Ознакомительная версия.
Я поднял глаза и чуть не закашлялся. Во всю 125-дюймовую панель на меня смотрела Таня. Она выглядела старше, чем я ее запомнил. В нарядном розовом платье. С распущенными волосами, в которых краснела роза. Шею украшала нитка жемчуга. Это было похоже на чудо. Как будто кто-то залез в мою голову и вытащил пазл из моих фантазий…
— А ты говоришь электроды, — Марта дала мне время прийти в себя. — Это фото с выпускного в 9-м классе. Мне тут 15 лет.
Она помолчала.
— И ты вовсе не казался мне разбалованным и трусливым. Одиноким — да. А еще очень…ммм…чувственным. Я долго тебя вспоминала. Жаль, что вы не приехали в следующем году.
Я сел на кровати вполоборота и, как завороженный, смотрел на Марту. С короткой стрижкой она была и похожа, и не похожа на Таню. Радость наполняла меня и рвалась с лица улыбкой.
— Тебе очень идет имя Марта, — это все, что я смог сказать.
— Хочешь, называй меня так. За год я привыкла.
Я все смотрел на нее. Узнавал. И чуть не ответил, что хочу называть ее по-другому. Но для этого нам нужно еще так глубоко погрузиться…
— Давай теперь ты приедешь ко мне на сеанс, — смело предложил я.
Таня засмеялась, и две обворожительные ямочки проступили на ее щеках.
— Почему бы и нет? — сказала она. — По крайней мере, мы оба хорошо знаем, к чему стремиться.
Не прошло еще и недели с 1 сентября, а директор уже вызывал Инну Викторовну к себе в кабинет. Об этом ей после первого урока шепотом сообщила секретарь Алина. Инна Викторовна, она же Инночка, или Иннуха, 33-летняя учительница биологии и классный руководитель 9-го «Б», почувствовала неприятный холодок под ложечкой. Вряд ли всплеск директорского интереса к ее персоне сулил что-то хорошее. И хотя Павел Дмитриевич вызывал в ней чувство симпатии и глубокого уважения, на негнущихся ногах она поплелась предстать пред его карие очи (а очи эти, надо сказать, Инночке покоя не давали, как и многим другим незамужним членам педколлектива — высокий усатый директор был разведен).
На этот раз предчувствие Инну Викторовну обмануло. Павел Дмитриевич приветливо ей улыбнулся и подбодрил: «Проходите, любезнейшая моя, не стесняйтесь. У меня есть для вас сюрприз!» Вот это номер! Инна насторожилась — а не придумал ли директор для нее какую-то неудобную замену? Но Павел Дмитриевич уже нашел на столе красочную глянцевую открытку и, протягивая удивленной биологичке, торжественно произнес: «Это сертификат на интенсивные курсы английского языка. Получили, можно сказать, по бартеру. Поощряю вас за хорошую работу». Инна слегка опешила. И, нет чтобы с улыбкой взять, от души поблагодарить и выйти, спросила: «Это мне? Или для класса?» Вот с этого-то вопроса и начались ее душевные терзания. Коварный Павел Дмитриевич, кареглазый покоритель педагогических сердец, гроза двоечников и лоботрясов, спокойно произнес: «А это, дорогая, как вы сами решите. Я отдаю его в полное ваше распоряжение».
От директора Инна Викторовна вышла озадаченная, но счастливая. Ее работу отметили! А значит, либо она действительно плодоносно сеяла разумное, доброе, вечное в душах молодого поколения, либо Павел Дмитриевич к ней… немного неравнодушен. Тут начался новый урок, и Инна отвлеклась на пестики и тычинки.
Ненадолго. Крамольные мысли зарождались в ее хорошенькой темноволосой головке. Кому же достанется привилегия три месяца изучать английский с заокеанскими носителями (на курсах преподавали американцы)? Беда в том, что английский был ее больным местом. Языка она, скажем прямо, не знала, могла только худо-бедно читать, а ей хотелось еще и понимать англоязычные доклады из интернета и общаться на форумах с заграничными коллегами. Но пойти учиться самой после своего же глупого вопроса казалось как-то неправильно. Непедагогично. «Лучше поощрю кого-то из учеников, — размышляла она в перерывах между рассказами о вегетативном размножении фиалок и питании членистоногих. — Но кого? Тарасову? Зяблика? Панкратова? Или все-таки Лилю?»
Дело в том, что в 9-м «Б» было два претендента на звание лучшего ученика класса. Усердная Даша Тарасова с потрясающей памятью и талантливый, схватывающий все на лету Вадим Зяблик. Оба они прекрасно учились, не уступая друг другу ни в отметках, ни в авторитете, оба защищали честь школы на олимпиадах, обоим прочили большое будущее. И оба оставались заядлыми соперниками, что доводило и учителей, и соучеников до изнеможения. Все знали: если Тарасова написала сочинение, которое зачитали на уроке, Зяблик на следующий день подготовит такой доклад по истории, что старенькая Мария Петровна будет долго тереть лоб и чувствовать себя студенткой на лекции опытного преподавателя. Дать сертификат одному — обидеть другого. К тому же оба они были из обеспеченных семей, занимались с репетиторами и знали английский, а также и немецкий намного лучше, чем могла мечтать сама Инна.
Тогда, может, наградить Сашу Панкратова? В свои 14 лет Саша был кандидатом в мастера спорта по легкой атлетике и имел несколько кубков и медалей. Школа им гордилась и посылала на все соревнования. Спортивная слава вознесла самолюбие Панкратова до высот гораздо более значительных, чем те, которые он брал в прыжках, и Саша откровенно зазнавался. А вот учиться он не любил, хорошие оценки ему ставили, скорее, из уважения к его спортивным достижениям. В этом-то и крылся подвох: хотя знание английского Саше наверняка пригодилось бы (в будущем он собирался бегать и прыгать и по территории других государств), радости от такого подарка он не почувствует: зачем напрягаться еще и на курсах?
Тогда остается Лиля. Тоненькая блондинка с белесыми ресницами, Лилечка была племянницей Инны Викторовны. Правда, не родной, а по двоюродной сестре. До сих пор это хранилось в большой тайне, и знали секрет всего два человека: Иннина подруга, учительница химии Светлана Ивановна, и Лилина подруга, незаметная девочка Женя. А вот особенное отношение Иннухи к Лиле заметили многие, как та ни старалась его скрыть. Считали, что биологичка жалеет худенькую бледную девочку, хотя это «выделение» ребятам не нравилось. Причина, однако, крылась в другом, и даже не в родственных чувствах. В свое время Лилина мать, Иннина двоюродная сестра, выручила их семью крупной суммой денег, которые взяла у мужа. Потом с молодцом-военным она разошлась, а деньги эти как бы зависли в воздухе. Лилина мама о долге никогда не напоминала, но все знали, что он есть. Отдать деньги сейчас, под кризис, было нереально. И Инна сглаживала ситуацию тем, что взяла племянницу из другой школы под свое крыло. Поощрить Лилю — это как бы покрыть проценты. Но как объяснить это классу?
Целый день Инна Викторовна была сама не своя, тасуя в голове учеников, как карты. Она безумно устала, а решение так и не приняла. И после уроков поделилась проблемой со Светой, застав химичку в их общей подсобке. «А я тебе, Иннок, давно говорю, ты ему нравишься, и это все заметили», — сделала резюме Светлана Ивановна. «Тсс! — прикрывала Инна пальчиком пухлые, наряженные в вишневую помаду губы. — Не в этом дело. Я вот решить не могу, кому сертификат отдать. Курсы хорошие». «Иди сама, — не раздумывая ни минуты, выдала ушлая Света. — Твои оболтусы и не узнают. Их родители и так выучат, а ты на свою зарплату особо не разгонишься». Инна хотела было возразить, но тут обеих педагогинь привлек шорох, раздающийся прямо из-за двери подсобки. Биологичка резко толкнула дверь — и едва не ударила по лбу высокого и не в меру любопытного Антона Захарченко, шута и балагура 9-го «Б».
«А ты что здесь делаешь? Подслушиваешь?» — набросилась на него Инна, не скрывая досады. «Помилуйте, Инна Викторовна! Я пол подметал. Вы ж меня сами дежурным назначили!» — заныл Захарченко, с деланым усердием обметая муляж фламинго. «Не ври!» — «Да не вру я. Зря кричите», — Антон состроил обиженную рожицу, бросил веник, подмигнул фламинго и строевым шагом, высоко задирая длинные ноги, вышел из класса. «Тоже мне, шут гороховый», — пробурчала Инна. Недовольство от нерешенной проблемы все больше уплотняло воздух вокруг.
Спать Инна Викторовна легла в дурном настроении.
На следующий день она чуть было не опоздала на урок. Разобранная после тяжелой ночи, уставшим голосом она вещала об особенностях парнокопытных, а сама искала в столе сертификат: его вид, казалось, должен был придать ей силы. Но глянцевой бумажки нигде не было. Она точно помнила, что положила его на атлас растений, прикрыв газетами «Биология в школе». Сертификат исчез.
На перемене Инна трижды перетрясла сумочку. По бумажке перебрала содержимое стола. Тщетно! Куда он мог деться? Ведь, кроме Светы, о нем никто не знал. Но она не возьмет.
Тут же она вспомнила, как вертела в руках сертификат, когда у доски отвечала Тарасова — и как та внимательно смотрела на красочную картонку. Вспомнила, что забыла в классе мобильный — и просила Панкратова принести телефон ей в столовую, отдав ему ключи: своим ученикам Инна всегда доверяла. Вспомнила, как на большой перемене у ее стола все время вертелась Лиля. И наконец — удивленно-наивный взгляд Захарченко, обвиненного в подслушивании. В одночасье все вокруг стали врагами.
Ознакомительная версия.
