class="p1">— Я уже поела, мам. Не беспокойся. — закрывает за собой дверь и подходит ко мне на цыпочках, — папа сейчас сказал что если я не хочу лишиться рыбок, то я должна уговорить тебя быть послушной и выполнять все его распоряжения.
— А ты ему что ответила? — в принципе, после всего я готова к любому развитию событий. Или почти к любому.
— Ничего. — Вера пожимает плечами, — Я пришла к тебе спросить. Он что, собирается отдать моих рыбок?
Или сожрать. Кто ж знает этого идиота. Интересно, как Максиму дали кандидатскую? Он же тупой.
— Нет, малыш, рыбки останутся в целости и сохранности. Мы скорее всего переедем. Но рыбок обязательно с собой возьмем.
— Куда мы переедем? — глаза дочери округляются. Простые вопросы, на которые нет ответов. — И почему?
— Видишь ли, папа будет тут жить с этой женщиной…
— Тут?
— Да, в этой квартире.
Лицо Веры вытягивается. Ребенок не понимает что происходит, как так вышло что папа съехал с катушек. Ее огромные глаза стали еще больше, затем она кивает и, вылетев в коридор, слышу, начинает орать на Максима:
— Папа, зачем тебе проститутка?! Мы же лучше! Мы лучше!
Ее звонкий голосок раздается по всей квартире, я в панике сажаю Егорку на диван и мчу в спальню где, заливаясь слезами, Вера кричит на своего непутевого отца, а он, сидя на кровати, не скрывая злобы, шипит в ответ:
— Когда ты вырастишь, поймешь…
Марина сидит на другой стороне кровати, вытянув ноги и криво усмехаясь. И в ее лице я вижу столько презрения ко всем, что возникает невольный вопрос: а этого дурака она действительно любит или что? Зачем он ей? Но сейчас не до того. Я обнимаю Веру и, гладя ее по голове, тихо говорю:
— Успокойся, мама и папа все сами решат, все будет хорошо…
— Не будет! — рявкает дочь и, вырвавшись из моих объятий, бежит в свою комнату, плакать дальше, а я остаюсь стоять в спальне, глядя на мужа. Тот в мою сторону даже не смотрит, сидит, растерянный.
— Ты этого хотел? — глухо уточняю.
— Тебе надо было подготовить ребенка.
— Марина, у меня один вопрос, — утыкаюсь взглядом на стерву, — Ты точно уверена что оно тебе надо? Ты подумай, я потом этого дурака обратно не возьму.
Телка поднимается с кровати и подходит вплотную ко мне:
— Катись отсюда, корова. Видишь же, твои птенчики недовольны. Или что? Нравится скандалить?
— Мне надо куда-то идти. А не просто из дома.
— Плевать я хотела куда ты пойдешь, главное сейчас, — кивает в сторону двери. В ее тоне столько уверенности, будто это она жена, а я — любовница.
— Максим! — пытаюсь привлечь внимание мужа, но черта с два. Все также сидит, шкаф перед собой разглядывает. — Максим, мне нужно хотя бы пятьдесят тысяч.
— У меня нет денег. — бурчит в ответ.
— Займи у Марины.
— Нельзя унижать мужа, — наставительно сообщает стерва, — Какая же ты дурочка! Я тебя поучу немного. Хочешь чтобы мужик не ушел к другой, надо, во-первых, вовремя рот закрывать, во-вторых, следить за собой, а не ходить в стиле девяностых. Или ты до сих пор шмотки на рынке покупаешь? В-третьих, развлекать в постели мужа, а не быть бревном, а, в-четвертых…
Лекцию прерывает пиликанье домофона.
— Кто это? — шиплю.
— Понятия не имею, может друзья Веры. Пошли их на хрен, — отвечает муж, поднимаясь. Однако я не шевелюсь. Слышу как дочь бежит в прихожую, домофон затихает, — Вика, ну правда, ты уже утомила. Наша семейная жизнь не складывается, что ты хочешь? Ну что?
— Денег дай хотя бы на первое время, и я уйду.
— У мамы попроси.
— Ты мне муж пока что. Забыл? Ты меня выгоняешь без денег, без всего на улицу. Очнись, блин! — я уже перехожу на крик, я в отчаянии. Неужели он даже денег не даст? Как я с ним жила столько лет? Где мои глаза были? Права Марина, дура я! Клиническая дура.
Хлопает входная дверь, что вызывает у муженька явное беспокойство.
— Кто там?
Раздаются шаги по коридору, и через секунду возле спальни появляется Женя, ее муж, бородатый кареглазый мужик в длинной черной рясе, и видимо его коллега, тоже в темной одежде.
— Отец Федор? — у меня глаза на лоб лезут.
Моя подруга человек решительный, но чтобы настолько быстро все организовать… Хотя… Служба у батюшки до семи. А сейчас восемь. И вряд ли пока ее муж был в церкви, сидела сложа руки.
Отец Федор строгий, даже жесткий, но жалостливый и справедливый.
— Мужайся, дочь, — раздается громовой бас. Вид у батюшки и в обычное время-то жутковатый, а сейчас на него и вовсе смотреть страшно.
— Вы тут по какому праву? — начинает Максим, но договорить у него не выходит.
— Ох, срамник! До чего дожили! Бог все видит! — громко и степенно причитает батюшка, затем, оглядев спальню, заключает, — Идем, Виктория, нашел я тебе дом. Поживешь с детками у одной хорошей женщины сколько надо. Она вдова, очень благочестива… Мы тебе поможем. А ты, — он снова поворачивается к Максиму и, потрясая указательным пальцем, произносит, — Землю есть будешь!
— Вы не имеете право распоряжаться тут! — Марина в коротеньком халате, сообразив что Максим спекся, с вызовом смотрит на батюшку. Как ни странно, я не чувствую в ней той уверенности, что была буквально пару минут назад.
— Умойся, блудница! — отец Федор переключается на Марину, показывая пальцем на ее накрашенные вареники, — Убери кровь ада со своих губ. Твое дело молить Бога о прощении.
Дав дельные рекомендации, батюшка идет в комнату к Егорке, а Женя, заглянув в спальню и найдя глазами слегка растерявшуюся Марину, едва слышно шипит:
— А я тебе, курва, все патлы выдеру!
Я считаю что любовь — это цветок, который нужно беречь обоим. Цветок, который стоит только перестать поливать одному человеку, и второй его уже не спасет. Возможно я излишне романтичен, но в наше время мало кто способен на подобное.
Мне становится смешно когда Вика начинает предъявлять мне претензии за Марину. В такие моменты я хочу ее спросить, а что она сделала
