за ним Айрин остудила вспыльчивого жениха, положив узкую ладонь поверх его сжавшихся в кулак пальцев.
— Они все поняли. Пойдем. Не будем устраивать представление для всех желающих, — тихо сказала она. Прекрасное настроение и предвкушение вечера наедине с любимым развеялось как дым. Подавленные, они поднялись в квартиру. Санджей еще старался разрядить обстановку, пытаясь шутить и заказав ужин в ресторане, чтобы не обременять невесту кухней, но, сам находясь на взводе, так и не смог поднять настроение Айрин.
***
Ниша вышла из машины, следовавшей за суровым господином и его женой и остановившейся у развилки, где от основного шоссе ответвлялась и убегала в сторону узкая второстепенная дорога, по которой едва мог проехать один внушительный внедорожник, а если будет суждено двум таким машинам встретились между высокими деревьями, окаймляющими кривоватую грунтовку, то они не смогут разъехаться и останутся там навсегда.
«Вот и развлечение будет местной ребятне», — посмеялась она над своими мыслями и уверенно зашагала к маячку светящихся теплым и родным светом окон дома, виднеющихся невдалеке. Там ее ждали…
Киран провожал худенькую и невысокую фигуру тоскливым взглядом. Очень хотелось задержаться и удостовериться, что Ниша благополучно добралась до дома, который, как сказала по дороге, видно было с шоссе. И Киран старался угадать — какие из мерцающих неярким светом окон ее: может быть вон те — с мягким розовым светом и силуэтом цветка на подоконнике, или те — где на светлых занавесках пляшут маленькие тени: «Наверное, дети шалят», — подумал Киран и вспомнил свою холостяцкую квартиру с минимумом необходимой мебели; тишиной, нарушаемой только звуками с улицы и работающим телевизором; нерушимый порядок, невозможный если дома есть дети; еду, заказанную в ближайшей кафешке, и Кирану очень захотелось, чтобы его кто-то ждал. Кто-то с теплыми, заботливыми руками, снимающими усталость долгого дня, с горячим ужином, за которым можно поделиться смешными историями и услышать в ответ тихий смех, перекрываемый звонкими голосами ребятишек.
Но женская фигура уже скрылась в темноте, а внедорожник, задержавшись не дольше, чем это было нужно чтобы Ниша вышла, последовал за авто хозяина.
Все это видел и внимательный наблюдатель, дожидающийся пока кортеж не скроется из вида. После этого он аккуратно въехал в деревню и, без труда определив заведение, где работники завода расслаблялись после трудового дня, направился к нему.
***
Ниша подошла к своему дому, открыла тихо скрипнувшую калитку невысокого заборчика из штакетника, выкрашенного бледно-зеленой краской, прошла по небольшому, заросшему травой дворику, поднялась на невысокое крыльцо и неслышно открыла дверь. Она окинула взглядом небольшую аккуратную гостиную — диван, укрытый сине-серо-желтым в крупную клетку пледом, был пуст; хотя папа любил в это время смотреть телевизор, его любимое кресло-качалка с потертыми подушками без хозяина тихо покачивалось под легким, задувающим сквозь окно ветерком, он же своим теплым дыханием колыхал небесно-голубую, ажурную, связанную еще мамой скатерть, свисающую с круглого стола; и неяркий огонек фитиля горящего в наполненной маслом лампаде, стоящей среди круглых махровых головок бархатцев у подножия статуэтки Матери-Богини в домашнем храме.
— Папа! — окликнула Ниша, заглянув и не найдя никого на кухне.
Со смерти мамы, отец очень сильно сдал и сейчас постоянно принимал сердечные препараты.
— Я здесь, дочка, — донесся голос из комнаты отца, куда он уходил, чтобы в тайне от дочери предаваться тоске по ушедшей жене. — Почему ты так задержалась?
Ниша вошла в его комнату — пожилой мужчина сидел на пуфе около окна и бережно перебирал листья стоящей на подоконнике китайской розы, которую, еще при жизни посадила его жена и мать Ниши. После ее смерти, отец забрал цветок к себе и сам за ним ухаживал.
— Папа, ты ужинал? Я сейчас согрею, — делая вид, что не замечает его настроения, отозвалась Ниша, а потом уже с кухни повысив голос, чтобы услышали в комнате, стала рассказывать: — Мне же дали новую ученицу — жену хозяина. Я учу ее сидеть на лошади. А еще у меня неожиданно появился дополнительный ученик, — со смехом продолжила она, надеясь заинтересовать отца, — ее охранник. Он всюду следует за девушкой. Ты знаешь… — Ниша повернулась, обращаясь к открытой двери комнаты, освещенной приглушенным розоватым светом маминого торшера, но отец уже стоял за ее спиной.
— Трудно тебе, наверное, приходится, и от меня никакой помощи, — обняв дочку за плечи сказал он. — Выдать бы тебя замуж, можно и умереть спокойно. Почему ты всем отказываешь? Ведь были такие хорошие предложения.
Ниша накрыла морщинистую ладонь отца своей твердой ладошкой.
— Папа, мне хорошо с тобой, зачем мне муж? — спросила она, вспомнив всех претендентов.
Действительно, когда Ниша вернулась домой ухаживать за больной мамой, и в деревне появилось новое лицо, отца завалили брачными предложениями, но она их все отклоняла, полагая, что не время, и отдавая все силы больной. Потом был траур и заболел папа. Время шло, о Нише стали говорить, что она слишком задается и предложения перестали поступать, но она о них и не жалела — в деревне не было никого, ради кого можно было расстаться с независимостью. Нише вполне хватало общества отца, когда он не грустил, лошадей и учеников, а вот сейчас еще и появился Киран… Мысли Ниши против воли постоянно возвращались к высокому охраннику.
— Неправильно это, дочка. У каждой женщины должен быть муж, который о ней позаботится. Как я могу спокойно умереть, зная, что отставляю тебя совсем одну?
— Вот и не торопись, — отрезала Ниша и вернула разговор к работе. — Так вот, моя ученица. Муж с нее пылинки сдувает, чуть не ковер расстилает под ее ногами, чтобы не ступала на пыльную землю. Ты знаешь, я думала, что она капризная неженка, которая боится лошадей или рассчитывает, что они встанут перед ней на колени и будет бросать грязное животное там, где с него спешится. Но она оказалась совсем другой — внимательной, сосредоточенной, старательной и нашла общий язык с одним из наших самых строптивых жеребцов, от которого стонет половина конюхов. И самое поразительное — даже поразительнее того, что подружилась с Ракшесом — она не боится грязной работы и сама почистила после себя кобылу, а потом и жеребца, — она рассказывала и выкладывала еду на ткхал — каждое блюдо в отдельную, стоящую на подносе мисочку.
— Понравилась, значит, ученица? — спросил отец и, положив на подносы роти, понес еду в гостиную. — А что за ученик? Он понравился? — вокруг черных глаз собралась сеточка морщинок, и полные губы сложились в добрую улыбку.
— Он тоже старается, — пытаясь выглядеть беззаботной, ответила дочь. — Но видно, что не доверяет коню.
