Возникло ощущение, будто мне дали пощечину.
— Эти песни… про меня?
Риск засмеялся как безумный.
— Вот почему я называл тебя Музой, Фрэнки, — тихо сказал Эйнджел позади меня. — Ты — Муза Риска.
— Все песни, которые я когда-либо писал, посвящены тебе, потому что я чертовски глупый и не могу тебя отпустить даже через девять лет. Но угадай что, бессердечная ты сука? Сегодня ночью ты ясно дала п-понять, что между нами всё кончено. Навсегда.
Его оскорбление задело больнее, чем следовало, потому что он никогда раньше не называл меня так.
— Ты ошибаешься, Риск.
— Неужели, искусительница? — Он попытался, но безуспешно, снова вырваться из объятий своих друзей. — Глупый Риск опять не прав, да?
— Да, — утвердительно кивнула я. — Глупый Риск. Ты такой. Я бы рассказала тебе, почему не знаю песен «Blood Oath», если бы ты спросил. Я не специально скрывала это от тебя, просто не знала, как сказать!
— Тогда скажи мне сейчас. — Он пристально посмотрел на меня. — Скажи. Мне. Фрэнки.
— Я не знаю ни одной песни вашей группы, потому что никогда не слушала их по собственному желанию. — Меня бросило в дрожь. — Я не слушаю твои песни, потому что твой голос ломает меня. Понимаешь? Он убивает меня!
Риск с трудом сохранял вертикальное положение, но его глаза не отрывались от моих. Ни разу.
— Что?
— Ты слышал меня, — закричала я. — Я не могла слышать, как ты поёшь, потому что не могла справиться с тем, как сильно мне тебя не хватало, как болело сердце без тебе. Не потому, что я ненавидела тебя. Я бы не смогла. Я люблю тебя с пятнадцати лет, ты, бессердечный ублюдок! Ты мои день и ночь!
Слёзы полились из глаз сильнее. Я ненавидела, что плачу на глазах у Мэя, Хейса, Саммер и Эйнджела. Наша с Риском драма не должна касаться их, но где бы он ни был, они всегда были рядом.
— Как дурочка, везде и всюду таскаю с собой наушники, потому что я слаба для тебя. — Я неожиданно икнула. — Бессмысленно пытаться заблокировать тебя извне, потому что слышу твой голос каждую ночь во сне. Воспоминания о тебе преследуют меня всегда, и у тебя хватает наглости говорить, что я не знаю твоих песен, потому что стёрла тебя из своей жизни? Риск, стереть тебя — значит стереть себя.
Выглядел он так, будто ему трудно дышать, и это чувство было мне слишком хорошо знакомо.
— Я не должна была приезжать сюда и оставлять маму. Не должна была соглашаться дружить с тобой, заниматься сексом, позволять тебе снова войти в мою жизнь. — Выдохнула я с болью. — Ничего не изменилось. Мы по-прежнему далеки друг от друга и, думаю, так будет всегда. Ты не подходишь мне, а я, определённо, не подхожу тебе. Мы не можем продолжать то что начали. Глупо было думать, что можно попытаться возродить отношения. Нас больше нет.
— Фрэнки, просто… просто подожди. Я не могу думать.
— Прощай, Риск. — Я пошла к двери гримерной. — Не останавливайся, рок-звезда.
Когда я повернулась и выбежала из комнаты, Риск выкрикнул моё имя, и невыносимая боль, звучавшая в его голосе, обрушилась на меня как тонна кирпичей, но бежать не прекращала. Нужно было уйти, подумать… вернуться домой в Саутволд и выбросить из головы Риска и этот, слишком большой для меня, мир. Пришло время закрыть главу Риска в моей жизни.
Проблема была одна. Как это сделать я не знала.
Глава 24
Фрэнки.
Девять лет назад…
Моя жизнь изменилась за семь дней.
Каждый свой час я отдавала маме. Спустя неделю после её аварии, я видела Риска в течение десяти часов, в общей сложности, потому что, придя домой, как правило, сразу ложилась спать. Риск часто оставался в студии допоздна, поэтому, когда приходил домой, я уже спала. А когда просыпалась на утреннюю смену в закусочную «Мэри Уэлл», он уже был в студии.
Мы с Риском скучали друг по другу. Я знала, что это не будет длиться вечно, только пока мама не войдет в привычный ритм жизни. Ровно через неделю после того, как стало известно о её болезни, мне ужасно захотелось побыть с ним, поэтому я отправилась пешком на Камберленд-роуд, где жил Мэй. На улице было очень темно, холодно и шел мелкий дождь.
Риск не знал, что я приду, это был сюрприз.
Но ближе к дому Мэя, с неба внезапно хлынул ливень. Я поспешила в сад, поднялась в студию рядом с домом и бесшумно вошла внутрь. Студия не была огромной, но ребята заставили пространство работать, используя только те инструменты, которые были нужны в данный момент.
Всё остальное повесили на стены, чтобы не мешало. Им было бы легче найти и арендовать студию на несколько часов в большом городе, расположенном не далеко от Саутволда, но на это нужны были деньги, которых у группы не было. Все средства уходили на обновление их подержанных инструментов. Они боролись за существование. Очень многое зависело от качества инструментов, а поскольку «Blood Oath» были практически неизвестны, им приходилось много работать, чтобы приобрести хорошее оборудование для улучшения звучания.
Когда закрывала за собой дверь, услышала недовольный голос Риска.
— Ты нас не слушаешь, — вздохнул Хейс. — Мы должны уехать через два дня, а ты до сих пор не сказал ей. Сказать нужно — это правильно.
— Он прав, Риск, — проворчал Мэй. — Слушай, знаю, ты думаешь, что поступаешь правильно, но последнее, что сейчас нужно Фрэнки, это ещё один большой «сюрприз».
Меня скрывала стопка усилителей наваленных возле двери. Понятия не имела, какой разговор невольно услышала, но он касался меня. Знакомое чувство тревоги, поселившееся в желудке, когда доктор О'Рурк сказал, что мама пострадала и больна, подняло свою уродливую голову и ухмыльнулось.
— Вы оба понятия не имеете, о чем говорите, — огрызнулся Риск на своих друзей. — Две плохие новости одновременно — авария и болезнь Альцгеймера — это очень много. Сейчас не самое подходящее время, рассказывать ей о том, что группе предложили контракт на запись.
— Но она будет счастлива за нас больше, чем кто-либо на этой планете, — возразил Мэй. — Фрэнки — наша фанатка номер один. Она — первая Грешница и любит нас.
— Подписание контракта — это не то, что меня волнует, приятель, — проворчал Риск. — Не это самое важное.
— Что тогда?
— Переезд в другую страну, — ответил Хейс Мэю. — Он не знает, как сказать ей об этом.
Я пыталась понять услышанное, но пока не могла. «Blood Oath» предложили заключить контракт на запись? Когда? Они переезжают в другую страну? Какую? Почему я случайно узнала об этом?
Чувствуя себя запертой в маленьком пространстве, повернулась и открыла дверь в студию, чтобы подышать свежим воздухом. Позади раздался шум, я оглянулась через плечо и встретилась взглядом с Мэем. Развернувшись, я вышла на улицу под дождь и холод январского вечера.
— Фрэнки! — раздался крик Мэя. — Чёрт! Риск, Фрэнки нас слышала! Она знает!
В голове шумело и я перешла на бег. Я услышала быстрые шаги позади себя и крепкие руки обхватили мое тело, принуждая остановиться. Я боролась, пока губы не прижались к моему уху и его голос не сказал:
— Пожалуйста, позволь мне объяснить. Пожалуйста.
— Ты сейчас хочешь объясниться? — повторила я. — Всего несколько мгновений назад, ты был решительно настроен ничего не говорить.
— Вишенка, пожалуйста, — умолял Риск, используя имя, которым называл меня только он. — Просто выслушай.
Он развернул меня лицом к себе и откинул мои мокрые волосы с лица. Я молча смотрела на него и моргнула только, когда с ночного неба хлынул дождь. Мы стояли под разбитым фонарем, который мерцал каждые несколько секунд. Ветер завывал вокруг нас, а ночной холодный воздух опалял лёгкие, стоило только вдохнуть.
— В чём дело? — потребовала я. — Я не понимаю ничего из того, что услышала.
— Пойдём под крышу…
— Я никуда не пойду, пока ты не скажешь, что, блин, происходит!
Риск откинул голову назад и выдохнул белесое облачко пара. Когда он снова посмотрел на меня, вода стекала с его спутанных, мокрых волос по скульптурному лицу.
