А это значит, что он не бортанул меня из вредности. Получается, Слава действительно не мог договориться о пропуске в реанимацию. Кажется, я впервые за последние дни испытываю облегчение.
А потом и вовсе полоса перестает быть такой черной, когда я получаю приглашение на очередной рекламный ролик от той же компании.
Это здорово помогает мне отвлечься. Правда, строго на определенный период. Вечером у меня продолжается ломка, под названием «позвонить и сказать приезжай». Хорошо, когда эту ломку нарушают Машины звонки. Мы говорим о какой-то ерунде, но нам обеим от этого легче.
– А ты больше не встречалась со Славой? – осторожно интересуюсь я, закидывая в рот очередную конфету.
– Нет. А что?
– Да так, интересно, как он там поживает. Может, уже нашел себе еще одну невесту.
– Да ну, прекрати. Он ради тебя от договоренности с папой отказался. Какая невеста? Вообще, он оказался очень даже неплохим. Наоборот. Я его себе другим представляла, когда папа навязывал этот брак. И знаешь, если бы я тогда не сбежала и не встретила Мишу, наверное, в будущем приняла бы этот брак. Возможно, со временем Слава бы мне даже понравился. А может, и влюбилась бы в него, – а может, и в жопу бы пошла.
– У меня важный звонок.
Сама не понимаю, как кладу трубку. Это же надо быть такой психованной… У меня определенно проблемы с головой.
На что я так разозлилась? На то, что в Архангельского можно в легкую влюбиться? Так это, блин, правда. Результат налицо. Еще несколько минут я пялюсь на мобильник, а затем встаю и начинаю приводить себя в порядок.
Да кому нужна эта чертова гордость? Ну приду я к нему сама «без дел» и что тут такого?
Смотрю на часы – половина десятого вечера. Не так уж и поздно для визита к своему мужику. Правда, вопрос своему ли, остается открытым. Я принимаюсь воспроизводить в голове заготовленную для охраны речь, но стоило только увидеть знакомые грозные лица, как все слова вылетают из головы.
Благо, один из хорошо знакомых дядек добродушно улыбается мне, но сумочку все-таки проверяет. Скорее для вида. Я не ожидала, что меня встретит какая-то незнакомая женщина лет шестидесяти.
– Я сейчас позову Вячеслава Викторовича, – это что новая домработница? Ну хоть не молоденькая и на том спасибо.
Снимаю с себя верхнюю одежду, обувь и понимаю, что выгляжу как дура в белых носках посреди гостиной. Плюхнуться на диван как раньше не могу, ибо совершенно не понимаю, в каком статусе сейчас нахожусь.
Так бы и стояла, как вкопанная, если бы не увидела спускающуюся с лестницы длинноногую красивую девушку в топике и шортах. Надо сказать, знакомую девушку. Это та самая, с которой Архангельский распивал шампанское в этом самом доме!
Не дожидаясь пока Архангельский выйдет ко мне навстречу, я бросаюсь к выходу. Чертовы ноги совершенно меня не слушаются. Каким-то чудом я наконец надеваю обувь и только тянусь за курткой как слышу голос Славы.
– Стой!
Как назло, долбаная куртка от моих нервных движений, застревает на вешалке. Дергаю в очередной раз и наконец забираю куртку. Выскакиваю на улицу, но меня тут же перехватывает за руку Слава.
Глава 37
Вложив всю силу в руку, высвобождаюсь из-под захвата Архангельского и спускаюсь по ступенькам, на ходу надевая куртку. На глазах невольно появляются слезы. Одно дело их лить по единственному родному человеку, благодаря которому я жива и хожу на своих ногах, и совершенно другое по мужчине, который нашел мне замену за какой-то долбаный месяц! Самый отвратительный месяц в моей жизни.
И если в первый раз я думала, что Архангельский привел длинноногую для того, чтобы вывести меня на эмоции и вызвать мою ревность, то сейчас о моем приходе никто не мог знать. Это невозможно спланировать.
Ненавижу! Меня так захватили обида и злость, что, не разобрав дороги, почти добежав до охраны, я поскальзываюсь и падаю на дорожку, запорошенную снегом.
Несмотря на сильный удар, я не чувствую боли. Мне скорее обидно за то, что я упала у всех на глазах, а самое главное у него.
– Денег хоть жопой жуй, а дорожку почистить не может, – ляпаю первое, что приходит на ум и в этот момент я ощущаю, как Слава подхватывает меня за предплечье. – Не трогай меня! – ударяю ладонью по его плечу и поднимаюсь сама. – Откройте ворота, – грубо бросаю я, переводя взгляд на одного из охранников.
– Не открывать, – тут же спокойно произносит Слава, чем еще больше выводит меня из себя. – Пойдем нормально поговорим. Наедине, – тянет меня за руку.
– Отвали от меня!
– Угомонись и послушай меня.
– Иди на хрен со своими рассказами. Длинноногой вешай лапшу.
– Помочь, Вячеслав Викторович? – слышу рядом голос охранника, когда мне снова удается высвободить руку из Славиного захвата и отпрянуть в сторону.
– Сам поймаю. Движение – жизнь, – улыбнувшись, произносит Архангельский, переводя на меня взгляд. Делает шаг мне на встречу, я же пячусь задом в сторону, не смотря под ноги. – Ну ладно, хочешь на людях и на морозе, давай так. Как бы банально это ни звучало – это не то, что ты подумала, – усмехается, делая очередной шаг в мою сторону. – Рита – моя двоюродная сестра. Да, длинноногая, но я не могу ей их отрезать, только потому что они тебе не нравятся, равно как и не могу запретить ей носить одежду, которую она хочет. Я не настолько всемогущ. Она живет зде…, – договорить ему не даю.
– Ты совсем меня за идиотку держишь? – а вот теперь уже я не могу скрыть усмешку в голосе. Правда, в отличие от Архангельского, она выходит у меня какой-то нервной. Сестра, блин.
Кажется, еще несколько секунд и я банально разревусь на потеху всей его охране. Меня останавливает только тот факт, что, сделав еще несколько шагов назад, я упираюсь ногами в сугроб.
– Совсем не держу тебя за идиотку. Это правда, которую можно легко проверить, если ты немного утихомиришь бушующие эмоции.
– Я тебя ненавижу.
– Так уж прямо и ненавидишь?
– Да! Чтоб ты… чтоб у тебя яйца отсохли и никогда не встал.
– Наталь, ну аккуратнее, вдруг реально не встанет, сама ж страдать будешь. Оно тебе надо? – сука! Он же просто насмехается надо мной. Толкаю его со всей силы в грудь, но он даже не пошевелился. И это еще больше выводит из себя.
– Ради всего святого, только не целься в сердце. Оно и так пострадало от стрелы Купердона. Купидона, в смысле.
Замахиваюсь в очередной раз, но уже кулаком. Только сейчас понимаю, что у меня жуть как замерзли руки. А этому хоть бы хны. Стоит в белоснежной рубашке в десятиградусный мороз и лыбится, смотря на то, как я наношу удары по его плечам, груди, животу.
Как я могла вляпаться в этого мужика? А это иначе как вляпалась не назвать. Ненавижу его, но себя больше. За бессилие и слабость, которую сейчас испытываю. За то, что появился в моей жизни. За то, что хочу его, даже сейчас, когда наношу очередной удар по его телу. За то, что смотрю на его долбаную улыбку и готова поверить в брехню о сестре, лишь бы эти странные отношения продолжились. Больная, не иначе!
Сейчас я отчетливо понимаю, что Архангельскому ни капельки не больно, ему просто весело. Он забавляется моим очередным приходом. Моим поведением и пониманием того, что я в его руках, раз пришла сама. Дважды. От этого осознания тело наполняется очередной волной злости. Я прекращаю наносить бессмысленные удары по его телу.
– Ну все? Отпустило? Теперь поговорим нормально? – хрен тебе, а не нормально.
Опускаю руку и, вдохнув в легкие морозный воздух, я со всей силы замахиваюсь ладонью по его щеке. Хлестко. Унизительно. И наверняка отрезвляюще больно, судя по тому, как меняется окраска на холеном лице Архангельского.
Вот сейчас я испытываю самую что ни на есть радость, от того, что я, наконец, стерла с его лица ухмылку. Он не ожидал от меня такого. Вижу, как изменился его взгляд и тут же дергаюсь в сторону, дабы все же свалить из этого места.
Видимо, сегодня Боженька не на моей стороне, иначе я не знаю, как объяснить то, что я снова поскальзываюсь. Правда, в этот раз падаю легло, едва коснувшись коленками снега. Только сейчас понимаю, что несмотря на мороз, начал падать колкий снег.
