– Я видела у вас на заднем дворе баскетбольную площадку. Ты там играешь, да?
– Ну, иногда гоняю, – бормочу, никак не допирая, к чему она ведет.
– Может… – начинает и срывается. У меня следом за ней бурный вздох вылетает. – Может, потренируешь меня, пока я у вас? – шелестит, вскидывая взгляд.
«… пока я у вас… пока…»
По груди всполохом огонь прокатывается.
Да, все это временно. Забыл. Сука, забыл.
– Зачем тебе? – хриплю.
Сглатывая, напряженно в глаза вглядываюсь.
– Кирилюк от меня никак не отстанет, – вздыхает Лиза. – Если в этом семестре не сдам, даже Виктор Степанович не поможет. Да и стыдно, чтобы опять просил за меня.
Она никогда не пытается что-то строить из себя. По мимике открытая, без типичных рисовок. А я смотрю на нее и бесконечно задаюсь вопросами, суть которых всегда в одном: как же, блядь, можно быть такой красивой?
– Вечером начнем, – все, что выдвигаю.
Вывозить диалог становится практически невыполнимой задачей. И я, честно признаться, бросаюсь ждать, чтобы ушла уже. Бросаюсь, как со скалы, четко осознавая, что дверь блокирую именно я.
– Супер! – радуется Лиза. – Я приготовлю ужин и…
– Мне пора ехать, – сухо перебиваю, впиваясь при этом в нее таким взглядом, что, сука, не оторвать.
– А-а, да… Я понимаю… – мечется между мной и все еще закрытой дверью. – Откроешь?
– Может быть, – толкаю неоднозначно.
И после этого уже двусторонне взглядами врезаемся.
Лицо Лизы набирает цвет, доходя до самого яркого пунцового. У меня срывается очередной хриплый вздох. Качнувшись к ней, сливаю внимание на губы. Она их облизывает. Я тоже хочу.
Ее хочу.
Рваные губительные кадры в моей подсанкционной видеопленке: расширяющиеся зрачки, взмах ресниц, синяя венка на виске, томный вздох, яростное биение пульса на шее, втопленные в манящие меня губы зубки…
Громкий щелчок замков. Не моя заслуга. Дикарка сама катапультируется.
Дверь хлопает, оглушая. Сижу с полминуты, будто контуженный.
Она не хочет, чтобы я ее целовал? Какого хрена она не хочет, чтобы я ее целовал?
То есть, блядь, конечно же, она хочет. Все показатели выдают максимум! Умом не хочет.
Почему, блядь? Почему?
Нет, мне, безусловно, тоже не надо. Это против моих правил. И я, мать вашу, намерен их придерживаться.
Просто понять пытаюсь… Какие мотивы с ее стороны?
Так, ладно… К черту! К черту всю эту муть!
Артем *Чара* Чарушин: Как вы? Готовы?
Батя: Порядок. Мама отрывает операционный день. Минут десять, и заберут ее.
Артем *Чара* Чарушин: Мысленно с вами. Люблю.
Батя: И мы тебя любим.
34
Я здесь не для этого…
© Лиза Богданова
После занятий я немного задерживаюсь, чтобы поболтать в кафетерии с Соней и Лией. А потом отправляюсь домой. То есть к Чарушиным. Артем еще утром второго дня выдал мне комплект ключей, потому как у Рины после школы дополнительные занятия, а старшие девочки тоже чаще всего задерживаются в Одессе до вечера. Вот и получается, что я оказываюсь в доме совсем одна.
Не в силах больше сдержаться, рассматриваю семейные фотографии Чарушиных. Их так много, что кажется, всю их жизнь отследить можно – от свадьбы до сегодняшнего дня. Однако фокусировка моего внимания то и дело уходит на Артема. Никогда не думала, что чьи-то детские фотографии способны вызвать столько эмоций. В эти минуты я буквально тону в своей любви к нему.
В первой половине дня у нас состоялась короткая переписка, инициатором которой выступила я сама.
Лиза *Феечка* Богданова: Есть новости?
Артем *Чара* Чарушин: Операция прошла хорошо.
Лиза *Феечка* Богданова: Супер!
Артем *Чара* Чарушин: Да.
Лиза *Феечка* Богданова: Во сколько ты будешь дома?
Артем *Чара* Чарушин: После семи. Раньше никак.
Лиза *Феечка* Богданова: Ок.
Как я поняла из рассказов младших сестер Артема, трудится он в IT-отделе главного офиса их отцовской компании, на должности рядового программиста. Хоть все и понимают, что это старт на большие перспективы. В будущем Артем Викторович – отец Чарушина – видит сына как минимум своим партнером. А дальше и правопреемником.
Уделяю несколько часов своей работе, а когда приходит из школы Рина, иду вместе с ней на кухню. Кормлю ее мясным рулетом, который остался со вчерашнего ужина, и предлагаю помочь мне с приготовлением к сегодняшнему. Она соглашается, хотя по всем ее действиям понятно, что до болезни мамы даже чай солодить не бралась.
– Я напеку блинов, – делюсь планами. И зачем-то уточняю очевидное: – Артем их очень любит.
– Угу, Артем – блины, а ты – его, – простодушно комментирует Рина.
Я теряюсь. А потом решаю, что стыдиться мне нечего, и просто улыбаюсь на это замечание.
– Знаешь, – говорит младшенькая, не переставая хрустеть морковкой, – я вас еще когда в кинотеатре увидела, все поняла!
– Хм… Что именно? – по коже разлетается дрожь.
– Что у вас лямур!
Смотрю на Рину, не скрывая потрясения. Пока не берусь анализировать использованное ею слово. Лямур – в понимании нашей молодежи – не обязательно отождествляется с настоящей любовью. Очевидно, сестра Артема всего-навсего имела в виду определенного рода отношения.
– Пока я буду печь блины, – спокойно говорю ей, начиная греметь посудой, – ты порежешь лосось, пару огурчиков и зелень. Потом покажу тебе, как все это красиво закручивать и позже нарезать на порционные кусочки.
– Ладно… – неуверенно тянет Рина, когда я заканчиваю ее инструктировать. – Надеюсь, что не лишусь пальца.
– Не лишишься, – смеюсь я. – И даже не поранишься, если будешь осторожной.
Все реально неплохо получается. Рина достаточно быстро схватывает и повторяет мои
