– Что еще? – удивленно спросила она.
– Ну... я не рассчитываю на вашу любовь, но, возможно, вы почувствуете необходимость моего присутствия подле вас.
Екатерина Георгиевна попросила на раздумье несколько дней, а потом взяла да и пригласила к себе Солоницына.
– То есть вы зовете меня в гости? – глухим голосом спросил он.
– Нет, я приглашаю вас к сожительству, – заявила Екатерина. – Ведь именно так будет называться наше сосуществование, не правда ли?
– Да, собственно... мне все равно, как оно будет называться...
– Вот и славно. У вас ведь комната в коммуналке, а у меня – отдельная квартира.
– У меня еще есть дача... Страшненькая такая... но есть. Ее можно отремонтировать...
– Ну... дача... это потом... Если мы сможем жить вместе, тогда уж и дача пригодится. А пока... переезжайте, Николай. – Екатерина сказала и испугалась. И зачем ей все это? Ведь обратного пути не будет. По крайней мере, на некоторое время. Сама ведь пригласила...
Солоницын, будто читая ее мысли, спросил:
– Вы хорошо подумали, Екатерина Георгиевна?
Она помолчала с минуту, потом решительно тряхнула головой и ответила:
– Да. Сегодня после семи вечера я буду вас ждать.
И он пришел. Без вещей. С цветами и бутылкой вина. После того как была выпита эта бутылка, Екатерине Георгиевне показалось, что этот человек жил с ней всегда, а потому общая постель для них – совершенно естественна.
Николай предлагал ей законный брак, хотя бы для того, чтобы не вязалась партийная организация. Но Екатерина Георгиевна была непреклонна. Она сказала:
– Знаешь, Коленька, я всю жизнь себе переломала, оглядываясь на всякие организации. А потому сейчас буду жить так, как хочу. И пусть какая-нибудь организация только попробует направить меня на путь истинный. Честное слово, я сложу с себя сан доцента и пойду работать дворником, но манипулировать собой больше никому не позволю!
Никакая организация на Екатерину Георгиевну не покусилась. Слишком хороша она была на своей должности, да и студенты ее любили, несмотря на строгость и сухость преподаваемого предмета. Об одном Екатерина Георгиевна забыла. О существовании в этом мире Константина Кривицкого. Так получилось, что Родик с Эдиком слышали ее разговор с Константином и после его отъезда явились выяснять подробности собственного происхождения. Екатерине Георгиевне не хотелось рассказывать им все. Мальчики предположили, что являются детьми уехавшего Константина. Она не стала их разубеждать. Не рассказывать же им про последнюю ночь с Виталием... Не поймут. А про картины пришлось рассказать. Слишком много они слышали. Глазки у них разгорелись. Екатерине Георгиевне это не понравилось. Она поняла: близнецы не выдадут тайну своего происхождения никому, потому что раскатали губенки на картины. Они будут молчать, если она отдаст им наследство. Но отдавать не хотелось. Екатерина боялась за сыновей, а потому сказала, что картины приносят несчастье.
– Почему же ты не передашь их в музей? – спросил Эдик.
– Я не знаю, чего еще ждать от этого государства: каких революций, перестроек, дефолтов... Пусть эти картины лежат на черный день. Что бы ни случилось, у нас всегда будет что продать. После моей смерти они достанутся вам, но только в том случае, если вы по-прежнему будете называть меня бабушкой и никогда не скажете Григорию, что он вам не отец.
– Думаю, он давно уже догадался, – улыбнулся Родик.
– Почему? – встрепенулась Екатерина Георгиевна.
– Ну... мы же совсем не похожи ни на него, ни на мать. На тебя похожи и еще... на того... Константина...
– Это ни о чем не говорит... Так бывает. Я сама похожа не на родителей, а на своего деда. Это все лишь игры природы...
* * *
...Екатерина Георгиевна еще раз оттолкнулась ногой, и кресло мерно закачалось. Да, если бы она согласилась выйти замуж за Виталия, все было бы по-иному. А надо ли ей, чтобы было по-иному? Разве она может представить свою жизнь без Родика с Эдиком? Ведь у нее тогда родились бы совсем другие дети... Впрочем, Эдика уже нет. Она точно знает, что нет именно Эдика. Она, их мать, всегда умела различать близнецов, как бы одинаково они ни были одеты. Эдик всегда был более порывист, а Родик – немножко трусоват. Она знала, что они оба влюбились в Юлю. Видимо, на роду у братьев Кривицких написано, что они могут влюбляться только в одну женщину, одному придется отступить, но быть для этой женщины вечным злым демоном. И картины... Такое же вечное искушение братьев Кривицких. Почему она не отдала их в музей? Конечно, Эдик погиб из-за картин. Она давно заметила, что их нет, но решила не поднимать этого вопроса. Братья конечно же их продадут. Ну и пусть... Пусть картин больше не будет. Деньги потратятся, и тогда жизнь, возможно, пойдет другим путем, более счастливым. Неправедно нажитые Родиславом картины перестанут приносить зло братьям Кривицким. Но они принесли.
Она, Екатерина Георгиевна, никогда не спросит у Родиона, что случилось с Эдуардом. Ей ли не знать, как Родик с Эдиком любили друг друга. Раз один брат решил жить жизнью другого, значит, иначе было нельзя. Она оплакала одного из своих сыновей и приняла это. Она будет хранить их тайну, пока жива. Впрочем, у нее много тайн. Тайн, которые умрут вместе с ней.
