— Неужели для тебя нет ничего святого? Ведь я же жду от него ребёнка! — Ирина подняла на Тополя полные слёз глаза.
— А ты много думала о святости, когда подводила меня под статью? — прищурился Тополь. — Где была твоя святость, когда ты собиралась упрятать меня на несколько лет за решётку?
— Но ведь это же были твои наркотики, Сёма… — едва слышно прошептала она.
— Может, ты ещё скажешь, что это я сам вытащил их из тайника и подложил в свою гитару? — брови Тополя сошлись у переносицы. — Ты что, вправду принимаешь меня за полного идиота? Между прочим, к одиннадцати за ними должны были подойти покупатели, но по какой-то странной случайности милиция подоспела на час раньше. Ты ничего не хочешь мне сказать по этому поводу? — впившись взглядом в лицо Ирины, вдруг как по волшебству сделавшегося из пунцового бледным, Тополь почти затаил дыхание.
— Я… — она судорожно вздохнула. — Мне нечего тебе сказать.
— Тогда мы квиты, — жёстко произнёс Семён, — потому что мне тоже больше нечего тебе сказать.
За стеной, в общем зале клуба, одновременно играло несколько гитар и слышались приглушённые голоса, но слов звучавшей песни разобрать было практически невозможно. Здесь, в ответвлении бокового коридора, было почти тихо, только откуда-то сверху из-под намотанной на трубы изоляции время от времени на цементный пол падали тяжёлые, увесистые каплюшки да журчала вода, бегущая вверх по трубам.
— Семён, ты должен пойти к Юрию и объясниться с ним, — стараясь говорить как можно увереннее, Ирина подняла голову и в упор посмотрела на Тополя.
— А больше я ничего не должен? — криво усмехнулся он.
— Это мой единственный шанс.
— Мне на это наплевать, — растягивая слова, как будто получая удовольствие от каждого из них, произнёс Тополь. — Мне наплевать и на твои шансы, и на твоё будущее, и на тебя саму, моя милая.
— Если так… — она облизнула вдруг ставшие сухими губы, — если так, то мне придётся рассказать всю правду о том, откуда в твоей гитаре появился пакетик с порошком.
— И куда же ты отправишься? В милицию? Ну-ну, валяй.
— Нет, не в милицию, — Ирина секунду помедлила, будто размышляя, стоит ли говорить всё до конца, но потом, видимо, решилась: — Если ты не захочешь мне помочь, я буду вынуждена обратиться за помощью к другому человеку.
— Интересно знать, и к кому же? — самоуверенно усмехнулся он.
— К твоей матери, — тихо уронила она, и по испугу, тенью промелькнувшему в глазах Семёна, поняла, что один шанс из ста у неё всё же остался.
* * *
— Ну что, пап, разузнал я про твою мадам Грицацуеву, — Семён бархатно хохотнул и полез в карман вельветовой рубашки. — Долг платежом красен. Как и договаривались, — он достал сложенный белый лист и протянул его отцу. — Как говорится, чем мог.
— Вот спасибо… — Леонид лучезарно улыбнулся и потёр ладони. — Нечего сказать, выручил ты меня.
— Подожди благодарить, — Семён снял с края стакана дольку лимона, развернул её и, морщась, втянул в себя обжигающе кислый сок. — Боюсь, как бы не вышло накладки.
— В смысле? — рука Леонида застыла на полдороге к стакану с коктейлем. — В смысле накладки?
— Понимаешь, в чём дело… — Семён взял вилку с ножом и приступил к горячему. — Когда мы перетрясали базу, выяснилось, что в Москве Загорских полно, я даже не ожидал, думал, фамилия редкая. Ты себе даже не представляешь, воз и маленькая тележка твоих Загорских оказалась.
— Я же тебе сразу сказал, искать нужно Лидию Витальевну, — Тополь недовольно покосился в угол зала, откуда доносились пронзительные звуки динамиков.
— Ну да, — усмехнулся Семён. — А ещё ты сказал, что ей сорок пять и что у неё белый «жигуль» не то четвёртой, не то седьмой модели.
— И что?..
— Да то, что твоей Лидии Витальевне, если это, конечно, та самая Загорская, сорок пять было лет десять назад.
— Не может этого быть! — руки Тополя опустились, и столовые приборы звякнули о край тарелки. — Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что твоя Джульетта уже год как на заслуженной пенсии.
— О-о-о-о-о! — потрясённо выдавил Леонид и откинулся на спинку стула. — Это, что же… выходит, она меня лет на семь старше, так, что ли?
— Что ли так, — едва удерживаясь от смеха, Семён поднёс ко рту фужер с коньяком. — Между прочим, у твоей мадам действительно имеется машина, только не «четверка» и не «семерка», как тебе показалось, а шаха. И цвет у неё не белый, то есть не совсем белый.
— А какой?
— По документам проходит как «Белая ночь», — Семён вытащил из держателя салфетку и промакнул ею губы. — В общем, не знаю, отец, насколько это твоя пассия, возможно, это совсем не та Загорская. Ты же понимаешь, в базе были только те, на ком числится квартира. Если твоя Лидия не является ответственным квартиросъёмщиком, то её вообще в этой базе нет. Ты случайно не знаешь, она замужем?
— Я уже ничего не знаю, — Леонид потянулся за коктейлем и обречённо вздохнул. — Прошлым летом она была незамужней женщиной сорока пяти лет, а через год ей вдруг стукнуло пятьдесят шесть. Я уже ничего не понимаю в этой жизни. По большому счёту я даже не могу поручиться, что она действительно Загорская, а не какая-нибудь Иванова или Сидорова.
— Знаешь что, пап, нечего гадать на кофейной гуще. Давай доедай, да подъедем-ка мы с тобой по этому адресочку, — Семён отодвинул от себя пустую тарелку и взял в руки счёт.
— Что, прямо сегодня? — Леонид нервно сглотнул, и в его взгляде отразилась неуверенность. — А может, в другой раз, когда получше подготовимся? В спешке, на ночь глядя… Как-то всё с налёта-с поворота…
— Ну и сиди сиднем в своих четырёх стенах, мечтай, пока на тебя деньги с неба сыпаться начнут! — Семён скривился.
— А ты стратег, — усмехнулся Тополь. — Дайка сюда, — он взял у Семёна счёт, посмотрел на итоговую сумму, достал из кошелька несколько купюр, прижал их краем пепельницы и поднялся на ноги. — Ну что, поедем ощипывать пёрышки мадам? Мы свои долги заплатили. Теперь её очередь.
* * *
— Кто там?
Взявшись за ручку двери, Загорская сощурилась и заглянула в пластмассовый кругляшок глазка, но тут же отшатнулась. Ругая себя за опрометчивость, она с досадой выдохнула, и её лицо приняло вид раздрипшего печёного яблока, передержанного нерадивой хозяйкой под крышкой сковороды.
— Лидия Витальевна, что же вы нам не открываете, неужели не рады? — громкий голос Тополя разлетелся по лестничной площадке гулким эхом, и, представив, как соседи, услышав шум, все как один занимают свои наблюдательные позиции у дверных глазков, Загорская недовольно поморщилась.
