Ознакомительная версия.
– Ты куда? – сонно спросила Вика.
Вероника замерла, ожидая, что сестрица неуемная сейчас проснется и ей придется что-то объяснять, а объяснить она не сможет, и Виктория наверняка увяжется за ними, а сегодня среда, а в субботу им уже улетать! Но Вика снова ровно засопела, и Вера всунула ноги в белые легкие туфли-балетки. Вперед, на авантюрное свидание, к романтическому объяснению!
В крошечном ресторане, за стаканом ледяного огненно-красного каркаде, под млеющие, тающие звуки восточной музыки, Карл объяснился Веронике в своих чувствах. В чувствах нежных, возвышенных, пламенных и серьезных. Вот только устремлены они были не к ней, Вере, а к Виктории.
– У меня очень серьезные намерения, – пояснял Карл, коверкая английский более обычного, так что Вероника почти уже его и не понимала, а и не хотела понимать! – Я одинокий человек, мои родители живут в другом городе, они разведены, к сожалению, у них другие семьи, дети... У меня дом, машина, у меня есть сбережения, но нет девушки. Это очень трудно – найти себе девушку на которой хотелось бы жениться, но когда я увидел твою сестру и тебя... Рядом с вами мне так легко, так комфортабельно...
Тут он спутался и смутился. Пока Карл собирал в кучу расползшиеся английские слова, Вера рассматривала его с откровенной печалью. «Твою сестру и тебя»! Но почему все же Виктория, а не Вероника? Просто потому, что она красивее? Ну и где же логика? Да, Вика красивее, она смелая, у нее всегда была куча воздыхателей, она могла бы получить кого угодно, кого пожелает, – но почему именно этого футболиста, коротко стриженного, улыбчивого, с детскими голубыми глазами? Если бы Вики не было рядом, он наверняка влюбился бы в нее, в Веру! Он ведь только что признался, что ему рядом с ней «легко и комфортабельно»! Обида душила, подступала к глазам горячими каплями, но Веронике удалось взять себя в руки.
– Карл, не расстраивайся так. Я понимаю тебя. Скажи, я могла бы чем-то тебе помочь?
Он приободрился, заулыбался. Да, бери, бери все, что хочешь! Сердце, голову, ноги-руки, нервные клетки, которые не восстанавливаются, жизнь, которая одна! Видишь ведь: девочка растерялась от обилия экзотики, оторопела от появления нового человека, непохожего на всех! Но ему нужна только дружеская поддержка, родственное участие. Что ж, возьми хотя бы это.
– Я хотел спросить тебя... Там, в России, у Виктории... есть... – и выдохнул: – ...бойфренд?
– Нет, – мотнула головой Вера. Обманула? Да нет. Кто их разберет, бойфрендов. Мальчишки то и дело крутились вокруг сестры, провожали ее домой, приглашали в кафе, на концерты, в клубы, но ни один из них особого внимания не удостаивался. – Нет, у нее нет.
– Я стыжусь, что не мог сам поговорить с ней... Поэтому обратился к тебе. Вам скоро уезжать... Как ты думаешь, могу я ей написать?
– Вполне. – Вероника вздохнула и украдкой потянулась. Вдруг навалилась усталость, суставы стали как ватные. – Но лучше все-таки поговори с ней сам. Ты ведь ей нравишься, я знаю.
– Правда? – Он схватил ее руку, смачно поцеловал – так, что она почувствовала костяной холодок его необычайно ровных, белых зубов. – Правда? Она тебе говорила?
– Иногда слова не нужны... Я догадалась. Давай вернемся в отель, а? Мне ужасно спать хочется.
– Конечно! Какой сегодня счастливый вечер, правда, Вероника?
Вера могла бы с ним поспорить, но не стала.
– А я-то уж размечталась! – вяло бормотала она, поднимаясь в номер. – Чуть не до первенца домечталась! Невеста без места!
От усталости уже даже на переживания сил не осталось. «Утро вечера мудренее», – решила про себя Вероника и завалилась спать, дав себе честное слово поговорить с сестрой за завтраком, вырвать из своего сердца ростки обиды, зависти и прочие сорные плевелы и весело провести оставшиеся дни каникул, что бы там ни случилось! Но горечь первого неудавшегося чувства, казалось, застоялась у нее под языком и не давала уснуть, и Вере удалось соскользнуть в сон только на рассвете...
«Бессердечный манхаг», – подумала она перед тем, как заснуть, но не успела удивиться незнакомому слову на чужом языке.
А проснувшись, она сестру в номере не застала.
Они уже завтракали. Сидели за столом и смотрели друг на друга, отчаянно жуя что-то вкусненькое. Интересно, знают ли влюбленные, как смешны бывают в такие минуты? Стоять! Вон, сорные плевелы!
Собравшись с мыслями и силами, она отправилась в город – одна. И ей, чаще всего робкой и нерешительной, захотелось сделать что-то еще более дерзкое, идущее всем им наперекор – и немцу этому, будь он неладен, и сестрице. Она будто бы разом освободилась от тяжкого груза, расправила плечи и, хмелея от осознания собственной независимости и еще, наверное, от непривычно сухого, терпкого воздуха, решилась посмотреть своими собственными глазами на старый город, о котором здесь, как и о самой длинной в мире реке, рассказывали легенды.
И вот, когда высотные дома, фешенебельные отели и магазины остались позади, на берегу Нила, она и оглянуться не успела, как очутилась во власти узких кривых улочек, то и дело грозящих сомкнуться, сжать тебя древними шелудивыми ладонями стен, закрыв над тобой и без того малый проран до боли, до отчаяния синего неба. В другой раз девушка испугалась бы этой нестерпимой сжатости пространства и времени, этих непроницаемых паранджей, белых одеяний и непостижимого, как пирамиды, египетского диалекта. Однако при теперешних обстоятельствах Вера шла не особенно-то оглядываясь, к тому же веселый многоголосый шум, отзвук которого она распознала уже давно, становился все отчетливее и яснее, все ближе и все заманчивее. Одна улочка, другой кривоватый полуповорот, тут еще загиб... и Вероника зажмурилась. Прямо перед ней, словно огромный голосящий костер, заполыхал раскаленными красками древний каирский базар. От неожиданности она на мгновение отпрянула, чуть помедлила и тут же, незримо махнув на все рукой, слилась с бешеным многоречивым пламенем.
Прежде всего ее поразили ковры, разительно отличающиеся по насыщенности и вместе с тем по естественной мягкости цвета от тех, что видела она раньше. Оказывается, орнамент нужен не для украшения, а для разговора! Старинный, древний сказ шептали ей изделия неизвестных мастеров. «Маму бы сюда... – пронеслось в голове Веры, – ей бы вон тот, со звездным небом и с переплетающейся вязью понравился бы...» Рядом наперебой хвастались чеканщики, так и сяк поворачивая на солнце свои лучащиеся светом изделия. Белоснежный, как одежда бедуина, алебастр перекликался с хрупкими вещицами из слоновой кости, деревянные фигурки – с причудливыми фаянсовыми формами. Сверкал хрусталь и скромно поблескивал шифер... Какой-то запоздалый продавец керамики быстренько раскладывал свои творения прямо на громадной газете «Аль-ахран» – Вероника уже знала, что в переводе это – «Пирамиды».
Ознакомительная версия.
