полчаса я кручусь вокруг кабинета, вытираю несуществующую пыль, протираю полы по третьему кругу. Только когда дверь открывается и Юсупов вылетает из кабинета злой, понимаю, что зря вообще здесь осталась. Мне бы спрятаться, стать невидимой.
Не приходят к репродуктологам просто так. Возможно, у него больше не может быть детей. Пять лет — слишком большой срок. Произойти могло что угодно, начиная аварией и заканчивая болезнями. Травмы, насколько я знаю, тоже могут повлечь за собой бесплодие, да и образ жизни. Как Дамир жил эти пять лет я не знаю, а потому старательно буравлю пол взглядом и натираю и без того блестящую плитку на полу.
— Дамир Аристархович, погодите, — следом за ним выбегает Алиса Львовна.
— Я все сказал, — чеканит каждое слово. — Она должна забеременеть, понимаете? Должна. Вы же сами говорите, что здорова.
— Да, но…
— Никаких но, Алиса Львовна.
Я подхватываю ведро, тыкаю швабру в воду и быстренько пытаюсь скрыться. Подобные разговоры уж явно не предназначены для ушей обслуживающего персонала.
— Стоять! — рявкают мне в спину.
Я замираю. Сердце колотится в груди, как бешеное. Он что… вспомнил меня? Узнал?
— Уладьте вопрос, Алиса Львовна, — он указывает на меня как раз тогда, когда я поворачиваюсь. — Не хочу, чтобы уже завтра репортеры в красках обсасывали сложившуюся ситуацию.
— Конечно, Дамир Аристархович. Не переживайте, — лебезит доктор. — Каждый сотрудник подписывает документ о неразглашении. Нарушение этого правила влечет за собой огромнейшие штрафы. Мы беспокоимся о…
— Хватит. Вопрос должен быть улажен, если нужно, я заплачу.
Все это время я молча смотрю перед собой. Делаю вид, что мне безумно интересен пол под ногами и изображаю скуку. Стараюсь не привлекать к себе внимание, чтобы Дамир меня не узнал.
— Не нужно ничего платить, — заверяет доктор.
— Надеюсь, вы меня услышали.
— Конечно.
Став свидетельницей личного разговора, я должна была готовиться к выговору на следующий же день, но вместо этого безбожно опаздывала, застряв в пробке. Мы с Кириллом проспали. Мало того, что собирались впопыхах, так еще и общественный транспорт, как назло, ехал медленно. Итог — я прибываю на работу на полчаса позже.
— Где тебя черти носят? — вспыхивает Жанна, стоит мне показаться в подсобке. — Тебя начальство с утра просит в кабинет. Ты чего натворила?
— Всего лишь увидела богатого, успешного и, судя по всему, бесплодного.
Жанка хихикает, но мне не до смеха. Она — моя прямая начальница. Ведет документацию, следит за мной и другими девочками, ведь если что-то убрано не так, как того требует регламент, на нее вешают штрафы.
— Тебя к инструктору по санитарному просвещению вызывают, Варь. Это не шутки. Ты что, слышала какой-то разговор?
— Слышала, — вздыхаю. — Даже знаю, кто приходил к нам. Правда, понятия не имею зачем.
— Действительно, — Жанка хихикает. — За чем к нашим врачам по ночам ходят? Не иначе, как чтобы детей заделать.
Мы смеемся. Жанка неожиданно поднимает мне настроение. В кабинет инструктора я иду расслабленной. Да, видела и слышала, так что теперь? Ну не уволят же меня, в самом-то деле!
— Виктор Павлович, можно? — просовываю голову в дверь.
— Ну наконец-то! — восклицает.
Первые секунды после его слов мне даже кажется, что он встанет мне на встречу, но этого естественно не происходит.
— Милочка, оставьте нас, — говорит девушке, что сидит в его кабинете.
Та спешно ретируется, а я присаживаюсь на стул, любезно указанный Виктором Павловичем.
— Вы ведь знаете, зачем я вас сюда позвал? Вот и здорово! — восклицает после моего кивка. — Вам, Варвара Дмитриевна, перечислили неплохую премию за молчание. Я сегодня же распоряжусь, чтобы она вам была отправлена.
— Спасибо. Я итак ничего никому не сказал бы, — добавляю. — У нас у всех подписанные договора, разве нет?
— Конечно, — он кивает. — Но вы сами понимаете… мы намекнули вчерашнему гостю, что вас могут перекупить, а у клиники нет денег…
— Погодите, — перебиваю его тираду. — Денег дал тот, кого я вчера видела?
— Разумеется!
— Я не возьму ни копейки, Виктор Павлович. Будьте уверены, я буду молчать, но денег мне не нужно.
— Что же вы так, Варя…
— Не хочу я денег ничьих. За молчание мне платит клиника зарплату. Я видела договор и знаю о штрафах. Большего мне не надо.
Услышав мою тираду, Виктор Павлович даже повеселел. Поверил, видимо. Любая другая на моем месте взяла бы деньги, не раздумывая. А так… а так они будут переданы либо обратно, в чем я сомневаюсь, либо на счет клиники.
— Вы расписочку мне напишите, — протягивает мне листок. — Что отказываетесь от денег и согласны перевести их в качестве благотворительности на счет клиники.
Я быстро делаю то, что просят. Заверяю Виктора Павловича, что точно не стану распространяться об увиденно и на остаток дня забываю о случившемся. За работой как-то некогда. Несмотря на то, что вчера я все вылизала до блеска, сегодня тоже есть чем заняться. По регламенту три раза в день влажная уборка и проветривание помещений, обеззараживание поверхностей. К самому вечеру и вздохнуть некогда, правда, уйти получается пораньше. После вчерашнего, видимо, никто не остается на подольше.
— Мама плишла! — кричит Кирюша и летит ко мне с раскрытыми объятиями.
Я быстро подхватываю сына на руки, прижимаю к себе сильнее, целую в пухлую щечку. Соскучилась невероятно. Вчера была подавленной после встречи с его отцом и не смогла должным образом уделить ему внимания. Да и уснул Кирюша рано: замотался в детском саду.
— Пойдем на касели? — выпрашивает сынишка.
— Конечно, пойдем, милый.
Может быть я и лишила сына отцовского воспитания и возможности общаться с бабушкой и дедушкой, но это никак не влияет на рост и развитие Кирилла. Он ходит в садик, получает всю мою любовь, которой, как мне кажется, иногда даже слишком много. Он правильно развивается, хорошо разговаривает на свой возраст. Я сделала все, что в моих силах и горжусь тем, что так никому и не сказала о ребенке. Даже папа с мамой не знают. Мы не общаемся почти пять лет, и я не собираюсь это как-то менять.
Дамир
На тесте снова одна полоска, а в руках
