Я тоже принялась помогать. Правда, моя помощь оказалась непродуктивной, едва взяла первый набросок – так и зависла. Картинки были как живые.
– Это твои рисунки? – удивилась я, на что Матвей кивнул. – Очень красиво.
– Я же говорила, что моя мама разбирается в искусстве, – улыбнулась мальчику Руся. – А тех идиотов ты не слушай, они…
– Матвей! – послышался мужской крик. – Сколько раз я просил тебя не отходить далеко от машины? Ты хоть иногда меня слушаешь или только делаешь вид?
По спине у меня поползли мурашки, сердце, казалось, на миг перестало биться, и дыхание перехватило. Время словно повернулось вспять, а потом остановилось.
Как в замедленной съемке я обернулась, чтобы встретиться глазами с… бывшим мужем.
ГЛАВА 27
Это был взрыв. Выстрел. Цунами.
Меня оглушило собственное сердцебиение, земля дрогнула под ногами, и небо тут же свалилось на голову.
«Вася, ты драматизируешь», – сказал бы мой психотерапевт. Потом назначил бы дополнительные сеансы и выписал лекарство счастья. И меня бы сразу отпустило. Наверное.
Но психотерапевта у меня не имелось. К сожалению или к радости.
Поэтому приходилось держать лицо и гасить эмоции. Они не слушались, но за эти годы я научилась с этим справляться. Я многому научилась. Только вот сердце все еще не поддавалось дрессуре, билось как бешеное, словно собиралось выпрыгнуть прямо в руки… предателя.
Дубравин тоже застыл, как на преграду напоролся, и жадно впился в меня глазами. Его осмотр отдавался жаром в моем теле, точно все не ограничилось простыми переглядываниями, а трансформировалось в совершенно другой уровень близости.
«Привет», – как ни в чем не бывало говорили его глаза.
«Привет», – так же банально отзывалась я в ответ.
«Вася», – улыбался краешками губ Дубравин.
«Кеша… – подавалась вперед я. – Зачем ты опять появился? Почему так долго не давал о себе знать?»
Ответа на эти вопросы «Дубравин в моей голове» не давал, да и я не очень-то хотела его слушать. А вот смотрела с удовольствием, насмотреться не могла.
Бывший муж заматерел. Раздался в плечах, стал как-то даже массивнее, на его висках появилась седина… Но она его совсем не портила.
– Привет, – брякнул Дубравин.
– Привет, – выдохнула я, хотя хотелось сказать совершенно другое. И ему тоже, я видела. Я чувствовала.
– Вась…
На самом деле Армагеддон не начался, это внутри меня бушевал шторм. Такой же сильный, как и в глазах бывшего мужа.
Мы сцепились взглядами. Вокруг продолжалась жизнь, но она сейчас отошла на задний план. Все выцвело, поблекло, замерло… Словно ничего вокруг не было, как и не было той долголетней разлуки…
– Мам? – выбил меня из этого состояния голосок дочери.
Я вздрогнула. Поежилась.
Хорошо хоть, шубу успела с собой захватить, а сейчас вот куталась в нее, словно бы продрогла до костей. На самом деле я просто нуждалась в какой-то преграде от взгляда Дубравина. Хоть в какой-то…
Столько лет прошло после нашей последней встречи, я думала, отболело, забылось, приглушилось и пропало, но… Нет.
«Мам?» – отчетливо прочиталось во взгляде Кеши. И меня молнией прошило от животного страха.
– Крик деструктивно действует на психику ребенка, – вдруг заявила Руся, заступая Матвея. – Судя по тому, как активно вы используете свои голосовые связки, с этой теорией вы не знакомы.
«Нужно сократить количество психологических ток-шоу, которые смотрит дочь», – решила я.
Дубравин опустил голову и уставился на мою егозу нечитаемым взглядом, а потом опять вернул его мне. Очень говорящий. У меня даже под ложечкой засосало.
Матвей не обращал на нас никакого внимания, весь был поглощен Русей. Теперь я посмотрела на этого мальчика совершенно иначе. Придирчивее.
От Кеши у него был только цвет волос и цвет глаз. А ведь, помнится, в первую нашу встречу меня сильнее всего поразило его сходство с отцом. Куда оно делось? Или то сходство было плодом моего воспаленного и раненого сознания?
– Сколько тебе лет?
– О возрасте у девушек спрашивать не принято, – фыркнула Руся, и я с удивлением обнаружила, что она кокетничает с Дубравиным. – Это признак невоспитанности.
– Ну раз ты уже знаешь о таких серьезных вещах, – присел на корточки Кеша, – то точно слышала, малышка, что крик у взрослых появляется от страха.
Руслана склонила голову набок, внимательно вглядываясь в лицо Дубравина. Что она там искала, мне было неизвестно, но вот что искал Кеша, рассматривая мою дочь, я догадывалась. И от этого понимания у меня даже спина вспотела.
– Такой большой, а чего-то еще боится, – хмыкнула Руся. – Мама говорит, что смелым покоряются любые вершины.
– А что еще говорит твоя мама? – улыбнулся Дубравин.
– Много чего. Она у меня вообще очень разговорчивая. У нас это семейное, – вздернула подбородок моя дочь. – А вы, наверное, молчун. Как и Матвей. Но он мне все равно нравится.
Я схватила Русю за руку и потянула ее к машине.
– Эй! – тут же возмутилась эта егоза.
«Бежать!» – бомбило у меня в голове. А еще лучше было исчезнуть, испариться вот в этот самый момент. Лишь бы подальше от мужчины, от близости которого у меня в ушах закладывало. И от мальчика с невероятно красивыми, но грустными глазами.
Подальше, да.
Куда-нибудь на край света.
Я чувствовала взгляд Дубравина, прожигающий мне местечко в спине между лопаток, и это только прибавляло мне скорости.
– Я не успеваю, – пожаловалась моя дочь.
– Значит, быстрее перебирай ногами, мы спешим, – выдала я.
– Но я не успела попрощаться с Матвеем! – тут же вскрикнула Руся. – И пригласить его в гости тоже. Мам!
Я даже воздухом подавилась от таких перспектив.
– Потом, – соврала я. – Как-нибудь.
До машины мы добрались так быстро, словно шли на рекорд. Мне повезло, что в кармане шубки остались ключи. Домой я ехала с таким безумным взглядом, точно все черти ада взялись преследовать. И в школу танцев за сумочкой возвращаться не стала…
Но погони не было. А вот беспокойство, растревожившее душу, имелось. И, похоже, никуда деваться не собиралось.
– Он тебе не понравился? – выбил меня из размышлений голос дочери.
Я вздрогнула и глянула в зеркало заднего вида.
«Он мне до сих пор непозволительно сильно нравится, – поймала себя на правдивой мысли я. – После стольких лет, предательств, неразберихи, грязи, боли и расставания. Пожалуй, «нравится» даже не то слово, которое здесь следует поставить».
– Кто? – Внешне я сохраняла невозмутимость.
Ради Руси.
У меня даже получилось. Только взгляд оставался больным да несвойственный мне румянец появился. Но дочь этого не заметила, слишком маленькой была, чтобы в этом разбираться. Хоть и выдавала не по возрасту взрослые речи.
– Матвей.
– Ах, Матвей. – Я даже вздохнула с облегчением. – Почему он должен был мне не понравиться?
«Наверное, потому, что как только ты узнала, чей он сын, так даже смотреть на мальчишку иначе стала», – напомнил мне внутренний голос.
– Ну я же видела, как мы убежали. Значит, не понравился.
– Ерунда.
«Врушка Вася», – не осталась в долгу внутренняя ехидина.
– Я даже сконтачиться с ним не успела, – надулась Руся. – И как мне теперь пригласить его в гости, чтобы дорисовал мой портрет?
– Ну раз Матвей рисует возле школы танцев, то вы еще обязательно встретитесь, – заверила дочь я. – Не переживай.
О моей тайной надежде, что их повторная встреча никогда не случится, она тоже не догадалась.
Весь вечер дочка была расстроенной. Я не успевала удивляться, когда она успела так прикипеть к, по сути, незнакомому мальчику.
Я даже про Пашу забыла. Да что там Вершинский! У меня перед глазами до самого утра стояло выражение лица Дубравина, с которым он смотрел на меня и Русю.
Благодаря бессоннице и тревожным мыслям, утро для меня было совершенно недобрым. И началось оно с мигрени.
