в лоб, глажу по голове, испытывая благодарность за каждую проведенную рядом с ней секунду.
– Во сколько тебе нужно быть дома?
– Вообще-то, мне уже восемнадцать! – пожимает плечами Лейк. – Какой уж тут комендантский час?..
– Давай не будем испытывать ее терпение, Лейк! Я хочу, чтобы все было правильно!
Мне вообще повезло, что Джулия позволила ей быть со мной, поэтому совершенно не хочется ее расстраивать.
– Уилл, нам что, обязательно сейчас говорить о моей маме?
– Нет-нет, – улыбаюсь я, качая головой, нежно привлекаю ее к себе и целую так, будто мне совершенно все равно, кто на нас смотрит.
Оказывается, мне и правда все равно, черт побери! Несколько минут я пытаюсь зацеловать ее до смерти, пока дело не доходит до того, что я уже не могу себя контролировать – руки сами так и тянутся вниз. Я слегка отстраняюсь, чтобы перевести дыхание.
– Пойдем к тебе, – шепчет она.
Предложение более чем соблазнительное, но я прижимаю ее к груди и прикрываю глаза:
– Мне нужно, чтобы ты сначала поговорила с мамой. Я должен знать пределы дозволенного!
– Зачем? – смеется она. – Чтобы выйти за них?
– Вот именно! – Я беру ее за подбородок и смотрю прямо в глаза.
Во дворе мигает освещение, – значит, Джулия решила все-таки обозначить пределы, пусть даже таким способом.
– Че-е-ерт! – расстроенно тяну я. – Видимо, это означает «спокойной ночи!».
– Думаю, да, – соглашается Лейк. – Ничего, мы же завтра увидимся, да? Во сколько у тебя выпускной?
– Во второй половине дня. Приходи утром, позавтракаем вместе! Я тебе приготовлю все, что пожелаешь! – обещаю я.
Лейк кивает:
– А обед? Что ты делаешь в обед?
– Готовлю для тебя.
– А ужин? Вдруг я решу с тобой поужинать? – продолжает она.
Боже, как она соблазнительна!
– Ну, вообще-то, на ужин у нас есть планы… На выпускной придут бабушка с дедушкой, а потом мы пойдем ужинать в ресторан. Хочешь с нами?
– Думаешь, стоит? – В глазах Лейк вспыхивает тревога. – А если кто-нибудь увидит нас вместе? Ты же все еще учитель, хоть временно и не работаешь…
Черт! Я ненавижу эту новую работу, еще даже не приступив к ней!
– Значит, придется как-то решить это завтра.
– Но я хочу прийти к тебе на выпускной. Можно?
– Только попробуй не прийти! – Больше всего на свете мне хотелось пригласить на выпускной именно ее, но до сегодняшнего вечера я думал, что это невозможно. – Хотя мне, конечно, будет очень сложно держать себя в руках, – добавляю я, целую ее на прощание и делаю шаг назад. – Я люблю тебя!
– А я тебя!
Отвернувшись, я иду в сторону дома. Меня обуревают противоречивые эмоции: с одной стороны, я испытываю огромный душевный подъем оттого, что мы наконец-то вместе, с другой – чувствую внутреннее опустошение из-за того, что приходится уходить. Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее в последний раз, и вижу, что она смотрит мне вслед.
– Ты что?! – спрашивает она, заметив мою довольную улыбку.
Одного вида ее улыбки достаточно, чтобы я всю оставшуюся жизнь был счастлив и доволен. Ее счастливый вид – лучшая награда в мире. Никогда больше не хочу видеть, как она грустит!
– Оно того стоит, Лейк! Мы не зря так страдали. Обещаю тебе. Даже если тебе придется ждать меня, я позабочусь о том, чтобы ты не пожалела!
– Я и так не жалею, Уилл! – прижимая руки к сердцу, заверяет меня она.
Господи, я недостоин этой девушки!
Я поспешно возвращаюсь к ней и обнимаю.
– Я серьезно. Я так сильно люблю тебя, что даже в груди больно, – добавляю я, быстро целуя ее. – В хорошем смысле этого слова. Мы думали, что нам тяжело в разлуке? А как, черт побери, я смогу заснуть сегодня? После того, как мы с тобой целовались? После того как ты сказала, что любишь меня?
Не дожидаясь ответа, я прижимаю ее к джипу и целую так, как мечтал с тех самых пор, как понял, что мы с ней идеальная пара и должны быть вместе. Я целую ее самозабвенно, потому что понимаю: больше нам расставаться не придется. Этот поцелуй не станет последним. Целую ее, понимая, что это не очередное расставание, а всего лишь начало.
Во дворе снова начинает мигать освещение.
Мы оба замечаем это, но нам все равно. Однако через несколько минут мы все-таки успокаиваемся и отстраняемся друг от друга. Я прижимаюсь лбом к ее лбу и смотрю ей в глаза.
– Ну вот, Лейк, – говорю я, показывая на нас обоих. – Теперь все по-настоящему. Я никогда больше не уйду от тебя. Никогда!
– Обещаешь? – шепчет она, глядя на меня полными слез глазами.
– Клянусь! Я безумно люблю тебя!
– Повтори! – просит она, и по щеке скатывается одинокая слезинка.
– Люблю тебя, Лейк! – Я вглядываюсь в ее лицо, словно боясь, что не смогу запомнить какую-нибудь мелкую деталь, прежде чем уйду.
– Еще один раз!
Прежде чем я в очередной раз успеваю признаться ей в любви, дверь распахивается и на пороге появляется Джулия:
– Так, похоже, нам придется договориться о некоторых правилах, – говорит она, но в ее голосе больше радости, чем раздражения.
– Простите, Джулия, – кричу я, поворачиваюсь к Лейк, целую ее в последний раз и отхожу. – Дело в том, что я безумно люблю вашу дочь!
– Да уж вижу! – смеется Джулия.
Я произношу слова любви в последний раз и ухожу домой.
– И с тех пор мы жили долго и счастливо, – заканчивает Лейк.
