Ознакомительная версия.
— Симпомпончик! — смачно хлопнул он ее по заднице.
— Ты что, дурак?!
От накатившей злости Симка забыла всякую осторожность, за что тут же и была наказана. Хорек схватил ее за волосы, спутав тщательно завитые и уложенные пряди.
— Проси прощения, курица, ну? Я долго валандаться с тобою не буду, враз урою!
Из глаз Симки от боли и унижения горохом посыпались крупные слезы, она привстала на цыпочки, безуспешно пытаясь отцепить его руку. Хорек, ехидно посмеиваясь, без всяких усилий цепко держал ее в своей власти. Я беспомощно огляделась. Вокруг нас словно образовалось мертвое пространство, все глядели с любопытством, но никто и не думал вмешиваться. Тут подсунулся один из приятелей Хорька, с улыбкой от уха до уха и недопитой бутылкой пива в руке. Вырвать из рук пьяного парня бутылку было минутным делом, а трахнуть ею Хорька по коротко стриженной голове и того меньше. Сноровки драться я не имела, поэтому удар вышел так себе, мало чувствительный, Хорек только удивился сильно. Тряхнув напоследок Симку так, что та, бедолага, отлетела к стенке клуба, он шагнул ко мне. Руки его угрожающе поднялись, но тут же бессильно упали.
— Привет, Тимоха! — угрюмо поприветствовал он возникшего за моей спиной спасителя. — Ты никак нанялся эту колченогую дуру охранять? За сколько подрядился-то? Али она тебе натурой платит?
Хорек кривлялся и зло балагурил, глядя куда-то поверх моей головы, видно в глаза Тимохе. Потом, круто развернувшись, врезал нетрезвому своему дружку, отчего тот согнулся пополам, процедил ругательство и ломанулся в кусты. Я облегченно перевела дух, Симка с глазами полными слез уже была возле и силилась улыбнуться. В кино мы с ней в этот вечер не пошли, не было уже никакой охоты, хотели возле речки на нашем любимом месте посидеть, да комары совсем зажрали, пришлось домой идти.
Июнь пролетел, словно его и не было, только грозами запомнился. Небо швырялось огненными вилами так часто и с такой силой, что земля гудела. В одну из таких душных и сухих грозовых ночей, когда не пролилось ни единой капли дождя, сгорел старый домишко Тимохи. Сгорел дотла, словно картонная коробка, хорошо хоть сам Тимоха смог выскочить. Перепачканные сажей, мы с бабулькой долго отмывались, потом сели чаевничать, ложиться уже смысла не было, солнце показало свой бок из-за дальних берез.
— Если бы хоть дождь был, — вздохнула я, грызя сушку. — Не повезло бедному Тимохе, прямо подлость какая-то.
Бабулька глаз не поднимала, а если и поднимала, то смотрела мимо меня.
— Подлость и есть, да еще какая! Чтоб у него руки и ноги отсохли, у проклятущего!
Я поперхнулась чаем.
— Ты про кого это, баб?
Она с укоризной, как на дите малое, посмотрела на меня:
— Я про того ирода, который избу Тимохи поджег и дверь подпер, вот про кого!
Вот тут я и испытала, что это такое, когда челюсть отваливается.
— Как же так? Да ты что? Да разве… Баб, ведь молния же!
— И полено под дверь молния твоя подставила? — осведомилась бабка, но без ехидства, а устало и печально.
— Да не видала я никакого полена, с чего ты взяла?
В ответ бабка погладила меня по плечу своей птичьей лапкой.
— Кто же эта нелюдь, баб, как ты думаешь, Хорек? — спросила я упавшим голосом.
— На Тимоху многие злы. Он держится сам по себе, в сторонке. А таких не любят и еще того простить не могут, что удачливый он.
— Ну ты и сказанула, баб, удачливый! В чем удача-то его, в том, что немой? Или что один живет в нищенской избушке на курьих ногах? Да и той теперь нет.
Бабка заулыбалась ехидно, отошло сердце немного, оттаяло.
— Молодая ты еще, вот и не примечаешь многого. Немой-то он немой, и домик был плоховат, не спорю, да только откуда знаешь, что нищенский, если не была в нем ни разу? А не подумала, на какие шиши он коней себе завел, а? Поначалу-то у него всего два конька было, цыгане украли, так он тут же купил еще лучше, да не два, а сразу пяток! Это тебе ведь не кот начхал.
— Господи! Я ж забыла совсем про них! А где же они, неужто сгорели? — И прикусила до крови губу, представив мечущихся в огне прекрасных животных.
— Сиди, чего вскинулась как ужаленная? Целы его кони. Не прост Тимоха, ох не прост! То ли почуял что, только коней он еще две ночи назад в лес перегнал. — При этих словах бабулька светло и молодо улыбнулась мне и победно вскинула голову, словно самолично все предвидела и разбила все коварные замыслы врага.
«Черт меня понес мимо магазина, — тоскливо подумала я, — нет чтобы задами прошмыгнуть. Вот стой теперь, препирайся с этим Валерой, когда уж он уедет отсюда».
— Да ты никак меня боишься? Тю, да ты покраснела, уж не влюбилась ли в меня, часом?
Я покраснела еще больше, дернулась, пытаясь вытащить руку. С этим городским красавчиком ухо востро надо держать.
— Давай вечером часов в одиннадцать встретимся у сарая Ромкиного, у него там не сеновал, а прямо дворец целый. Приходи, не трусь, я тебя не съем.
— Никакой романтики в тебе не наблюдается, давай лучше у речки, не где купаются, а левее, там еще несколько камней больших.
— Вечером у речки сыро и прохладно, — пробурчал он. — Ну да ладно, я пиджак возьму.
Я развернулась и пошла, не заботясь на этот раз о своей походке, и ни разочка даже не хроманула, как ни странно.
Еле дождалась, пока бабулька уляжется спать, бесшумно растворила окно и выбралась наружу, похвалив свою ногу и попросив ее не подводить меня сегодня. Поеживаясь от прохлады и нервного озноба, я продвигалась от куста к кусту. Валера был на месте. В закатном, уже неверном свете лицо его казалось бледным и от этого еще более красивым. Я нервно сглотнула подкативший к горлу ком.
— Ты что, раньше с Ромкой гуляла?
От этого простого и в общем-то естественного вопроса все мое смущение как рукой сняло.
— Гуляла, — ответила я с вызовом. — Даже замуж за него собиралась, такой вот дурой была, что верила всему, что он обещал.
— А по-моему, Ромка дурака свалял. Может быть, у них с Галочкой любовь случилась, только ты нисколько ее не хуже, и характер мне твой нравится.
— Да? — пролепетала я.
— А что? Ты храбрая, в обморок не падаешь и, что самое главное, не визжишь. Терпеть не могу, когда визжат. У меня от бабьего визга уши закладывает, а Галочка визжит то и дело, представляешь?
— Нет, не представляю, — честно призналась я. — А что мы все о ней говорим?
Он посмотрел на меня недоуменно, словно потерял вдруг нить разговора, и неожиданно начал хохотать. Я не выдержала и тоже прыснула. Солнце уже село, последние, слабые его отсветы догорали на небе. На свинцовой воде речки появилась рябь.
Ознакомительная версия.
