— Ты посмотри, на кого сегодня похожа Джуди, — странным монотонным голосом произнес Майло. Казалось, он не может оторвать взгляд от экрана. — Она выглядит так, будто подверглась нападению медведя. Как думаешь, Ричард не бьет ее?
Его лицо было мертвенно-бледным, и лишь черные круги обрамляли еще более черные глаза. Он говорил, и мне в нос волнами ударял тяжелый запах лекарств и разложения.
— Думаю, у них все как раз наоборот. Я принесла тебе цветы. Извини, но только пионы — ничего лучшего на Эджвейр-роуд не оказалось. Как твои дела?
— Ужасно! Моя задница похожа на мясо из консервной банки. Думаю, ты уже наслышана?
— Я знаю версию Айши, но она была немного смущена, рассказывая про твою селезенку.
Но я все же поняла суть.
— Представляешь, никто не пришел навестить меня, — сказал Майло, все еще глядя на экран.
— Разве не потому, что тебе слишком плохо и ты не принимаешь посетителей?
— Я думал, все поплюют на запрет: ты же так поступила. Медсестра сказала, что звонили только дважды. Один звонок был от моей матери, это скорее минус один. Значит, в итоге получается ноль.
Я видела мать Майло на каком-то благотворительном ленче, поэтому понимала, что он имеет в виду.
— Может, не все еще узнали о том, что произошло?
Эти слова рассмешили Майло, и он поморщился от боли:
— Еще не узнали? Да все давно в курсе. Два космонавта-отшельника на станции «Мир» уже успели обсудить эту историю! Каждый пастух яков в Монголии говорит только обо мне! Это же лучшая пиар-акция в моей жизни. Великолепное распространение информации, замечательная узнаваемость брэнда!
Подобная горечь, пусть даже скрытая за характерными для Майло нелепыми преувеличениями, была ему несвойственна. Он не мог разозлиться по-настоящему, ведь для этого ему нужно было почувствовать отчужденность, чувство превосходства и желание отомстить. Горечь — удел проигравших. Я села на край кровати и погладила его по голове.
— А что Ксеркс?
— Исчез, буду пересчитывать ложки, когда вернусь домой. Маленький засранец. Хорошо хоть Пиппин испытывал ко мне достаточную привязанность, чтобы… так поступить.
— Бедный Майло! Ты, наверное, слышал, у меня тоже некоторые проблемы.
— Конечно, он ненормальный. Я всегда это знал, но мне приятно думать, что его свела с ума любовь.
— Людо бросил меня.
— Окажись он рядом, я бы к нему вернулся.
— А Пенни вышибла меня из компании, так что я теперь одна, без работы и жилья.
— Прости, что ты говорила? Эта история заставила меня задуматься о дружбе. Все эти люди, которые были на вечеринке, большинство из них я мог бы назвать друзьями. Но это иллюзия. Наш бизнес, Кэти, основан на притворстве: мы изображаем, что вещи что-то значат, хотя это неправда; говорим, будто они редкие, когда они широко распространены, или наоборот. Мы не производим ничего материального, чем люди могли бы пользоваться. Мы работаем во лжи и продаем обман.
— Ты рассуждаешь как Людо.
— Что ты там говорила про Людо? Я слышал, он ушел от тебя. Не переживай слишком. Новый день, новый парень.
Я перестала гладить его и пересела на стул.
— Майло, пожалуйста, послушай меня и, ради Бога, перестань смотреть телевизор. Мне нужна помощь. Это очень серьезно. У меня вся жизнь сломана. Мне нужна работа, я хочу вернуть прошлое.
Наконец Майло повернулся и взглянул мне в глаза:
— Вот и ты туда же. Ты пришла не для того, чтобы проведать меня. Ты хотела узнать, на что можешь рассчитывать. Что ж, ничем не могу тебе помочь. Я выпал из бизнеса, из работы, из моды. Навсегда. Если это все, что ты хотела, можешь идти.
Еще одна дверь захлопнулась передо мной. Конечно, стоило попытаться, но я уже начинала немного сожалеть о потраченных на пионы деньгах.
— Я не хочу, чтобы мы расстались врагами. Я пришла проведать тебя, и мне действительно нужна помощь. Но я пришла бы в любом случае. Надеюсь, твои ягодицы скоро придут в норму. И кстати, я делала реальные вещи — создавала одежду, а не лгала. И буду делать ее снова.
В дверь позвонили в семь тридцать, и в комнату ворвался Джонах.
— Как ты себя сегодня чувствуешь? — спросил он, прилагая все усилия, чтобы вопрос прозвучал тактично.
— Стремлюсь к началу пути! Передо мной открыты все двери или окна или все, что угодно.
— Это призыв духа! Тебе еще предстоит пройти весь путь.
— Ты имеешь в виду эту свою чушь о трех метаморфозах?
— Я говорю именно об этом. В любом случае я держу слово и организовал тебе встречу с еще одним моим партнером.
На этот раз я запретила себе представлять его внешность.
— Имеешь в виду свои связи в торговле тряпками?
— Именно так. Его зовут мистер Айаб. Если быть точным, я работаю со старым мистером Ширку Айабом, а ты сегодня встречаешься с его племянником — Камилом. Он отвечает за текущие… дела.
Мне нечего было терять, поэтому я решила пойти на эту встречу.
Джонах повез меня на своей машине из Килберна в дебри Уиллздена. Машина казалась совсем старой, думаю, это был «форд-зефир», но производила удивительное впечатление: внутри она была почти вся устлана овчиной, четыре автомобильных ароматизатора в форме елки свешивались из стратегических точек, и везде, где было возможно, лежали книги.
Мне казалось, мы направились к самому центру темного мира. Я когда-то слышала, что в Лондоне существует район Уиллзден, но даже приблизительно не представляла, в какой именно части карты его можно обнаружить. Мы проехали по какой-то узкой улице, а потом свернули в квартал складов и промышленных зон. Что здесь производят? Сандалии с огромными шипами на подошвах для аэрирования газона? Современные сиденья для унитазов? Арбалеты? Освежители воздуха для автомобилей? Мир никогда этого не узнает.
Джонах молчал, и я подумала, не сожалеет ли он о своем «гуманном поступке»? Или он просто не любит светские беседы? Я начала рассматривать книги. Все они были в мягких обложках, потрепанные и с поломанными корешками. Я подумала, что они похожи на какого- нибудь «клиента» Джонаха, запоздавшего с возвратом долга. Первой мне на глаза попалась книга «Веселая наука», и я подумала, что не зря подозревала Джонаха в создании любовного гнездышка. Но ее автором снова оказался Ницше. Многие названия звучали очень привлекательно: «Рождение трагедии», «Так говорил Заратустра», «Человек», «Сумерки богов». Кроме книг Ницше, там были трактаты других авторов, о которых я никогда не слышала: Шопенгауэра, Фейербаха, Шеллинга, Фихте.
— Не стесняйся, Кэти, — сказал Джонах, ошибочно принимая мое ленивое разглядывание за интерес. — Я организовал небольшую группу любителей чтения. Мы встречаемся раз в неделю и обсуждаем какой-нибудь интересный текст. На этой неделе это будет «По ту сторону добра и зла», а на следующей — «Мир как воля и представление», но только первая ее часть, естественно, без неуместного мусора из второго тома.
