Наконец она обернулась, но моргала очень сильно.
— Это все флер, понимаешь? Задурить девчонке голову, когда есть деньги, очень легко. Настя, мне очень хочется, чтобы ты понимала, что это все так, пшик… Я не хочу, чтобы тебе было больно, когда все это закончится. Когда он наиграется в принца.
Настя вжалась в табуретку, чтобы не вскочить.
— Мама, почему ты такая жестокая? Почему?
— Да потому что, кроме матери, никто не скажет тебе правду. Никто! И, конечно, его мать будет тебе улыбаться, потому что ее сыну хорошо, а потом она же будет первой, кто скажет, что ты дура и имеешь виды на ее мальчика!
— Мама, ну почему… Почему ты просто не порадуешься за меня?!
— Да потому что здесь нечему радоваться. Господи, — она опустилась на стул. Тяжело. Почти что со стоном. — Другие хоть понимают, что делают… Как та же Мила с твоим братом. Повесила на глупого мальчишку ребенка! И себя! А ты так, взяла и подарила себя тому, кому не дано это оценить. Кто привык получать все по щелчку пальцев. Конечно, он ухватился за тебя — красивая дурочка, которой еще ничего и не нужно. Но потом подвернется другая, а, может, и есть, да только ты о ней пока не знаешь…
Настя вскочила с табурета, оставив на столе нетронутый чай.
— Я лучше пойду соберу вещи!
— Иди собери, — ответила мама тихо и отвернулась к занавешенному коротким тюлем окну.
Собака ринулась следом, и Настя на сей раз закрыла дверь уже за ее хвостом. Эйты, продолжая радостно им вилять, прыгнула на кровать, а Настя, встав на колени, снова беспомощно уставилась на чернеющий в глубине чемодан.
— Да ну его к черту!
Ну, серьезно! Она же не в другой город переезжает, а в другой район. И Кеша не говорил собрать все вещи — может, он вообще запретит носить все, что она когда-то считала шиком. Оставит только старые вещи для училища: какая разница, в чем рисовать. Да и теплая погода продержится непонятно сколько — вот возьмет и пойдет завтра снег…
Настя достала из шкафа пару вещей, будто собиралась на выходные на дачу. Ну серьезно, не бежит же она из дома: понадобится что-то, приедет…
Зазвонил телефон. Явно на всю квартиру. И Настя приготовилась шептать, когда услышала в трубке радостный голос Кеши.
— Не ждала так рано? Ты что-то там говорила про кораблики? Поехали сейчас, потому что воскресный ремонт никто не отменял, — добавил он уже с настоящим смехом.
— Ты когда приедешь? Или, хочешь, я сама… Давай встретимся на Невском.
— А собака как?
— А собаку мама не отдает.
— Попугая не отдают, собаку не отдают… Я что, так и останусь жить с одной только мышкой?
Настя передернула плечами — как же ему сказать, чтобы перестал называть ее мышью!
— Я могу уговорить ее…
— Да, ладно, — ответил Кеша быстро. — Не оставлять же маму совсем одну. Захочет, потом отдаст. Я у тебя буду через пятнадцать минут. Я поднимусь?
— Не надо. Даже не надо подъезжать. Встретимся на старом месте.
— Насть, что опять случилось?
— Ты же сам сказал, что ей нужно время. И я не хочу, чтобы соседи что-то там говорили ей про меня…
— Боже, Настя, как у вас все сложно… Ну да ладно… На том же месте в сей же час. Уже тринадцать минут показывает. Одиннадцать, я проскочил светофор на мигающий желтый. Давай, жду.
Настя схватила рюкзак и бросилась к двери, но не открыла ее, вспомнив про коленки. Пришлось снять джинсы и натянуть вельветовые брюки с вышивкой — чуть мятые, зато полностью закрытые.
— Извини, пес, сегодня без прогулки…
Она потрепала Эйты за ушами.
— Вот, возьми…
Мама вышла в коридор с выстиранной и аккуратно сложенной рубашкой, а, может, даже выглаженной, но Настя, совсем не глядя, сунула ее в рюкзак и бросила поверх нее зубную щетку.
— Настя!
Пришлось поднять глаза, хотя те и отяжелели от подкативших к ним слез. Только бы не выкатились, только бы…
— Ты всегда можешь вернуться, и я у тебя ничего не спрошу.
Настя судорожно кивнула и бросилась к матери. Не повисла на шее, а просто упала на грудь.
— Ну куда ты с красными глазами пойдешь!
Мама отстранила ее и вытерла ладонью мокрые щеки.
— Иди умойся.
И Настя пошла. А толку? Кеше теперь тоже врать про перепутанные салфетки? Не прокатит.
— Я не знаю, когда приеду, — проговорила Настя, теребя ухо Эйты. — Буду рисовать на стене кактус. Может, в какой-то день днем выберусь…
— Хорошо, иди…
Мама почти подтолкнула ее в спину и закрыла дверь, не дождавшись, когда дочь ступит хотя бы на первую ступеньку лестницы. Настя тоже втянула носом сопли и спускалась не бегом, как обычно, а почти на ощупь, вцепившись в перила, которых никогда раньше не касалась.
Внедорожник стоял на прежнем месте, перегородив всем дорогу.
— Опоздание в три минуты, — Кеша не вышел встречать и сейчас просто повернулся к ней, чтобы забрать рюкзак. — Не любишь ты спокойствие соседей. Заставила меня снова быть уродом.
Швырнув рюкзак назад, он притянул Настю для поцелуя и сжал ей коленку.
— Ткань не помогает, — прошептал Кеша, меняя Настю на руль. — Откуда поплывем? От Грибоедова?
Настя пожала плечами. Он улыбнулся.
— Ты вот так, прямо в костюме?
— А я тебе в костюме не нравлюсь, что ли?
— Как-то нелепо будешь смотреться под мостами.
— Да забей ты на эти условности! Я уже сросся с пиджаками. Не замечаю их. И ехать переодеваться — полностью убить день. И потом мы пойдем куда-нибудь поужинаем, верно? Или пообедаем — решим на месте.
Пусть сам решает! Но пока он решал, отвечать на телефон или нет. Его гудки шли поверх притихшей музыки, и вот уже в самый, казалось, последний момент, Кеша все же нажал на иконку «ответить».
— Мона, я не один в машине, так что только по существу, — сказал он вместо приветствия.
На том конце воцарилась тишина. Такая же тяжелая, как и в салоне: звонок полностью выключил музыку.
— Я и звоню по существу, — услышала Настя женский голос, который показался ей смутно знакомым. — Я сортировала товар, и у меня кое-что осталось поштучного. Пытаюсь пристроить по знакомым. Собрала что-то для Тимки и… Ну в общем для малыша одежда… И там погремушки всякие, мобиль в кроватку…
Звонившая замолчала сама, а Кеша ответил совсем не сразу.
— Лида сделала аборт, — и тоже замолчал.
— Добился, значит, своего. Поздравляю.
Теперь Кеша не помедлил с ответом ни секунды.
— Это не мое решение. Они так решили с Никитой.
Настя видела, как побелели на руле его пальцы.
— И я не хочу это обсуждать. Я не один, повторяю, — он метнул в сторону Насти короткий взгляд. — Впрочем, могу взять вещи для малыша. У брата моей девушки в январе родится сын.
Снова тишина.
— Я с удовольствием отдам тебе эти вещи. Когда ты сможешь приехать? В понедельник вечером я уезжаю в Москву на неопределенное время.
— Да хоть прямо сейчас. Только мы не будем подниматься. Вернее, я один поднимусь забрать и сразу уйду. Короче, без чая.
— Зря без чая. У меня есть эклеры. Я с удовольствием напою вас чаем. Кстати, раз точно мальчик, я пару вещей доложу чисто мальчуковых.
— Мона, у нас были свои планы.
— Как скажешь, я не настаиваю. Но эклеры кто-то должен съесть. Я же их не для себя покупала.
Кеша снова метнул взгляд в сторону Насти.
— Ладно, мы поднимемся. Ставь чайник. Будем через двадцать минут. Дорога пустая.
— Жду. Пока.
И звонившая отключилась первой.
— Корректировка планов. Так всегда получается. Я не специально. Зато будет твоему брату подарок. Он маме-то сказал?
— Завтра, наверное, скажет, — ответила Настя. — Они собираются к ней в гости.
Снова тишина. Мучительная. Как и вопрос — где она слышала этот голос? Ах, да… Эта женщина звонила ей и представлялась Лидой. Кеша сказал потом, что это его секретарша, но по разговору Настя этого совсем не поняла.
— Кеша…
Он обернулся, но она не смогла спросить. Но он уже обернулся!
— Почему у вас на даче нет камина?
