Ознакомительная версия.
Замечательно!
Через полчаса водитель притормозил у высокого здания за внушительной оградой и несколько мгновений удивленно хлопал глазами, пока пассажирка грациозно выбиралась из авто.
– А деньги? – наконец решился напомнить он.
– За такую поездку вы сами мне должны доплатить! – безапелляционно заявила Тина и в мгновение ока скрылась за воротами.
– Почему ты его не задержала, тютя?! У тебя голова-то на плечах есть, или как? Ты соображаешь что-нибудь? Он – клиент! Мы с него бабки имеем, разве не понятно? А нет бабок, нет зарплаты, будешь работать на добровольных началах, ясно?
Лена все плотней вжималась в кресло, мечтая слиться с кожаной обивкой в единое целое. Лишь бы не видеть бурого от гнева лица начальницы!
– Он что, не мог полчаса подождать, а? Я тебя спрашиваю! Ты для чего здесь посажена? Ты должна посетителей облизывать, облизывать, понимаешь? С головы до пят! А ты!
– Я облизывала! – пискнула Леночка. – Только вы не на полчаса опоздали, а на час и двадцать три минуты…
– Хоть на сутки! Начальство не опаздывает, начальство задерживается, уясни это раз и навсегда. Так, кофе мне быстро и подробный отчет, что сказал Вадим Алексеевич.
Лена с облегчением выскочила из кресла и убежала готовить кофе. К тому времени, когда она вернулась, Тина дышала уже спокойней и красные пятна ярости на ее щеках постепенно бледнели.
– Полгода сплошной нервотрепки с этим «Майским чаем», – бормотала она, – и что в итоге? Мы не можем начать работу, пока не подписан договор, а договор не подписан, потому что моя секретарша не смогла объяснить заказчику, что в городе Москве бывают пробки!
– Я же не знала, что вы в пробке, – осмелев, высказалась Лена, – я вам на сотовый звонила, а номер недоступен, я решила, что вы едете в метро и скоро будете…
– Я никогда не езжу в метро! – отрезала Тина. – Ладно, хватит об этом, рассказывай, что тут было. Он очень злился?
Леночка ответила, что наоборот, Вадим Алексеевич выглядел странно повеселевшим, когда стало ясно, что начальница опаздывает. То есть, задерживается, тут же поправилась она, и Тина подумала великодушно, что девочка не совсем безнадежна.
– Значит, повеселел, говоришь? Тогда куем железо, пока горячо. Свяжись с его секретарем и выясни, какие у него планы на сегодня.
Если не дожать Вадима Алексеевича в ближайшее время, заказ может уплыть прямо из-под носа. А этого никак нельзя допустить.
Через минуту выяснилось, что дожимать некого. Секретарь директора по рекламе сообщила, что Вадим Алексеевич сегодня в двенадцать часов улетает в Новосибирск. Часы показывали, что до полудня осталось двадцать минут. Сотовый Вадима Алексеевича был заблокирован.
– Бред какой-то, – покачала головой Тина, – как он собирался успеть на самолет, если у нас переговоры? Или его срочно вызвали? Лена! – позвала она. – Ему звонил кто-нибудь, ты не в курсе?
– Сто пятьдесят раз звонили! Но, по-моему, это были личные звонки, он так в трубку сюсюкал, тошно слушать!
– Тошно ей, – проворчала Тина, влезая в шубу, – вызови-ка мне такси, чувствительная ты наша! И закажи билет до Новосибирска.
Леночка изумленно всплеснула руками.
– Тина, вы что, за ним в Сибирь полетите?
– Я теперь за ним хоть на край света, – мрачно пошутила та, – ты мне, главное, найди адрес их новосибирского филиала. И еще, дай свой мобильный, мой сегодня обрел нового владельца.
Секретарше оставалось только хлопать глазами от удивления.
Тина выпроводила ее и достала из сейфа пачку банкнот. Задача номер один состояла в том, чтобы куда-нибудь их сложить. В карман, что ли? Или в лифчик спрятать, как сто лет назад, когда она получила первую зарплату и страшно боялась, как бы ее не вытащили в метро.
Тогда она много чего боялась.
А сейчас ей некогда! Нет времени на страх, на воспоминания, даже на то, чтобы тщательно и вдумчиво осмыслить собственную затею с преследованием Вадима Алексеевича.
Она привыкла доверять интуиции и спонтанным решениям, а сомнения просто не принимала в расчет. Сейчас сомнений не было вовсе – только охотничий азарт и минутное смятение, когда Леночка произнесла «Новосибирск».
Город Энск.
Просто город. Как миллионы других.
Она никогда не вспоминает то, чего не было.
И деньги в лифчик пихать не станет, вот еще! У нее есть замечательный кожаный портфельчик, как раз для таких внезапных путешествий.
– Лена, – уже на ходу выкрикнула Тина, – позвони ко мне домой, предупреди, что я улетаю на пару дней. – У двери она притормозила и добавила решительно: – Только не называй город. Скажи, что не знаешь точно.
– Хорошо, – медленно откликнулась секретарша, не уставая удивляться.
Жаль, она не захватила книжку, с Жаровым время пролетело бы быстрей. А так три часа полета показались вечностью…
Толмачево мало соответствовал высокому званию аэропорта сибирской столицы, но задумываться об этом было некогда. Тина быстро вышла из здания, храня на лице сосредоточенное выражение, которое мгновенно осыпалось, стоило взгляду ткнуться в горизонт.
Она забыла, и вправду забыла. Каким синим и щедрым бывает утреннее небо, забрасывая дороги пушистой белизной; какими бывают сугробы, настоящие сугробы, плотные и ослепительные; как бьет в спину, словно резкий окрик, морозный ветер.
Поеживаясь, она топталась на месте, растерянная и подавленная. Сибирская зима пробралась под шубу и крепкой, ледяной рукой встряхнула сердце, и оно натужно забилось, сотрясая тело и душу.
Глупости это, сказала она себе. Просто резкая смена климата, просто здешний холод не сравнишь с московским, слякотным февралем, а душа – душа ни при чем.
До города Тина взяла такси, не рискнув сесть в маршрутку-«газель», и, пока ехала, старалась не смотреть в окно. Паника становилась просто неприличной, чудовищной, и с каждой секундой она все отчетливей понимала, что переоценила свои силы, не смогла предусмотреть всего, не залатала брешь – одну, последнюю, едва заметную. Но внезапно ставшую важной. Будто непостижимым образом осталось приоткрытым маленькое оконце в чулане, и этого хватило, чтобы весь дом оказался под угрозой. Ее дом.
Ее мир.
Микрокосмос, в который она сбежала отсюда тринадцать лет назад, – чертова дюжина, пронеслось в голове, чертова дюжина! – который придумала сама и растила на чужой, ожесточенной земле, с корнем выдрав сорную траву воспоминаний. И запалила костер из нее, и сожгла, и пепел развеяла по ветру, и никогда не жалела об этом. Только сейчас, преодолев тысячи километров, она не преодолела себя – ту, которой зола въелась в кожу, ту, которую пламя хлестнуло до слез. Они были последними, эти слезы тринадцатилетней давности.
Ознакомительная версия.
