Когда мы с малышом приехали в офис, Чижова и Дорохова уже были там. И Дорохова с выпученными глазами вещала:
– Нет, ну а при чем здесь это-то, Ира? Если у него рожа бугристая, как прошлогодний картофель!
Заметив Славика, она тотчас забыла про бугристую рожу, подскочила и принялась тыкать мальчика под ребра:
– Ну, ты, маленький мерзавец, как у тебя дела? Признавайся, тетя Поля издевается над тобой? К батарее привязывает?
– Нет, – смеялся малыш, – только я бабушку привязываю, когда мы в разведчиков играем.
– Правильно, – поощрила его Оксанка. – Еще, говорят, очень действенный метод, если иглы под ногти засовывать.
Я возмутилась:
– Зайчонок, ну прекрати забивать голову ребенка всякими глупостями!
Ирина, наблюдавшая за всем с улыбкой, неожиданно вздохнула:
– Эх, сейчас бы солнышко свое повидать! – Это она вспомнила, что пора бы уже проявить ностальгию о дочери.
– Может, чайку попьем? – предложила я.
– Давай, – хором отозвались девчонки.
Я сходила, набрала воды, поставила чайник. Но не успел он закипеть, как явились Вероника и Миша. Оба были настроены по-деловому.
– Так, товарищи женщины! Всем доброго утра! – поздоровался Михаил. – Объявляю сегодняшний день днем всеобщей мобилизации!
– А что такое? – переполошилась Ирина.
– Сейчас я расскажу, что такое… Полина, это ваше черноглазое сокровище? – улыбнулся он Славику.
– Мое, – с гордостью сказала я.
– Ну, здорово, солдат! Держи пять!
Вероника с умилением посмотрела на своего мужчину, но Славику даже не улыбнулась. Что за стерва кошмарная!
– Ну что ж, – выпрямился Михаил, обменявшись рукопожатием с маленьким гостем. – Попрошу Ирину и Оксану проследовать в мой кабинет! Берите, девушки, все, что вам может понадобиться: блокноты, ручки… разрешаю даже взять сигареты, если они создают у вас благоприятный настрой. – Он взглянул на часы. – Всеволод подъедет минут через пятнадцать, но, думаю, ждать его не будем. Идемте!
Вся группировка благополучно скрылась за дверью. А я как стояла, так и повалилась на стул, будто подкошенная.
Всеволод приедет? Через пятнадцать минут приедет Всеволод? А что же мне делать? Как себя с ним вести? Признаваться ли? Ведь я столько времени уже храню эту тайну. Но он-то отец! Он должен обо всем узнать первым!
Я была в замешательстве и совсем не слушала, что говорит мне Славик.
– Что, мой хороший? Прости, я задумалась.
– Я говорю, можно я поиграю в компьютер?
– Зайчик, а у нас нет никаких игрушек, – виновато сказала я. – Давай лучше порисуем?
– Ну ладно, давай, – нехотя согласился Славик.
А я вдруг неожиданно для самой себя приняла решение вести себя с Всеволодом так, будто мы едва знакомы. Какого черта он терзал меня все эти дни своим молчанием? Ничего. Ему на пользу. Пусть думает, что не произвел на меня ни малейшего впечатления.
Мы разложились на Оксанкином столе, как на наименее захламленном. И принялись рисовать большую картину, склеив между собой четыре альбомных листа. Я рисовала высокий многоэтажный дом, в окнах которого виднелись цветочки, люди, смотрящие телевизор, хозяюшка у плиты. А Славик рисовал двор, по которому почему-то носились пираты и стреляли из ружей в прохожих.
Наконец раздался звонок. Я собрала всю волю в кулак и пошла открывать.
– Привет! – впустила я Всеволода. И, не дождавшись его ответа, отправилась на свое место. – Ну что тут у тебя? О, какая шляпа!
Всеволод выглядел несколько озадаченным.
– Привет. – Подойдя к нам, он склонил голову набок. – Чем это вы тут занимаетесь?
– Рисуем! – с некоторым раздражением пожала плечами я, дескать, а то не понятно!
Тут малыш, обхватив меня за шею, шепнул:
– Полина, я в туалет хочу, по-большому.
Ох, как некстати! Что ж такое-то, а! Так мне хотелось хотя бы минуточек несколько насладиться этой игрой!
– Пойдем! – сказала я, крепко беря Славика за руку. И обратилась уже к Лихоборскому: – Всеволод, все уже наверху! – мол, поднимайся, поднимайся, чего прилип здесь?
Мы вышли. И моя гордо выпрямленная спина тут же опала.
Не могу без него! Не могу!
– Вот тебе бумажка, – понуро облагораживала я ребенку условия. – Хочешь, возьми мой телефон. Поиграй, сосредоточься…
– Ладно, ладно! Только ты не стой под дверью, иди! Ну, иди так иди…
Каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что Всеволод все еще не тронулся с места. Мало того, он еще что-то и подрисовывал на нашем холсте!
– Чей это мальчик? – завидев меня, спросил он, откладывая фломастер.
Я опустила глаза. Задумалась. Сначала хотела бросить так, с наглецой – а тебе какое дело? А потом просто сказала:
– Сын моей сестры. Она умерла.
– Прости, не знал, – подойдя вплотную, он легко погладил меня по плечу.
«А что ты вообще обо мне знаешь?» – чуть не закричала я.
Чуть не набросилась на него, как тогда, с кулаками. Чуть не расплакалась. Чуть до смерти его не зацеловала. Но сдержалась, сдержалась, сдержалась…
– Все уже позади, – только и ответила я. Он пальцем приподнял мой подбородок.
– Не грусти, ладно?
– Угу. – У меня уже не разлеплялись губы, еще чуть-чуть – и начнет трястись подбородок.
– Хочешь, я потом подвезу вас, куда скажешь?
Я затрясла головой. Говорить не могла. Только махнула рукой в сторону двери.
– Ты на машине? – догадался он. – Угу.
Я кинулась к чайнику. Налила и залпом выпила горячую воду. Даже не заметила, что обожгла язык.
Надеюсь, что он думает, будто я убиваюсь так из-за Зоиной смерти. Прости меня, Зоенька! Но это не так!
Тут вернулся мой «большевик», все еще увлеченно тыкающий в телефонные кнопки.
– Ну как, удачно? – быстренько привела я себя в порядок.
– Да. Буква «о»! – с гордостью сообщил Славик. Это у них со Старым Пляжем такая своеобразная манера повторять алфавит.
– О-о-о? – приподнял брови Всеволод. – Неплохо ты питаешься, парень!
Славик смущенно покосился на него, очевидно не ожидав, что посторонний человек разгадает их с бабушкой условные обозначения. А потом спросил:
– Полина, а скоро мы домой поедем?
– Не знаю, малыш. Наверное, еще нет.
Ребенок вздохнул и, с обреченным видом усевшись на стульчик, продолжил играть в телефон. А Всеволод махнул мне рукой, предлагая выйти с ним на лестницу.
Когда мы уединились между двух этажей, он спросил:
– А почему мальчик живет у тебя? У него что, отца нет? Я неопределенно повела плечом:
– Можно сказать и так.
– Не понял. Пьющий, что ли?
– Да нет, почему пьющий? Просто он живет с новой семьей. Старые дети ему не нужны.
– Что за бред? Какие старые дети? Как это не нужны?
Всеволод стоял, засунув руки в карманы, и весь пылал праведным гневом. И мне так захотелось ему в эту минуту все рассказать! Просто невозможно! Но было немного страшно.
