жаль, - шепчет, сжимая мою ладонь. И теперь тушуюсь я.
- Хорошо то, что хорошо кончается, - хрипло произношу. - Так что лучше я потерплю эту «дымовуху». Мне не привыкать к аллергикам. С младшенькими выучил, чего ожидать, осталось к особенностям старшенькой привыкнуть, - сажусь в плетеное кресло во главе стола.
- Прекрати меня так называть, Кость, - фырчит Вера, поправляя ленту в волосах. Прическа небрежная, кудри выбиваются из-под узла, локоны играют на ветру. Но это лишь придает ей особого шарма. Ведьмовского.
- Я не виноват, что вы так похожи, - спокойно говорю, что думаю, и попутно чмокаю дочек в щеки. Помогаю им устроиться на скамье рядом со мной. - Наоборот, я должен насторожиться, почему мои дети – копия няни, - подшучиваю, исподлобья смотря на Веру.
- Что? – хихикает, подавая мне блюдо с пловом. – Обвиняете меня в чем-то, Константин Юрьевич? Вот так в лоб, без доказательств? – подается вперед, пристреливая меня несерьезно грозным взглядом.
- Боже упаси, - со смехом забираю у нее вилку. Пробую рассыпчатый рис с приправами, и чуть не проглатываю всю порцию вместе с языком. – Хм, а это по-настоящему вкусно. Я думал, ты кондитер, - выдаю с набитым ртом.
- Могу сахарком присыпать, чтобы тебя не разочаровывать, - язвит Вера, а сама краснеет от моего скупого комплимента. Опускается в кресло напротив, не сводя с меня глаз.
- Пап, а вот это нам можно? – указывает Маша на одну из тарелок.
- А компотик тоже нам? – Ксюша тянется к графину. Я перехватываю его и помогаю налить в стакан.
- У Веры все можно, - говорю с улыбкой, демонстрируя полное доверие. – И при этом для неаллергиков тоже вкусно.
Возвращаюсь на место, ловлю задумчивый взгляд Веры. Вижу, как она сосредоточенно изучает стол, теребит салфетку и покусывает губы.
- А что если… - начинает она, но тут же сжимает губы.
- Что? – переспрашиваю. Любопытно, какие мысли роятся в ее рыжей головке.
- Неважно, я о своем, - отмахивается.
- Так, Вера! Говори. А то создала интригу и молчишь, - откладываю приборы. – Мне, знаешь ли, тайны аппетит портят. Останусь из-за тебя голодным.
- Да я просто подумала… Что если разработать меню с эко-десертами? Не отдельные позиции, а полностью! – чем дальше она рассказывает, тем сильнее разгорается пламя на дне ее зрачков. – Представь себе кафе, в котором для лапочек все безопасно. Не нужно бояться, что нерадивый кондитер что-то перепутает или официант принесет не твой заказ. Потому что именно здесь им можно абсолютно все. Вкусно, полезно и гипоаллергенно. Правда, придется завести отдельную книгу рецептов.
- Хорошая идея, - поддерживаю ее, вгоняя в шок своим одобрением. – Думаю, и от обычных клиентов, не страдающих аллергией, отбоя не будет. Сейчас в моде полезные сладости.
- Ну да, универсальное меню, - подпирает подбородок рукой. – Отлично. Только экспериментировать негде. Кафе у меня больше нет, - огонь в глазах стремительно гаснет.
- Будет, - чеканю убедительно.
Мысленно «проигрываю» Славину и заранее чувствую от этого больное удовлетворение. Мы обязательно доведем дело до конца, восстановим справедливость, окунем в грязь лживого Пономарева. И меня заодно, но на собственную репутацию мне стало плевать. Рыжая «старшенькая» почему-то вышла на первый план. Стараюсь ради нее и уверен в успехе.
А после победы… Я признаюсь во всем Вере. Но только когда пройдет слушание и мы получим положительное решение суда. В нашу пользу.
Сначала верну фурии кафе, а убить она меня всегда успеет…
- Костя, знаешь… - Вера говорит тихо, мягко, но конец фразы тонет в шуме грома. И на беседку внезапно обрушивается ливень.
- До-ожди-ик! – радостно визжат двойняшки, подскакивая с мест и подбегая к ограждению. Выставляют ладошки, ловят крупные капли. Мгновенно рядом оказывается Вера. Раньше меня подлетает к детям, присматривая за ними.
Спокойно, неторопливо поднимаюсь и, спрятав руки в карманы, останавливаюсь позади. Чуть поодаль, чтобы не спугнуть момент. Наблюдаю за их свободным, добрым общением. Детский смех перемешивается с наставлениями Веры – и все вместе смывается дождем. Спираль от насекомых улетает куда-то в траву. И я полной грудью вбираю запах свежести.
- И все-таки непростая твоя «дымовуха», - выдаю с сарказмом. - Признавайся, Вера, специально ливень вызывала? – и словно в отместку за мои слова несколько холодных капель падают мне на лоб. Недоуменно стираю их. - Крыша протекает, что ли? – поднимаю голову, ловлю противную струйку, и лицо становится мокрым. Морщусь, сплевываю воду и отскакиваю от этого места.
- Не знаю, за неделю впервые здесь дождь пошел, - смеется Вера. - Так что это не моя «дымовуха», Константин Юрьевич, а вы с собой непогоду привезли.
Взяв со стола чистое кухонное полотенце, она вплотную приближается ко мне.
- А это природа вас наказала за вредность и язвительность, - бережно вытирает мои влажные щеки, проводит грубой тканью по шее. Заливисто хохочет надо мной и непроизвольно прижимается, согревая своим теплом.
Еще один разряд грома – и дождь заряжает с новой силой. Навес не выдерживает, проявляя все свои слабые места. И теперь потоком воды из образовавшейся щели окатывает нас обоих.
Вера ойкает от неожиданности и утыкается лицом в мою грудь, прячась от прохладных струй. Впивается пальчиками в рубашку, сильнее льнет ко мне в поисках защиты и тепла. Отступаем к краю беседки, ближе к детям.
- Ты права, природа знает, кого наказывать, - со смешком выдыхаю в ее мокрую макушку, а сам крепче обнимаю дрожащее тело. - Так, марш в дом! – грозно приказываю.
Напоследок слегка мажу губами по спутанным кудрям, которые пахнут бисквитным коржом, щедро пропитанным сиропом. Надеюсь, она не заметила моих безумных, одержимых действий. Это ненормально – обнюхивать няньку. И, тем более, хотеть ее съесть.
Отпустив Веру, притягиваю к себе дочек. Им повезло больше – обе сухие и опрятные. С удивлением изучают нас и не понимают, как нас угораздило намокнуть внутри беседки.
- Надо убрать тут… - Вера растерянно осматривается, но я подгоняю ее жестом.
- Я сам потом все занесу, а ты девочек переоденешь. Да и сама… - окидываю ее беглым взглядом, но и этого хватает, чтобы напрячься.
Невесомая ткань легкого платья промокла до нитки и облепила красивое тело. Обвила грудь, талию, бедра. Как вторая кожа. Каждый изгиб выставила наружу, каждую округлость. Подчеркнула все достоинства, из которых буквально соткана Вера.