Чепмен имел бестактность подать в суд на сенатора Ланкастера за незаконное расторжение контракта. Вот уж порадовались журналисты! Что может быть притягательнее обнаженной девушки, найденной мертвой в собственной постели с запиской в руке? Записка гласила: «Мой самый дорогой на свете человек, прости за то, что слишком сильно тебя любила. Если ты не можешь быть моим, лучше мне умереть». Более того, вскрытие показало, что Мисси Ланкастер была беременна.
Ненасытная публика с жадностью глотала каждую новую подробность этого скандального дела.
Грант выиграл процесс. Однако, едва судья огласил решение, он немедленно подал в отставку со своего поста. Возможно, Грант Чепмен показал себя бесчувственным бревном, но никто и никогда не смог бы обвинить его в глупости. Ему хватило ума понять, что его карьере в Вашингтоне пришел конец.
– Я… мне очень жаль, что вам пришлось столько пережить, – сказала наконец Шелли.
– Должно быть, ты одна во всей стране питала сочувствие ко мне, подлому злодею из той пьесы. – Грант грустно рассмеялся. – Неужели ты ни на минутку не поверила, что все сказанное обо мне может быть правдой? Неужели ни капли не поверила в то, что я безжалостный совратитель девственниц, и не задумалась: а не мой ли младенец умер в утробе матери, лишившей себя жизни?
Под напором его словесной бравады Шелли невольно отшатнулась. Грант понял, что его сарказм был излишним. Ему стало стыдно. Нервно проведя рукой по волосам, он тяжело вздохнул. Еще несколько секунд он не мог смотреть ей в лицо и не отрывал своего взгляда от земли.
– Извини меня, Шелли.
– Не извиняйтесь. У вас есть все основания для горечи. Что бы ни произошло между вами и Мисси Ланкастер, жертвой в итоге оказались вы.
– Где ты была, когда я так в тебе нуждался? Поднимала бы мне дух. – Он попытался улыбнуться.
– Все образуется. Люди забудут.
– А ты? – Он сделал шаг к ней.
– Что… что я?
– Забудешь ли ты, что я был замешан в скандальной истории, связанной с молодой девушкой, зная, что десять лет назад я поцеловал девушку гораздо моложе?
Боже, хоть бы какое-нибудь движение! Любой звук разбавил бы это тягостное безмолвие, нависшее над ними! Но отвлечься было не на что – все чувства Шелли сосредоточились на Гранте. Он целиком заполнял ее. Она не видела ничего, кроме него; чувствовала хвойный аромат его одеколона, слышала стук его сердца.
– То, что произошло в Пошман-Вэлли, было случайностью, – выдохнула она.
– Ты уверена? Долгое время я повторял себе, что так оно и было, но, увидев тебя на днях, вынужден был признаться себе, что все было иначе. Возможно, уже тогда я увидел в тебе будущую женщину, такую, как ты сейчас. Шелли…
– Нет, – когда он приблизился еще на шаг, она отступила. – Нет, Грант.
– Почему?
– Почему? Потому что обстоятельства все те же. – Это глупо, Шелли. Сколько тебе лет? Двадцать шесть? Двадцать семь? А мне тридцать пять. Будь я кем-то другим и познакомься мы на вечеринке, ты бы не придала нашей разнице в возрасте никакого значения.
Она сжала ладони, пытаясь унять их дрожь, а может быть, затем, чтобы не позволить себе дотронуться до него, удержаться, чтобы не убрать с его лба эту серебристую прядь, чтобы не положить ладонь на лацкан его пиджака?..
– Дело совсем не в возрасте. Я по-прежнему ваша ученица.
– В средней школе Пошман-Вэлли это имело значение. Но не здесь, и не в наше время. Думаю, мы должны признаться самим себе и друг другу в том, что тот поцелуй десять лет назад был предвестником чего-то большего. – Он подошел к ней и положил сильные ладони на ее плечи.
– Не надо, пожалуйста. Ничего больше не говорите.
– Выслушай меня, – напористо заговорил он, оттесняя ее к стене. – Когда на днях ты вошла ко мне в аудиторию, ты была словно дуновение свежего ветерка. После той трясины, в которую превратилась моя жизнь, ты явилась словно напоминание о более счастливых временах. Я никогда не забывал тот декабрьский вечер, но в моей памяти он будто затянулся дымкой, потускнел. А увидев тебя вновь, я так живо все вспомнил и вновь пережил смятение, которое испытал десять лет назад. Шелли, я хочу еще раз поцеловать тебя. Карьера моя вылетела в трубу. Я познал, сколь мимолетен, быстротечен успех. Так что из того, если кто-нибудь нас осудит? Я до смерти устал оглядываться на людей. Я хочу поцеловать тебя, Шелли. Мне совершенно нечего терять.
Он бережно взял ее за подбородок, Руки ее взметнулись, чтобы оттолкнуть Гранта, но вместо этого вцепились в его плечи. Долгое, бесконечное мгновение он вглядывался в ее большие испуганные глаза, затем склонил голову.
Губы его были теплыми, уверенными, но нежными. Они прикоснулись к ее губам – и Шелли сама не поняла, как уста ее раскрылись, повинуясь легкому напору его языка. Она услышала тихий стон, но даже не осознала, что сама издала этот звук.
Язык Гранта касался ее языка, поглаживал, дотошно исследуя. Кончиком языка Грант провел по нёбу Шелли, по зубам, проникая как можно глубже, не оставляя ничего неизведанным.
Оковы гнетущей тоски, терзавшей Шелли последние десять лет, вдруг пали. Руки ее скользнули к его шее, коснулись темных прядей, задевавших воротник. Десять лет томления и мечтаний растворились в этом поцелуе. От наплыва долго сдерживаемых чувств сердце едва не выскочило из груди.
Грант слизнул влагу, поблескивающую на ее нижней губе.
– Шелли, Шелли, Боже мой… – прошептал он. Язык его снова ринулся в этот сладкий альков, на сей раз смелее, и был встречен с равной горячностью.
Выпустив ее подбородок, Грант обвил Шелли за талию. Другая рука между тем скользнула вдоль ее спины, привлекая все ближе. Тела их соприкоснулись, и Шелли тотчас ощутила неоспоримое свидетельство его мужественности. Она испытала шок.
Это мгновенно привело ее в чувство. Ясное понимание ситуации прорвалось сквозь пелену страсти, лишившей ее здравомыслия. Упершись кулачками в грудь Гранта, Шелли откинула голову назад.
– Пусти меня, пожалуйста! – в ужасе вскрикнула она.
Он тотчас выпустил ее и отступил на шаг. Дрожащей рукой Шелли провела по лбу.
– Спасибо, что проводили меня. бой. Потом она еще долго стояла, прислонившись к двери, пока не услышала, как его медленные тяжелые шаги растаяли вдали.
Слезы, так долго сдерживаемые, наконец прорвались и хлынули водопадом.
– Отлично выглядишь, Шелли, – приветствовала она свое опухшее от слез отражение в зеркале, висевшем над раковиной в ванной комнате. Промокнув салфеткой покрасневшие глаза, она нагнулась, чтобы снова ополоснуть лицо холодной водой. Не отрывая глаз от своего зеркального отражения, она стянула махровое полотенце с крючка и сильно прижала его к глазам, в Надежде отогнать прочь неотступно преследующий ее образ Гранта Чепмена.
«Если тебе не удалось сделать это за десять лет, с чего же ты взяла, что сумеешь сейчас?» – спросила она себя. Он стал еще обаятельнее, красивее и, на ее наметанный женский взгляд, еще более мужественным, чем прежде. Со времен ее девичьей влюбленности его образ постоянно будоражил ее благополучие, но опасность та не шла ни. в какое сравнение с нынешней.
Мужчина, которого она так и не смогла забыть, снова вошел в ее жизнь, и Шелли не знала, что делать. Заливая молоком овсяные хлопья, она проклинала себя за то, что записалась к нему на семинар. В университете обучалось семь тысяч студентов, и вероятность ее случайной встречи с Грантом была ничтожной. Однако она намеренно сделала так, что они должны были встречаться по меньшей мере дважды в неделю.
Ужин ее пригорел, но она даже не почувствовала этого. После развода Шелли почти не готовила и в результате сбросила около шести килограммов, которыми обросла за пять лет замужества. Как только завершился бракоразводный процесс, она дала себе клятву никогда больше не готовить еду для мужчины; ибо Дэрил считал, что, когда бы он ни возвращался домой из больницы, на столе его должен ждать горячий ужин.
Презрение к покорной служанке, в которую она превратилась в замужестве, вызвало горький привкус во рту. Со злостью выбросив остатки хлопьев в мусорное ведро, Шелли ополоснула миску под краном.
– Больше – никогда в жизни, – поклялась она.
С Дэрилом Робинсом она познакомилась на студенческой вечеринке в первую же неделю учебы в Оклахомском университете. Она только что выпорхнула из Пошман-Вэлли, и симпатичный слушатель подготовительных курсов при медицинском колледже был для нее пределом романтических мечтаний.
После первого танца они уже не меняли партнеров до конца вечера. Во время медленных танцев Дэрил чересчур близко прижимал ее к себе, и это заставило Шелли немного понервничать, но, в конце концов, она теперь студентка. Кроме того, он не проявлял чрезмерной активности и невольно подкупал своей бесхитростной открытой улыбкой и трогательно-белокурыми локонами.
