Рассердившись сам на себя, что не смог подчиненной правильно объяснить задачу, шеф умолк.
Мария и вправду была худой и не очень-то заметной. Вещи не купишь, все висит как на вешалке. Но было в ней что-то такое, во взгляде что ли, ни один мужчина не пропустит. Потому что у нее эмоции через край бьют. А это мужики чувствуют. И этот Людвиг тоже чувствует. Да и она, как назло, запала на него. Понятное дело, она ведь не кукла какая-нибудь деревянная, и ей человеческие отношения нужны. А он, этот иностранец, такой ласковый, такой нежный, на пальцы ее дышит, припал к ладошке, так что внизу живота захолодело и она не может справиться со своим желанием. Приятно, когда тебя так ласкают. Останавливает одно, укатит он в свою Германию, а ей опять… анализы «на мышку» сдавать.
— Ну так что? — подняв рюмку, налитую из только что принесенного запотевшего графинчика, произнес немец. — Теперь я предлагаю выпить за нас!
— За меня и за вас вместе, — сказала Маша, осушив рюмку до дна.
Громко заигравший оркестр поднял ее с кресла.
— Мне хочется с вами потанцевать, — потянула она Людвига на площадку к оркестру.
Он поддался. Маша двумя руками обняла его за шею и, прилипнув всем телом, повисла, уткнувшись в мягкую шерсть пиджака. Ей было приятно и хорошо, она чувствовала его всего-всего. И ни какой он не враг! Доверяет она ему. Гори огнем этот ее похотливый, лживый шеф!
Людвиг, осторожно отодвинув от себя девушку, напрягся, ощущая, что так долго не выдержит. Однако оркестр распалял с неистовой силой. Саксофонист виртуозно солировал. Душещипательная мелодия пробирала до костей. Вступивший за саксофоном пианист, глядя на худенькую девушку с длинными, до плеч, распущенными волосами и элегантного иностранца, запел что-то о портовой девочке из Нагасаки.
— «У не-ей-ей такая маленькая грудь, — гудел он в микрофон, — А губы, губы алые, как маки. Уехал капитан в далекий путь, Оставив девушку из На-а-га-а-саки!»
— Пойдем ко мне наверх, — зашептал ей в ухо Людвиг.
Оторвавшись от грез, она подняла на него глаза и на секунду очнулась.
— Нет-нет, мне нужно домой! Завтра с утра на работу.
— Я тебя освобождаю от работы, можешь не ходить, — жарко зашептал ей в ухо Людвиг.
— Что вы!
— Ничего! Ты же работаешь на меня?
— Нет. Меня послали к вам. Я работаю на свою страну.
От досады немец остановился.
— Тогда пойдем есть десерт, — сухо отодвинул он от себя переводчицу.
— И кофе, — согласилась Маша.
— Если пожелаешь.
— Желаю, — томно протянула она.
За столом он, не в состоянии успокоиться, положил ей руку между коленями. Она сжала худенькие коленки.
— Маша. Мама тебя зовет так? — Не выдержав, он обнял ее.
Девушка доверчиво прильнула.
Секс так и бил из этой маленькой чертовки. Она сводила его, повидавшего мужчину, с ума. Он ничего не мог с собой поделать. Ради нее он был готов на все.
Она кивнула.
— Я тебя полюбил. — Он сказал это очень серьезно. — Так признаются у вас в любви, да?
— Ага. Сейчас вы скажете, что вы давно не любите свою жену. — Маша покачала головой, как это делают умудренные опытом женщины.
— У меня нет никакой жены. И даже любимой девушки нет.
— А сколько вам лет? — В памяти всплыли слова Афанасьева о развратных иностранцах, и она посмотрела на него с тоской.
— Сколько дашь?
— Много.
— Все же?
— Вы старше меня…
— Это важно для тебя?
— Это для меня хорошо. Терпеть не могу сопляков! — опять припомнив что-то неприятное из своей недолгой сексуальной практики, воскликнула Маша.
— Я рад. — Спешно расплачиваясь с официантом, он в нетерпении подтолкнул Марию к выходу. Замигавший свет сообщал засидевшимся посетителям, что пора-пора!
— Мое пальто и сапоги, — заметив, что они благополучно, минуя гардероб, направились в холл отеля, не очень уверенно попросила Мария.
— Сейчас. — Людвиг подошел к киоску. Продавец что-то ловко завернула ему в пакетик.
— Пойдем, я покажу тебе подарок. — Он жестом показал наверх, в номер.
— Я пойду… только никакого подарка, ну пожалуйста, — жалобно попросила Маша.
— Как знаешь, — пожав плечами, не понял Людвиг и, крепко взяв ее за руку, потянул к лифту.
Полная дама с высоким начесом и выщипанными бровями, дежурившая по этажу, окинула Машу презрительным взглядом:
— Вы кто? Паспорт.
— Я… я… — залепетала Мария.
— Она моя переводчица, — строго произнес Людвиг и положил полной даме на столик купюру.
— Спасибо, не надо, — быстро спрятав денежку в стол, защебетала надсмотрщица и предостерегающе зашептала: — Поосторожнее, у нас патруль.
— Патруль, это что? — снимая с Маши прозрачные чулки, в нетерпении шептал Людвиг.
Откинувшись на подушки, она подставила ему свое тело.
— Вот так, умница, — стаскивая с нее узкую юбку, приговаривал он. — Приподнимись. Снимаем чулочек, один, другой. — По телу девушки вновь поползли мурашки. — Тебе холодно? — заботливо спросил он. — Сейчас-сейчас я тебя согрею. Мы ляжем под одеяло. Снимаем… свитер, подними ручки. Боже, ты просто статуэтка!
Желание настолько захватило их обоих, что свитер он снять с нее не успел. Не выдержав, они бросились друг другу в объятия.
Потеряв голову от страсти, они метались по постели.
— Где? Где ты была раньше? Я столько лет бессмысленно потерял в своей жизни, — разглядывая юную худенькую женщину после секса, с обожанием шептал Людвиг. Он гладил и целовал ее тело, не желая выпускать ни на секунду.
Принимая его ласки, против которых невозможно устоять, Маша тем временем размышляла, почему мужчины такие разные. Почему жирному свину Афанасьеву требуется животный секс, Володя благосклонно позволяет любить себя и только этот деликатный иностранец чутко откликается на все ее невысказанные желания, на любой ее даже незначительный жест.
— Хочешь, пойдем в ванную? — проводя пальцем по вспотевшей ложбинке плоского живота Маши, предложил Людвиг.
— Может, скажешь, что у тебя есть шампунь?! — томно поинтересовалась разнеженная любовными играми Маша.
— Конечно. У меня целый шкаф с шампунями, — смеется Людвиг.
— Тогда хочу…
— Ты меня не утопишь? — нырнув в мягкую душистую пену, мурчит она от удовольствия. Он, захлебываясь, пытается целовать ее тело под водой.
Пузырьки с разноцветными жидкостями на полке завораживали не избалованную хорошей парфюмерией девушку.
— Вот почему ты так пахнешь! — обнюхивая его густые жесткие волосы, втягивала аромат Маша. — Я так люблю шампуни, а у нас их так трудно достать!
