class="p">– Да за все… За все, что было и не было. Пока…
* * *
Целый вечер она не знала, как подступиться к Вике с важным разговором. Надо ведь как-то начать… Объяснить все, что с ней случилось. Так объяснить, чтобы она поняла…
– Мам, чего ты маешься, а? Такое чувство, будто сказать мне что-то хочешь… Говори, не бойся! Что-то про тебя и про дядю Сашу, да? Тебе мне сказать про это неловко?
– Нет, Вика… То есть не совсем…
– А что тогда?
– Понимаешь, я долго думала про этих людей… Ну, которые к нам приходили, помнишь? Они твои родные бабушка и дедушка…
– Да помню, конечно, мам. А что случилось? Они опять приходили, что ли?
– Нет, больше не приходили. И не придут, наверное. Они поверили, что я их никогда не прощу. А я… Я очень долго думала и теперь знаю, что могу их простить. Тебе, наверное, странно это слышать от меня, да? Ведь я сама тебя так настроила, чтобы никогда и ни за что…
– Мам! Я тоже тебе признаться должна кое в чем. Эта, которая моя бабушка, она ведь приходила ко мне в школу…
– Анна Николаевна? К тебе?
– Ну да… Мы с ней долго на скамейке сидели, разговаривали. Знаешь, мам… Мне ее потом жалко стало. Она так говорила о себе… Такие вещи…
– Какие, Вик?
– Ну… Что любая мать, когда своего ребенка защищает, становится немного того… Не совсем адекватной. В ступор впадает, не видит ничего и не слышит. И к своему же ребенку при этом жестокой становится. Знаешь, мам… Ты меня прости, конечно, но когда Анна Николаевна мне о себе это рассказывала, я поневоле о тебе думала… Ты ведь тоже со мной так… И с Юрой…
– Да, ты права, доченька. Все это звенья одной цепи, все между собой связано. Но я ведь исправляю свою ошибку, верно? Кстати, Саша сказал, что появилась возможность Юрину маму в хорошую клинику положить… Скоро мы этим вплотную займемся.
– Правда, мам? Ой, здорово как… И здорово, что ты этих людей простила… Я и сама хотела с тобой про это поговорить, но уверена была, что ты меня не услышишь! Да еще и обидишься на меня… А давай мы завтра же к ним поедем, а, мам? Представляешь, как эта Анна Николаевна обрадуется?
– Хорошо, давай поедем. Саша нас отвезет.
– Ой, мам… Какая же ты у меня… Я знала, что ты такая, что ты все можешь, мам! Ты сейчас как заколдованная принцесса из сказки, которую прекрасный принц поцеловал, и она ожила… И этот принц дядя Саша, да, мам?
Ирина рассмеялась от души, но в то же время страшно смущаясь, проговорила сквозь этот смех, махнув рукой:
– Тоже мне, принца нашла… Да как тебе такое в голову пришло, доченька? Я… принцесса. Какая же ты маленькая еще. Одни сказки пока на уме…
– Ну, сказки не сказки, а дядя Саша на тебя глаз положил, меня не обманешь! И Сонька говорит, он совсем другой стал… Все-таки хорошо мы с ней все придумали, правда? Если б Сонька не привела его тогда на мой день рождения, он бы тебя и не разглядел как следует! Не увидел, какая ты есть… Ой, я так люблю тебя, если б ты знала… Мне так хорошо сейчас…
– И я тебя очень люблю, доченька.
– Мам… А давай прямо сейчас к ним поедем, а? Ну… К этим моим… Бабушке и дедушке?
– Да поздно уже, что ты… Кто ж поздним вечером по гостям ездит?
– Так мы ж не в гости… Мы же по делу… Ну позвони дяде Саше, а? Может, он согласится нас прямо сейчас отвезти? Давай я сама Соньку наберу, она ему передаст трубку…
Ирина и опомниться не успела, а Вика уже протянула ей свой телефон, скомандовала тихо:
– Спрашивай… Там дядя Саша…
Ирина взяла телефон, протянула виновато:
– Саш… Прости за поздний звонок… Но тут Вика прямо настаивает… Хочет сейчас к Морозовым ехать. Как ты к этому отнесешься, а?
– Да нормально отнесусь, Ирина. Можно и сейчас, не проблема. А куда ехать, ты знаешь?
– Они в Липниках живут… Пятый дом, как с дороги въезжаешь…
– Ладно, разберемся. Собирайтесь, спускайтесь, я сейчас подъеду.
– А не поздно, Саш? Это удобно будет, как думаешь?
– Я думаю, для них время сейчас не имеет значения… Да хоть ночью вы решите приехать, все равно… Собирайтесь, ждите меня внизу!
Всю дорогу ехали молча, только когда свернули с большой трассы на проселочную, Вика протянула руку, сжала горячими пальцами ее ладонь. И тут же проговорила испуганно:
– Мам, у тебя руки просто ледяные… Ты чего, так сильно волнуешься?
– Да… Волнуюсь, конечно… – эхом откликнулась она. – Тревожно мне как-то…
Въехали в поселок, и она наклонилась к Саше, проговорила быстро:
– Пятый дома справа должен быть… На крыше терракотовая черепица… Да только ведь темно уже, и не разглядишь, какая и где крыша!
– Не волнуйся, найдем. Скорее всего, этот вот дом… Видишь, на столбе у ворот кнопка от домофона? Нажмешь ее, и тебе ответить должны.
– А ты? Ты не пойдешь с нами, Саш?
– Я в машине вас подожду. Сейчас вам лучше самим, без меня… Ну, чего сидите? Идите, не бойтесь ничего.
Ирина вышла из машины, подошла к воротам на ватных ногах. Вика шла рядом, держала ее под руку. Домофон тут же откликнулся голосом Павла Георгиевича, когда она нажала на кнопку, не успела она ничего ответить, как железная дверь щелкнула и открылась довольно широко, будто сама приглашала их войти.
Они и вошли… И увидели, как Павел Георгиевич торопливо спускается с крыльца, как идет им навстречу. Как улыбается счастливо и осторожно, будто боится спугнуть поздних гостей. А вслед за ним на крыльце уже показалась Анна Николаевна…
Ирина вдруг четко увидела ее лицо, будто кто-то невидимый приблизил его в густых сумерках. Увидела, как дрожат ее щеки, как невольно прижались ладони к губам. И как она хочет спуститься с высоких ступенек крыльца, да видно, что не может – ноги подкашиваются…
И бросилась к ней со всех ног, испугавшись, что и впрямь она упадет! И сама Анна Николаевна будто ждала от нее этого движения, упала ей в руки, обняла, ткнувшись лицом в плечо. Говорить не могла, только дышала тяжело и прерывисто. Потом, сдерживая рыдание, произнесла тихо:
– Девочки мои… Вы мои девочки, Вика, Ирина… Я ждала, я очень ждала… Боялась, умру… Так боялась…
– Да поживем еще, Анна Николаевна, что вы… – тихо ответила Ирина, оглаживая
